Егор дружил с Еленой с детства.
– Скажи, а ты был у нее в больнице? Ты врешь…
Егор горько рассмеялся и покачал головой.
Егор замкнулся в себе. Елена была для него хуже во сто крат, больше, чем измена матери или даже брата. В этом Егор был убежден – но какое отношение это могло иметь к родителям и сестре? А мать?.. Елена всегда была и оставалась для него всем, она не пыталась взглянуть на него с позиции отца, чужого отца, в которого Егор не был и никогда не будет влюблен. Сейчас она была для Егора всем, всю жизнь.
- Только помни, - сказал Егор. - Как только ты в ней разочаруешься – все кончено.
– Хорошо, - ответил Лешка.
Теперь, сидя на заднем сиденье «Лэнд-Крузера», они могли обняться – и никто их не видел. Никто не знал, что Елена вовсе не плачет, уткнувшись в плечо Егора, а шепчет ему что-то на ухо. Она шептала, а Лешка искал слова, чтобы до конца понять ее, чтобы она не вызвала сомнений в его любви к ней.
Тени скользили по стеклу. Там, где только что был солнечно-зеленый лес, теперь белела степь, прорезанная длинными и ровными канавами. Тени бежали по траве, по ржавым крышам брошенных зданий – по мертвой земле. Тропинка вильнула, и скоро показался длинный забор, возле которого стояли два будки, выкрашенные под серый бетон. Возле одной из них появился человек в такой же светлой куртке, как и у Егора.
«Макаров», - понял Леша, у которого сразу же противно засосало под ложечкой.
Человек махнул рукой, и из будки появилась физиономия охранника, или сторожа, или как его там. Брови его были сдвинуты, в глазах отражались большие и глупые желтые фонари, на поясе, на котором висели кобура с «Макаровым» и ножны от него, поблескивала связка ключей.
Ежели бы они неслись сейчас под мостом, Леша бы опустил стекло. Он и тут не боялся охранников – его отец был достаточно уважаемым человеком , и в делах с бандитами никогда не шел против закона, а уж в политике был настоящим мудрецом.