В последней трети ХХ века в разных странах правые, угрожая левым «ночью длинных ножей», писали на стенах домов «Джакарта». Это слово появлялось на улицах Афин в 1967-м, Сантьяго-де-Чили и Монтевидео в 1973-м, Лиссабона в 1975-м, Буэнос-Айреса в 1976-м и Ла-Паса в 1980-м. Тогда все понимали, что это значит. Осенью 1965 года в Индонезии была подавлена попытка коммунистического переворота, после чего произошла невиданная по масштабам резня – сотни тысяч коммунистов, сочувствующих были убиты. Масштабы той бойни потрясли воображение современников.
В Индонезии после Второй Мировой войны правил Ахмед Сукарно – национальный герой и президент с 1945 по 1967 г. Он был довольно типичным лидером страны «третьего мира» послевоенного периода – борец с колониализмом, пытавшийся использовать популярные в то время идеологические схемы для укрепления личной власти. Будучи лидером Национальной партии, придерживавшейся идеологии «мархаэнизма» (от «мархаэн» - простой человек) – разновидности утопического социализма, он балансировал между националистами, исламистами и сильными в стране коммунистами. Отдельной политической и экономической силой была армия – тоже одна из опор Сукарно.
В 1959 году Сукарно установил режим т.н. «направляемой демократии». Полномочия президента были расширены до предела: он соединил в своем лице функции законодательной и исполнительной власти. Сукарно стал сам назначать депутатов парламента: депутатские кресла он распределил между своей Национальной партией, «Нахдатул улама» (Союзом мусульманских богословов) и Компартией. Все партии были обязаны представлять администрации президента списки своих членов, финансовые документы и вообще отчитываться о своей деятельности. Оппозиционная деятельность запрещалась: парламент должен был голосовать единогласно.
В 1963 г. Сукарно объявил себя пожизненным президентом. Тогда же он опубликовал «Политический манифест». Его основой были пять принципов «Панча сила»: вера в единого Бога (все равно, какого); гуманность; единство страны; демократия и социальная справедливость. Инструментом осуществления этих принципов стал лозунг НАСАКОМ, означающий «национализм, религия, коммунизм». В соответствии с ним три ведущие партии формировали правительство.
Такая конструкция была очень непрочной: коммунисты оставались коммунистами, исламисты – исламистами, а армия терпеть не могла ни тех, ни других. Личность президента могла только на время сплотить эти силы.
Исламистское движение представляло собой консервативную силу, националисты были модернизаторами, а коммунисты являлись агрессивной популистской группировкой. И все они стремились к единовластию.
Националисты были самым слабым из пропрезидентских движений, и ориентировались лично на Сукарно. Коммунисты же успели поднять восстание еще против голландских колониальных властей в 1926-м, принять участие в антияпонской подпольной борьбе в годы Второй Мировой войны (впрочем, Сопротивление в Индонезии было очень слабым). После войны коммунисты значительно усилились (благодаря помощи китайских единомышленников, контролировавших огромную китайскую общину Индонезии). Во время войны с голландцами в 1945-49 годах коммунисты вступили в союз с националистами Сукарно и исламистами, выступавшими против «неверных», и один из лидеров компартии Амир Шарифуддин даже стал премьер-министром. Но это не помешало коммунистам в 1948 году попытаться захватить власть: они подняли восстание в яванском городе Мадиун. Восстание было подавлено, но компартия не была запрещена, и вскоре Сукарно, по-видимому, желая наладить отношения в Пекином, вновь пригласил ее к сотрудничеству.
В «тройственном союзе» коммунистам отводилась важная роль: им была передана нефтедобывающая компания «Петрамина». А нефтеперерабатывающая компания «Пермина» досталась армии. Исламисты получили «утешительный приз» в виде огромных массивов сельскохозяйственных земель. Очень быстро коммунисты (нефтедобытчики) поссорились с нефтепеработчиками (военными): первые пытались наращивать объемы добычи, а вторые отказывались покупать нефть, понимая, что рынок будет перенасыщен и цены упадут.
К этому добавились внешнеполитические амбиции стареющего Сукарно: он возмечтал о создании огромной империи. Индонезия вышла из ООН и начала готовиться к захвату соседней Малайзии, объявив её «порождением империализма». К границам Малайзии на острове Калимантан были переброшены войска. В отряды добровольцев - "освободителей Малйзии" записался 21 миллион индонезийцев; правда, их было нечем вооружать и некому обучать. Во всех театрах ставили оперу "Сокрушим Малайзию!".
Одновременно Сукарно вел переговоры об объединении с Филиппинами (разумеется, по его руководством), спровоцировал восстание в британском протекторате Бруней, и потребовал от Нидерландов «вернуть» Индонезии часть Новой Гвинеи (Западный Ириан). Генералам этот авантюристический курс казался бессмысленным и опасным. Великобритания гарантировала независимость Малайзии, и воевать с ядерной державой, армия которой незадолго до этого продемонстрировала высокую эффективность, подавив восстание малайских коммунистов, индонезийские военные не хотели. Им также не нравилась перспектива войны с Нидерландами из-за Западного Ириана, население которого относится к папуасским народам, и не имеет никаких этнических, языковых, культурных и исторических связей с индонезийцами.
Зато коммунистам идея экспансии очень нравилась. При их посредничестве Сукарно закупил в СССР большое количество современных вооружений, и попытался «освободить» Западный Ириан силой. Голландцы быстро разгромили индонезийские десанты (чуть не втравив Советский Союз в новую мировую войну – советский флот опасно оперировал в зоне боевых операций), но защищать несчастных папуасов от индонезийского тирана Гаага не хотела, и согласилась уйти. Это было расценено Сукарно и коммунистами как великая победа.
С Малайзией же все пошло по-другому. Армия упорно не желала воевать с сильным противником, не давшим поводов для агрессии. Коммунисты же требовали войны: столкнувшись с противодействием армии, они начали формировать собственные «партизанские» отряды с говорящим названием «Конфронтаси», не только вторгавшиеся на территорию сопредельного государства, но и устанавливавшие собственные порядки в приграничных районах Калимантана. А это уже не нравилось не только военным, но и исламистам из «Нахдатул улама» - ведь сельские местности, по решению Сукарно, контролировались ими.
Кроме того, начала меняться сама Компартия. Она переориентировалась с СССР на Китай, и поддержала левацкую политику Мао Цзэдуна: генсек Дипа Айдит перестал посещать Москву и «прописался» в Пекине. Руководствуясь маоистской концепцией «народной войны», коммунисты начали внедряться в сельские сообщества, науськивая бедных крестьян против «эксплуататоров». На востоке Явы распространялось гибридное религиозно-коммунистическое движение, во главе с крестьянским вожаком Мба Суро. Индонезийских китайцев стали массами заманивать (и загонять силой) в КПИ – раньше их принимали в партию с осторожностью, не желая выглядеть иностранной политической силой, как это произошло в соседней Малайзии. К 1965 году численность КПИ составила более 2 миллионов человек – она стала самой многочисленной компартией в мире после КПСС и Компартии Китая. Активных членов, не просто плативших взносы, но ведших политическую работу, насчитывалось около 300 тысяч.
В августе 1965 года КПИ попыталась направлять в воинские части своих политкомиссаров, а министр иностранных дел Субандиро обратился к военнослужащим с призывом расправляться с «контрреволюционными генералами».
Упорство армии, не желавшей участвовать во внешнеполитических авантюрах, раздражало Сукарно. А Мао Цзэдун, ставший большим другом индонезийского президента, нашептывал, что самыми верными его сподвижниками являются коммунисты. Что, разумеется, подтверждал товарищ Айдит и его присные.
Стоит ли упоминать, что экономика Индонезии при правлении Сукарно почти не развивалась? Только подготовка к войне с Малайзией поглощала 80% национального бюджета. При этом население страны быстро росло, земельные наделы сокращались, в городах было уже негде громоздить новые трущобы. Индонезийцы беднели – к 1963 году они жили хуже, что при голландских колонизаторах перед началом Второй мировой войны. А Сукарно тратил деньги на закупку советских танков и самолетов.
В общем, в начале 1960-х годов Индонезия была страной, управлявшейся явно неадекватным, но имевшим абсолютную власть лидером, направлявшим государство в пропасть.
До сих пор точно неизвестно, кто подтолкнул группу армейских офицеров к путчу 30 сентября 1965 года. Возможно, Сукарно решил избавиться от непокорных генералов. Не исключено, что за попыткой стоял Айдит – впрочем, члены ЦК КПИ не были поставлены в известность о планах «революции». Не исключено, что выступить решили сами офицеры, сочувствующие коммунистам. Но скорее всего, имела место комбинация: Айдит, заручившись согласием (вероятно, молчаливым) Сукарно, и обещанием помощи (тоже наверняка неконкретным) Мао Цзэдуна, договорился с сочувствующими КПИ военными и перевороте. Главным действующим лицом событий, получивших название «Движение 30 сентября», был командир 1-го батальона личной охраны президента подполковник Унтунг Шамсури, хотя среди заговорщиков были и повыше рангом - вице-маршал, командующий ВВС Омар Дани и генерал Супарджо.
В ночь с 30 сентября на 1 октября семь армейских подразделений, в том числе полк президентской охраны, захватили главную базу ВВС Халим близ Джакарты. Одновременно отряды наиболее преданных Унтунгу солдат и офицеров ворвались в квартиры шестерых генералов Генштаба. Трое из них (министр обороны Ахмад Яни, генерал-майор Мас Тиртодармо Харьоно и бригадный генерал Дональд Панджаитан) были убиты на месте, троих (генералов Супрапто, Сисвондо Пармана и Сутойо Сисвомихарджо) мятежники захватили живыми. Начальнику Генштаба Абдуле Харису Насутиону удалось скрыться: мятежники убили его адъютанта, а пятилетняя дочь получила смертельное ранение. Похищенных и тела убитых мятежники отвезли в район Лубанг Буайя (Крокодилья яма) около авиабазы Халим. Там похищенные были убиты и сброшены в яму вместе с трупами убитых ранее.
Утром 1 октября руководство КПИ выпустило воззвание, в котором поддержало действия мятежников, и направило группу членов ЦК в штаб Унтунга для координации действий. Айдит вместе с вице-маршалом ВВС Дани обосновались на авиабазе Халим для руководства движением. Туда же прибыл Сукарно, который никак официально не отреагировал на происходящее.
Ранним утром обратился к соотечественникам по радио, объявив, что власть полностью контролируется соратниками Сукарно, которые подавили мятеж правых генералов, поддерживавшихся ЦРУ США. В те часы ряд столичных объектов, в т.ч. здание Радио Республики Индонезии, были заняты отрядами Унтунга.
Мятеж не был только столичным событием. Во городе Джокьякарта путчисты, возглавляемые майором Мулджоно, захватили и убили командующего военным округом Центральной Явы генерала Катамсо и руководителя его администрации подполковника Сугиджоно. Мэр порта Суракарта, коммунист, объявил о поддержке мятежников. Некоторые подразделения ВВС, ВМС и полиции объявили о поддержке мятежа, но активных действий не предпринимали: рядовой состав не понимал, что происходит, и сохранял пассивность.
Путчисты заняли штаб-квартиру Командования стратегического резерва Сухопутных войск (Кострад), но не попытались захватить его командира - генерал-майора Сухарто. То ли забыли о нем, то ли не считали значимой фигурой.
И напрасно. Генерал Сухарто, не сумев связаться с министром обороны и начальником Генштаба (тот прятался от мятежников в саду посольства Ирака), принял на себя командование армией, причем ему сразу подчинилась полиция и ВМС. Сухарто приказала всем войскам немедленно вернуться в казармы – таким образом, он сумел выяснить, какие части бунтуют, а какие нет.
Сухарто отправился к мятежным солдатам, стоявшим на площадь Медан Мердека, подобно декабристам на Сенатской полутора веками раньше. Они так же, как российские предшественники, не понимали, что происходит, и что делать. Сухарто, популярный в армии, убедил растерявшихся солдат, что их используют коммунисты, и уговорил уйти в казармы. После перестрелки сдался и мятежный батальон, закрепившийся в здании Костад. Затем части, подчинявшиеся Сухарто, атаковали здание радиостанции, где находился Унтунг. В 19:00, после незначительного сопротивления, глава мятежа сдался.
Авиабаза Халим была окружена. Выбравшийся из иракского сада генерал Насутион в 21:00 объявил ультиматум мятежникам, удерживавшим авиабазу Халим. После этого большая часть участников путча разбежалась, а Сукарно покинул базу и уехал в свою резиденцию в Богоре. Утром правительственные части атаковали базу и после некоторого сопротивления заняли ее. Мятежники в Джокьякарте и Суракарте, узнав о поражении Унтунга, сдались без боя.
Мятеж прокоммунистических офицеров, или «Движение 30 сентября», был подавлен после суток противостояния. Жертв было немного, но предательское убийство шести генералов, верхушки индонезийской армии, стало тяжелой моральной травмой для страны.
Генсек КПИ Айдит и вице-маршал Дани покинули Халим еще до ее падения – первый вылетел в Джокьякарту, второй – в Мадиун, где были сильны позиции коммунистов.
2-4 октября в Джакарте и других городах Индонезии было относительно спокойно, только военные вылавливали немногочисленных мятежников, пытавшихся скрыться.
4 октября в «Крокодильей яме» были обнаружены тела убитых генералов. Туда немедленно приехали генералы Сухарто и Насутион. 5 октября убитые были торжественно захоронены при огромном стечении народа. Этот день был объявлен Днем вооруженных сил.
5 октября стал первым днем антикоммунистических расправ, вскоре принявших колоссальные масштабы. Поначалу в ряде городов шли антикоммунистические демонстрации, кое-где перераставшие в погромы штаб-квартир КПИ и союзных им профсоюзных, молодежных, женских и крестьянских организаций. Начались и первые убийства. Погромы в портовом городе Семаранге напугали Сухарто, ставшего неофициальным руководителем страны (Сукарно, оставаясь президентом, был изолирован военными в своей резиденции). Генерал отправил в Семаранг десантников, где демонстранты разгромили офис КПИ.
В последующие дни ситуация только обострялась. Антикоммунистические демонстрации становились непрерывными, а их лозунги – все более кровожадными. Руководство движением взяли на себя Мусульманский координационный центр, возглавляемый бизнесменом Субханом, молодежное движение «Юность «Панча шилы», которым руководил криминальный авторитет Эффенди Насутион из города Медан, мусульманские и католические студенческие группировки и даже Союз школьников.
Хотя КПИ не была запрещена (это случилось только в марте 1966 года), коммунистов увольняли из армии и с государственной службы, нападали на них на улицах и в домах. Связанные с коммунистами профсоюзы, общественные организации и СМИ громились возбуждёнными толпами. В столице, Восточной и Центральной Яве, острове Бали и на севере Суматры начались массовые убийства. Отряды погромщиков насчитывали десятки тысяч человек, а армия, в первые дни пытавшаяся навести порядок, стала участвовать в погромах и руководить ими.
Военные создали концентрационные лагеря, куда отправляли коммунистов – тех, кому удалось выжить в погромах. Только в Джакарте в тюрьмы и лагеря отправили больше 10 тысяч человек.
Даже среди руководителей КПИ большинство ничего не знало о заговоре, а сама партия во время событий ограничилась заявлениями в поддержку мятежников. Поэтому массы членов партии оказались беззащитными перед лицом погромщиков. Тем не менее коммунисты пытались сопротивляться в районах Центральной Явы, где у них были довольно сильные позиции среди населения. Туда были переброшены десантные части во главе с генералом Сарво Эдди, известного радикальными антикоммунистическими взглядами. «17 октября полк выехал на операцию по прочесыванию и на следующий день прибыл в Семаранг. Отсюда начался кровавый марш отрядов Сарво Эдди по городам и селам Центральной и Восточной Явы» (Капица М.С., Малетин Н.П. Сукарно: Политическая биография. М.: Мысль, 1980). В горных районах Явы несколько дней шли бои, но большая часть армейских частей, поддержавших мятеж, быстро сдалась. Только генерал Супарджо со своим отрядом в течение нескольких недель сражался в горах. Отряды гражданских коммунистов оказались не подготовленными к вооруженной борьбе и были разгромлены десантниками. Почти всех пленных коммунистов убили.
Заместители главы КПИ Ньото и Лукман были схвачены и убиты 6 ноября, Айдита поймали и расстреляли 22 ноября. Унтунг, также схваченный, не был убит: его ждал суд и приговор (разумеется, смертный), вынесенный через несколько месяцев. Тысячи крестьян, поддерживавших коммунистов на Центральной Яве, были убиты десантниками, но в основном своими соседями-мусульманами. Десятки сел были полностью сожжены. Если солдаты расстреливали коммунистов, гражданские погромщики использовали холодное оружие. Имущество убитых разграблялось. В ряде случаев чиновники жаловались, что реки настолько забиты телами убитых, что воду из них невозможно использовать.
В христианских районах, например, Нуса Тенгарра, мусульманские активисты убивали не столько коммунистов (их там было мало), сколько священников и учителей, хотя студенты-католики в Джокьякарте активно участвовали в убийствах коммунистов. В городах насилию подвергались этнические китайцы.
На острове Бали, где население исповедует индуизм, влияние коммунистов было сильным: КПИ поддерживали низшие касты. В октябре-декабре 1965 года на острове шла настоящая гражданская война: отряды, сформированные высшими кастами, сражались с низшими (балийские коммунисты успели сорганизоваться и дать отпор). Правым удалось переломить ситуацию в свою пользу только в декабре, когда на остров прибыли десантные части. К марту 1966 года на Бали было убито около 80 тысяч человек (5% населения), включая губернатора острова Сутеджа (сторонника Сукарно) и его родных. Пострадали и проживавшие на острове китайцы.
В марте 1966 года массовые убийства прекратились. Во-первых, армия консолидировала власть в руках генералитета, т.е. вокруг Сухарто, и ей было нужно навести порядок. Во-вторых, коммунистическая партия к тому времени была не только разгромлена, но и физически уничтожена.
Правда, на востоке Явы, где коммунисты были популярны с конца 1940-х годов, им удавалось некоторое время сохранять свои подпольные структуры. В 1968 году в окрестностях города Блитар коммунист-мистик Мба Суро поднял крестьянское восстание, которое было подавлено армией. Отряды «Конфронтаси», сформированные коммунистами на Северном Калимантане ещё в 1961-62 годах для войны с Малайзией, были окончательно истреблены только в 1973 году.
Масштабы убийств в Индонезии в октябре 1965 – марте 1966 годов остаются точно не известными. Индонезийские власти утверждают, что убито было 78 тысяч человек, эмигранты-коммунисты говорят о 2 миллионах убитых и 1,5 миллионах брошенных в концлагеря. Amnesty International утверждает, что погибло не менее миллиона человек, а Генштаб индонезийской армии в 1976 году, вопреки более ранним заявлениям, сообщил о 450-500 тысячах жертв. Несмотря на то, что в 1979 году десятки тысяч заключенных коммунистов были выпущены на свободу, неизвестное количество находилось в тюрьмах и концлагерях без предъявления обвинения годами и даже десятилетиями. В 1985 году индонезийские власти по неизвестным причинам расстреляли четырех видных деятелей КПИ, захваченных армией во время боев в районе Блитара в 1968-м и с тех пор находившихся в тюрьмах.
11 марта 1966 года Сукарно, остававшийся президентом, хотя и содержавшийся под арестом в своей резиденции, был официально отстранен от власти. Временным главой государства стал генерал Сухарто, правивший Индонезией до 1998 года, когда он, старый и больной, ушел на покой.
***
Сухарто правил Индонезией железной рукой. Демократия при его правлении была еще более «направляемой», чем при Сукарно, хотя ее и неправильно считать жесткой диктатурой: ограниченные свободы все же допускались. Не допускалась только коммунистическая деятельность, причем ни в каком виде. Погибшие в ночь с 30 сентября на 1 октября 1965 года генералы превратились в национальных героев.
Избавившись от Сукарно с его геополитическими авантюрами и безразличием к экономике, Сухарто привлек к управлению экономикой беспартийных технократов – как индонезийских, так и американских. При этом он не разрешал транснациональных корпорациям действовать в стране, как им заблагорассудится – он жестко ограничивал их национальными законами. Поощряя развитие частной инициативы, он создал мощный госсектор, который распоряжался основными природными богатствами страны (иностранные компании допускались в нефтегазовую промышленность только в качестве подрядчиков).
В результате 1970-е и 1980-е годы стали временем «индонезийского экономического чуда». За годы правления Сухарто ВВП на душу населения вырос с $70 до $1000. Инфляция снизилась с 600% в 1965 году до 13% в среднем в 197090-х. Иностранные инвестиции буквально хлынули в страну: в Индонезии появились развитая автомобильная, а затем и авиационная отрасль, дешевая электроника, одежда и обувь индонезийского производства продается по всему миру, включая Россию. Если в 1965 году Индонезия была отсталой страной с одним из самых бедных в мире населением, то к моменту ухода Сухарто в отставку она прочно укрепилась в категории среднеразвитых стран с большим экономически потенциалом.
Поэтому к фигуре Сухарто отношение в современной Индонезии в целом положительное (хотя он был далеко не ангелом), к антикоммунистическим погромщикам 1965 года – неоднозначное (есть их ярые поклонники, но есть и те, кто осуждает их за жестокость). А вот к коммунистам с того времени индонезийцы в подавляющем большинстве сохраняют абсолютно нетерпимое отношение.