Евгений Викторович поставил на плиту старенький алюминиевый чайник. Достал батон хлеба, отрезал кусок (нарезной батон он никогда не покупал), взял из холодильника сливочное масло, разложил на столе газету. Еще пара минут и будет нехитрый завтрак, к которому Евгений Викторович привык за много лет. Не привык он только к тому, что скоро придется завтракать без варенья. Антонина Петровна — супруга Евгения Викторовича, умерла год назад. Всегда их дом был полон заготовок, продукты для которых щедро дарили шесть соток. Баба Тоня с большой любовью окучивала, полола, поливала овощи и фрукты. Урожай каждый год был отменным — только банки в кладовке звенели. Иной раз заглядится Евгений Викторович на какую-нибудь заморскую консерву, а Антонина Петровна смеется:
— Я тебе капустки с клюквой открою. Ну их!
— А может хоть шпроты к Новому году? — не желая расставаться с блестящей баночкой, не сдавался муж.
— Никогда не жили хорошо — не надо и начинать, — парировала жена. — Я тебе минтай с молочком в духовке сделаю.
В заботе друг о друге прожили 60 лет! И не смущал их ни старенький алюминиевый чайник, ни железная скрипучая кровать (которую Евгений Викторович постоянно смазывал). Каждую сэкономленную копеечку старались отложить — отдавать то некому. Детей родить у Антонины Петровны не получилось: так и прожили всю жизнь вдвоем — в мечтах о собственном доме. Не о хоромах, конечно, грезили, а просто о добротном домишке вместо имеющейся развалюхи. Картоха есть, заготовки светятся пыльными бочками, хлеб да масло покупай, ну и мяско по акции — и всё будет хорошо.
Иногда засмотрится Евгений Викторович на костюм в витрине, а Антони Петровна смеется:
— Ну зачем тебе, Женюшка?
— А как надену — влюбишься в меня еще сильнее! — улыбался Евгений Викторович.
— Так я тебя и без костюма люблю дуралея. Куда ты в нем пойдешь? Грядки полоть?
Первое время без Тонечки хворал Евгений Викторович. Так хворал, что не мог варенье для завтрака взять — сразу жену вспоминал и за нитроглицерин хватался. Около месяца прожил полуголодным — потом Тонечка приснилась — не говорила ничего, но вид у нее был расстроенный. Понял Евгений Викторович: не так что-то делает. Надо исправляться. Достал утром банку с клубничным вареньем и начал есть. Через слезы ел. Потом уже тошнота подкатила. Потом полдня в туалете просидел, но тоска хватку ослабила. С того дня начал Евгений Викторович учиться жить один — ничего и никого у него, кроме мечты не осталось. И нескольких банок с закатками…
Этим утром Евгений Викторович с легким ворчанием листал газету («вести с полей» — как он ее называл). Заметка о бедственном положении местного социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних непривычно царапнула. Он снова вернулся к материалу: дети попадают в центр, когда в их семье случается беда — как правило, неблагополучные родители. Забирают в центр, кормят, одевают, водят в школу, помогают делать уроки и дарят подарки на день рождения. Для многих детей такая забота непривычна и даже выглядит дикой. Но потихоньку в тепле и заботе ребятишки раскрываются, у них появляются увлечения. С центром, о котором читал Евгений Викторович, приключалась следующая беда: потекла крыша. Крышу отремонтировать не на что — финансированием в этом году уже не предусмотрено (и не факт, что будет в следующем). Капает вода в тазики и ковшики, сырость, влажность — уже и плесень кое-где появилась. А другого дома у малышни нет.
Когда-то Евгений Викторович (когда еще Викторовичем и не был) — вместе с Антониной Петровной (которая до Петровны ещё не дотягивала) мечтали о детях так сильно, что появиться они могли только от одного желания. Однако год не получилось, второй, третий. Это сейчас все проблемы спихивают на экологию, а раньше на сглазы разные да порчи.
Тонечка с красными глазами всех бабок обошла — клялись, что помогут. Видели черт знает что: бубнили, гудели, руками махали, заставляли пить невкусные травы по часам.
Но урожая добиться не удалось — не плодородной оказалась Тонечка. И однажды собрала она ночью свои вещички, и дверь тихонечко за собой притворила — чтобы любимого мужа не разбудить.
Целых три месяца искал беглянку Евгений Викторович. Чудом нашел у каких-то дальних и неслыханных родственниках. Как увидел — так и зарычал. Тоня испугалась, а у мужа слов нет — то рычит, то воет. На одно только слово оказался способен «Домой!». Тоня даже оправдываться не стала — также быстро собралась и пошла с мужем — только испуганные родственники вслед неистово крестили.
Перед автобусом Евгений еще не Викторович (а может уже и Викторович), не выпуская жениной ладошки, сказал:
— Не дал бог детей — значит, не надо. А еще раз такой канделябр отвесишь — накажу!
Тонечка лишь головой закивала — как скажешь, любимый.
Откинув газету, словно гадюку, Евгений Викторович загрузил себя делами сверх нормы. Сделал всё, что хотел и планировал на будущее. Но мысленно возвращался к детскому приюту и ребятишкам, которых забрали от родителей алкоголиков и наркоманов. Даже и не знает он — то ли ночью сон приснился, то ли наяву пришла Антонина Петровна, но была она в этот раз в хорошем настроении, хоть и немногословна:
— Дом — не дом… Не жили хорошо — нечего и начинать.
Утром Евгений Викторович съел свой традиционный завтрак, но газету читать не стал — некогда. На пыльном автобусе добрался до города, а там час тыкал девушке-оператору в лицо газету, в которой был указан расчетный счет. Девушка все время сомневалась «Вы уверены?», «Вы хорошо подумали?». Видела ведь, что миллион рублей — все деньги, что были на счету Евгения Викторовича, появились там не вчера и не месяц назад. Год за годом собирал старик баснословную сумму, грезя вместе с женой о добротном доме. А сейчас просит перечислить на расчетный счет какого-то центра для несовершеннолетних.
Евгений Викторович вышел из банка мокрый от духоты и борьбы с молоденькой девчонкой. Но на душе было так светло — прямо петь хотелось. А еще не сегодня-завтра надо будет съездить в этот центр и проследить за починкой крыши — уж он-то толк в этом понимает! И петь почему-то захотелось еще сильнее — ну прям на всю улицу!..
Это реальная история, которая произошла с реальным человеком
