У меня есть тетя. Ее зовут Люда. Именно так я к ней и обращаюсь. Просто по имени. Без всяких там старящих нарицательных «теть». Да и как по-другому? Она так молода душой, что, я, взрослея вместе с ней, чувствую, что мне, как и прежде шестнадцать, а ей - около тридцати.
Суть в том, что Люде сейчас пятьдесят, у нее две взрослые дочери и на своей личной жизни она поставила крест. Вместо того, чтобы нести его в нужном направлении. У нее твердое убеждение: надежных мужчин больше нет! Она практически одна вырастила и воспитала своих девочек, причем неплохо воспитала. А к хорошему образование дала и четкую установку: искать мужа нужно не душой, а умом. Прямо слышу ее слова, хлесткие и нараспев, словно песню затягивает: «Кака-ая така-ая любо-овь?»
А ее брак был именно по той самой любви. Накушалась она ее так много! До горечи. Безоблачное счастье длилось две недели. Это уже много, кто-то за свою жизнь и этого не имеет. А муженька своего она ждала. Долго. Пока он в море ходил. Да и как не ждать?! Красив, начитан, силен. Ох, какой он был обходительный, пока ухаживал! А одевался как?! И руки золотые. Одним словом, – орел. Но страдал он одной пагубной страстью – периодически уходил в запой. И мириться с этим не было ни сил, ни желания. Она перепробовала все. Безрезультатно. Ведь человек сам должен захотеть не хотеть пить. Эта пагубная страсть и погубила их семью, затем и его самого. Про ушедших из этой жизни плохо не говорят, поэтому скажу только, к концу его дней, от дуба осталась труха. И мне его очень жалко.
А еще больше жаль, что Люда в своем цветущем возрасте, кроме двух работ, нескончаемых забот и редких вылазок в театр иль на концерт, ничего уже не хочет.
К чему? Это пусть другие бултыхаются в счастливой семейной гавани, греются у сильного плеча. Она сама сильная. Ей и так хорошо. У нее замечательные дочери, большая родня. Ничего, что иногда по ночам долго приходится согревать постель. Переживешь горе – научишься ценить мгновения и радоваться мелочам. Еще она любит повторять, все так же нараспев: «Все, что нужно для счастья, у меня есть. Я все могу сама».
А мне так хочется, чтобы у нее вызрел оптимистический взгляд на жизнь, чтобы состоялась она не только как мать, «тетя-подружка», а, прежде всего, как женщина! Были у нее и потенциальные женихи, на что ответ ее был: «Нет достойных!» Большинство одиноких женщин придерживаются именно такого мнения: «Хорошие мужики давно разобраны». Но жизнь непредсказуема, в ней всякое бывает.
- Пойдем со мной на выставку. Мне у одного художника нужно забрать проспекты, - обратилась я к Люде. Версия для нее – развеешься. Мое истинное желание – вдруг они понравятся друг другу.
Художник Геннадий Владимирович – реалист. Талантлив. Знала его я года три. У него есть имя, известность. Первый раз увидела его на вернисаже: делала о нем сюжет. Помню, как остановилась у одной картины. Женщина на ней была. Вся в васильках и в лучах солнечного света. Позже я узнала, что это была жена художника. А васильки, - это те цветы, которые их сын собирал для больной мамы.
И когда принес – опоздал. Мамы уже не стало. Это случилось за месяц до открытия выставки. Тогда художник работал день-ночь, словно кисть его кто-то вел. Те картины отличались обилием света, радужных красок и ярких оттенков. Он так забывался. Заглушая боль, все свои эмоции, чувства компенсировал на холсте.
Еще с молодости он жадно впитывал жизнь. Много работал, не забывал и отдыхать. Как-то на танцах с другом среди множества женских лиц оба остановились на одном. Познакомились с бойкой симпатичной девушкой с живыми глазками. Провожали ее домой.
Только через полтора года он сделал ей предложение. Выбор осознанный. Оба зрелые. Мечтали о счастливой семье. И чтоб много детей. У них родился сын. Все общее: радость от первой улыбки, первого шага, первого слова. Каждый год ездили на юг, брали мальчишку в походы, при этом оба много работали. У них снова родился мальчик. Восьмимесячный. Врачи полтора месяца боролись за его жизнь. В больнице ребенок набрал два килограмма, и ему уже имя дали. Но не спасли. В один месяц умирает новорожденный сын и отец Геннадия. Кроме того, что жизнь хочется жадно впитывать, за нее надо цепляться, карабкаться и бороться. И не всегда по силам даются испытания.
Геннадий Владимирович в течение года готовился к открытию выставки, как в один вечер у жены выпала чашка из рук. Она почувствовала недомогание и испугалась. Обследование показало опухоль. Пережили шок. Сделали операцию. Опухоль была притухшей. Профессор предполагал, что она расти не будет. Верили. Надеялись. Новый год отмечали у соседей. Жена была в парике, пили шампанское, все веселились, и никто ни о чем не подозревал. Потом снова больница. Повторная операция. Жена не могла ходить. Период выживания.
Если курице отрубают голову, делают это одним махом. Но он не имел права страдать. Разрывался между работой и домом. Готовил еду тринадцатилетнему сыну и возвращался ночевать к жене в больницу. Делал все, чтобы ее спасти.
«Выкарабкаемся, прорвемся». Сын тогда фактически жил один. Забрав жену из больницы, каждый день после работы возил ее на колясочке в лес. Пока она спала под елочкой, рвал для нее цветы. Как-то раз она дремала, и вдруг на нее сверху птенец упал. Оказалось, там гнездо дроздов. Маленький такой сверху свалился, она проснулась, он ей этого дрозда в ручку положил. Она так и сидела, согревая его в своих ладошках.
Теперь Геннадий Владимирович очень много работал. Преподавал в гимназии-колледже искусств, где учился его сын. Ездил на международные пленэры по живописи и часто выставлялся.
- Познакомьтесь, это моя тетя. Людмила Васильевна, - осторожно представила я, в глубине души надеясь увидеть хоть искру интереса и симпатии друг к другу. То, что у Люды промелькнула не искра, а искрище, долго догадываться не пришлось. Она с достоинством выдержала все правила этикета, и тут же молчком, тишком, бочком отошла к картинам.
- Нравится? – спросил у нее художник. В его зрачках отражались не только холсты и палитра, зашевелился интерес.
- Да, - как-то неестественно ответила она. И ускользнула, прямо-таки растворилась в проспектах и альбомах, лежащих на столе. Я все поняла, взрослая женщина растерялась как робкая девочка.
- А Людмила Васильевна – тоже человек искусства? – пока та восстанавливала ровное дыхание, уже у меня спросил он.
- Нет, она – повар. Шеф-повар, – расплывчато промямлила я. Здесь была неточность. Никакой она не шеф. Дома, у плиты, – да. После ее скромненького ужина, приходилось усиленно разгружаться. От «пальчики оближешь» перейти на пресную овсянку. Но мне после ее растерянности на глазах, хотелось хоть как-то ее возвысить.
- Ты чего зашилась и не поддерживаешь разговор? – спросила у нее я. –Игнорируешь?
- Глупости! – уже в свойственной ей равнодушно-снисходительной манере, ответила она. – Здесь интересно.
- Ладно, - поняла я, что к ней не пробраться. – После на улице поговорим.
На улице по душам побеседовать не случилось. Геннадий Владимирович попросил подождать, чтоб вместе поехать домой, а ехать им нужно было в одном направлении. Им налево. Мне направо.
- Я тебя провожу, - вызвалась вдруг Люда.
- Я знаю дорогу домой, - недвусмысленно улыбнулась я.
Как мне хотелось ее подтолкнуть, придать ускорение в нужном для нее направлении. Чужими эмоциями управлять всегда проще.
- Да, - уже дома по телефону откровенничала мне она. - Очень интересный мужчина. Видно, что порядочный и интеллигентный. Я иду, а он сидит на скамеечке.
- Пока ты меня провожала, он должен бы и уехать. Может, ему хотелось пообщаться с тобой? – в надежде интересовалась я.
- Может.
- Так чего ты? Он никогда никого не поставит в неловкую ситуацию?
- Да ты что?! Он тако-ой! – вновь слышала я затягивание. - Куда мне?
Она испугалась. Или не была готова. Или не верила, что все еще может быть. Или что не соответствует. Там не достойны, здесь не ровня. Еще бы, его картина была подарена принцессе Диане. Это высоко. Пища духовная… * * *
На днях у Люды был день рождение. Она сделала ремонт. Выглядела уставшей, но довольной.
- За то, чтобы ты устроила свою личную жизнь! – произнесли за столом тост. Я посмотрела на ее дочерей. И не заметила колебания. Они тоже этого очень хотели. Раньше сомневались. Из-за неправильной оценки возраста. Это у всех так по молодости. В шестнадцать кажется, что двадцать пять – старость, а в сорок - помирать пора.
- Мне и так неплохо. Нет достойных! - заезженную пластинку включила она. И тут же в надежде найти опровержение посмотрела на меня.
- Да-а? – затянула уже я. И прочитала на ее лице все. Желания. Грусть Сомнения. Тревога. Неуверенность. Они перебивали те лучи надежды.
Ошибки, которые совершают женщины в постели по мнению мужчин
Простить нельзя расстаться… Где поставить запятую, когда муж изменил после 25 лет брака
Женщина и представить не могла, кто окажется ее соседкой по купе
Как женщине выглядеть в домашней обстановке, чтобы мужчина хотел ее хотеть
Он не бросит детей и жену, а я не могу требовать, хотя сама воспитываю его дочь
Месть сестры. Родители оставили в наследство квартиру обеим дочерям, но живет там одна из них
Голая правда про зрелую чувственность… Что меняется в женщине после 40-50