Потеря и процесс горевания (ч.2).
Элизабет Кюблер-Росс, американский психолог швейцарского происхождения, создательница концепции психологической помощи умирающим больным и исследовательница околосмертных переживаний. Её книга «О смерти и умирании» 1969 года стала бестселлером в США.
Она выделила стадии принятия неизбежности смерти, как близких людей, так и неотвратимости своей собственной.
1. Шок. Переживать шок человек может от нескольких минут до нескольких дней. Реакция может быть затормаживающей, задерживающей, превратиться в оцепенение, неподвижность. Образуется вязкость мышления, речь либо запаздывает, либо наоборот, опережает мысли. Вместо оцепенения также может быть суетливая активность. Часто люди проходят сквозь все необходимые ритуалы (организация похорон, поминки, любое необходимое общение и взаимодействие) в состоянии шока.
2. Отрицание. Отрицание может начаться как сразу после, так и одновременно с шоком и одновременно с шоком разворачиваться. Если отрицание не сплавлено с шоком и проходить как отдельная стадия, то в среднем эта стадия длится до 2-3 недель со дня смерти близкого. По сути это неверие в реальность происходящего, в действительность потери. В том случае, если человек пропал без вести и нет подтверждения его смерти, то его близкие часто застревают именно на этой стадии. Ждут годами, не могут поверить в случившееся. "Этого не может быть! Это какая-то ошибка! Это сон, я не могу поверить." Отрицание может также принимать специфическую форму, когда переживания изолируются от текущего опыта. Человек настолько не может поверить, что даже не может ни обсуждать, ни говорить о смерти близкого, не отвечает на вопросы, связанные с потерей, переводит разговор сразу же на что-то совершенно постороннее. Иногда бывает и такое, что человек ведет себя так, как будто ничего не случилось, никто не умер. Как будто умерший вот-вот вернется, ему надо приготовить обед, надо погладить одежду, убрать в его комнате.
"Начинался бред... Потом она уснула... чтобы никогда больше не просыпаться. Она умерла тихо, так тихо, что никто не заметил ее кончины...
Я задремала, прикорнув щекою к ее худенькой руке, а проснулась под утро от ощущения холода на моем лице. Рука мамы сделалась синей и холодной, как мрамор... А у ног ее бился, рыдая, мой бедный, осиротевший отец.
Гори просыпался... Лучи восхода осветили печальную картину. Я не могла плакать, хотя ясно сознавала случившееся. Точно ледяные оковы сковали мое сердце..." (Лидия Чарская. Княжна Джаваха).
3. Гнев (агрессия). После того, как пройдены первые две стадии, начинается стадия конфронтации с травмирующим опытом. Этот опыт проникает в сознание, осознается, от него никуда уже не деться, и возникает гнев. Агрессия возникает как результат регрессии. Это детская позиция, искреннее возмущение, обида, злость. "Почему это произошло? Почему не спасли? Почему так? За что это мне?". Конечно, эти вопросы не имеют ответов, но ответы горюющему и не нужны. Горевание как процесс проходит так, чтобы адаптировать человека к новой жизни, жизни в ситуации, где близкого нет и не будет никогда. Если мы наблюдаем гнев и ярость у горюющего, обязательно надо дать этим чувствам место, позволить выразить и ярость, и обиду, и гнев, и злость. На смену агрессивным всплескам должно прийти опустошение, бессилие. Эта стадия обычно длится до двух недель. Конечно, все называемые сроки очень условны, причем как уже отмечалось для второй стадии, они могут сцепляться друг с другом и проходить одновременно, тогда состояния сменяют одно другое.
"Бабушка получила ужасную весть только с нашим приездом, и горесть ее была необыкновенна. Нас не пускали к ней, потому что она целую неделю была в беспамятстве, доктора боялись за ее жизнь, тем более что она не только не хотела принимать никакого лекарства, но ни с кем не говорила, не спала и не принимала никакой пищи. Иногда, сидя одна в комнате, на своем кресле, она вдруг начинала смеяться, потом рыдать без слез, с ней делались конвульсии, и она кричала неистовым голосом бессмысленные или ужасные слова. Это было первое сильное горе, которое поразило ее, и это горе привело ее в отчаяние. Ей нужно было обвинять кого-нибудь в своем несчастии, и она говорила страшные слова, грозила кому-то с необыкновенной силой, вскакивала с кресел, скорыми, большими шагами ходила по комнате и потом падала без чувств.
Один раз я вошел в ее комнату: она сидела, по обыкновению, на своем кресле и, казалось, была спокойна; но меня поразил ее взгляд. Глаза ее были очень открыты, но взор неопределенен и туп: она смотрела прямо на меня, но, должно быть, не видала. Губы ее начали медленно улыбаться, и она заговорила трогательным, нежным голосом: "Поди сюда, мой дружок, подойди, мой ангел". Я думал, что она обращается ко мне, и подошел ближе, но она смотрела не на меня. "Ах, коли бы ты знала, душа моя, как я мучилась и как теперь рада, что ты приехала..." Я понял, что она воображала видеть maman, и остановился. "А мне сказали, что тебя нет, - продолжала она, нахмурившись, - вот вздор! Разве ты можешь умереть прежде меня?" - и она захохотала страшным истерическим хохотом.
Только люди, способные сильно любить, могут испытывать и сильные огорчения; но та же потребность любить служит для них противодействием горести и исцеляет их. От этого моральная природа человека еще живучее природы физической. Горе никогда не убивает.
Через неделю бабушка могла плакать, и ей стало лучше." (Л.Н.Толстой. Детство).