(Из цикла «Секрет Рисовальщика»)
Уважаемый читатель, в свете определенных обстоятельств прошу относиться к произведениям цикла «Секрет Рисовальщика» чисто как к художественно-развлекательной литературе! Любые совпадения имен и географических названий с реальными – совершенная случайность!
We love to entertain you! 😊
Пролог
Мой преподаватель в художественной школе любил говорить: «Кто рисует, видит окружающий мир дважды. Один раз глазами, а другой – руками». А еще он считал, что умеющий рисовать никогда и нигде не пропадет. И, если повезет, сделает свою жизнь удивительной...
В ноябре 1988-го я, как и тысячи моих сверстников, был призван в ряды Советской Армии. Покидая родной дом, а чуть позже и сборный пункт, я совершенно не представлял себе, что ожидает меня в ближайшие два года. А уж тем более, куда забросит меня судьба-злодейка.
Свой воинский путь я начал в самаркандской вертолетной учебке, где готовили техников по обслуживанию боевых «стрекоз». В выданной мне карточке так прямо и значилось: «специалист по электронной автоматике вертолета МИ-24». В действительности же мне приходилось заниматься оформлением стендов для Ленинской комнаты и офицерского «чипка» (так называлось единственное кафе части).
В один прекрасный день меня вызвали в штаб. По пути туда я и не подозревал, что этот день станет решающим в моей солдатской судьбе. Мало того, перечеркнет и в корне изменит все мои представления об окружающем мире.
Не приходилось сомневаться, что люди (их было двое), приехавшие в часть по мою душу, с военщиной, в известном смысле слова, ничего общего не имели. Вот только понял я это не сразу. В первую очередь неизвестных интересовали мои художественные способности. А после мне даже пришлось отвечать на вопросы, место которым ну разве что в книгах Елены Блаватской или Николая Рериха. В них сквозила мистика, густо замешанная на экстремальных проявлениях древнейших человеческих страхов. Однако мне, успевшему в учебке за короткое время привыкнуть к откровенной недалекости некоторых человеческих индивидуумов, весь тот разговор показался не более чем странным.
А в феврале 1989-го моя жизнь сделала очередной крутой вираж на пути к невероятному. Я был направлен на «точку». Не знаю, как обстоят дела на других, но «точка», куда попал я, представляла из себя несколько составленных вместе вагончиков, предоставляющих достаточно места для жизни и работы восьми человек. Ими оказались начальник подразделения майор Галкин, его заместитель капитан Стриж, химик и военный врач старший лейтенант Журавлев, и специалисты в самых различных областях лейтенант Синицын, старший прапорщик Щеглицкий, старшина Дятлов и, наконец, повар-армянин сержант Воронян. Я стал восьмым и перенял обязанности рисовальщика. Я говорю «перенял», потому что мой предшественник, как мне стало известно позже, погиб при довольно загадочных обстоятельствах. А работа подразделения, все члены которого странным образом носили птичьи фамилии, заключалась... в выяснении и последующем исследовании физических и парапсихических аномалий и феноменов.
Группа майора Галкина не являлась единственной в своем роде и не была изобретением нашего времени. Достаточно вспомнить хотя бы экспертов и криптоаналитиков из Департамента полиции Российской империи. Или ученых самых разных специальностей, входивших в лабораторию Спецотдела, именовавшуюся 7-м отделением, под начальством Е. Е. Гопиуса.
Почему именно я? Этот вопрос до сих пор не дает мне покоя. И исчерпывающего ответа у меня на него нет. Хотя попытаться развить эту тему все-таки можно...
Ну, в первую очередь, потому что я рисую. В мои обязанности, собственно говоря, и входило фиксирование «объектов» и «явлений». Ведь не секрет, что и сейчас, когда фото- и видеотехника находятся на очень высоком уровне по сравнению с концом 80-х, как в залах судов, так и на археологических раскопках роль скромного рисовальщика по-прежнему важна. Просто человек с карандашом часто видит то, что в объектив камеры может и не попасть. 😊
С другой стороны, фамилия Майзингер является, в какой-то мере, немецким эквивалентом Синицына (die Meise – синица). Так что, белой вороной в том «птичнике» я как бы и не был. 😊
И все же я – отпетый фаталист – верю, что виной всему была и остается судьба!
Первые дни на «точке» я чувствовал себя, как у Христа за пазухой. Отменная еда, товарищеское отношение со стороны сослуживцев и богатейшая библиотека! Что еще нужно солдату, чтобы не замечать оставшегося до дембеля времени? Но в один прекрасный день все встало с ног на голову. И знакомый мне с детства мир в одночасье перестал существовать...
Наша жизнь – это еще и мелочи. Но не стоит ими пренебрегать. Иногда от такой вот мелочи зависит куда больше, чем можно себе представить. К примеру, сломался фотоаппарат... Казалось бы, ну и что в этом такого? А вот не сломайся он - и не произошло бы со мной этой забавной, а порой и трагичной, но в любом случае очень интересной истории...
Часть I
Май 1989
Всем известно, что фотоаппарат «Зенит» – техника что надо. Надежная. Однако, проковырявшись с нашим все утро, старшина Дятлов засунул его обратно в футляр.
- Говно, - процедил он сквозь зубы.
- Ошибаешься, Дятлов!- подшивая свежий подворотничок и искоса наблюдая за стараниями сослуживца, возразил ему Синицын. – «Зенит» - это тебе, брат, ни какой-нибудь там «Ломо».
- Те, кто производил «Ломо», по меньшей мере, не скрывали, что он может и ЛОМаться. А тут, смотрите-ка, «Зенит»!
- А может, ты, старшина, просто в фототехнике ни черта не рубишь, только признаваться не хочешь? - откусил нитку лейтенант.
- Фи! – надменно усмехнулся Дятлов и вышел из вагончика.
К обеду появились Галкин со Стрижом.
- Журавлев, - обратился к старшему лейтенанту Галкин, - тебе что больше по душе: Астрахань или Алтай?
Журавлев, не догадываясь, куда клонит майор, почесал в затылке и, видимо, решив как можно деликатнее прощупать почву, ответил:
- Так это ж, товарищ майор, совершенно разные вещи. Астрахань – это город. Он поменьше будет. А Алтай – это...
- Не тяни кота за хвост! - с наигранным нетерпением предупредил его Галкин.
- Астрахань, - тут же выпалил Журавлев.
Стриж гоготнул. А Галкин проследовал к окну, постоял там минуты две и только потом, развернувшись на каблуках, поинтересовался:
- Интересно, а почему именно Астрахань?
- Так я же и говорю, товарищ майор, - глаза Журавлева смеялись, - Астрахань буде поменьше.
Остальные напряженно улыбались.
- Ну если так, то лейтенант Синицын отправляется на Алтай.
У Синицына глаза полезли на лоб.
- Товарищ майор, а у меня что, нет выбора?
- Ну как же! – еле сдерживая смех, парировал Галкин. – Мы живем в свободной стране. Значит у нас у каждого есть выбор.
- И между чем могу выбирать я? – довольно потер руки лейтенант Синицын.
- Либо Алтай, - самодовольный растянул Галкин, - либо... Алтай.
Вагончик взорвался смехом.
Галкин вытер глаза и уже серьезно сказал:
- Ладно, мужики, хорош дурачиться. Дело в следующем. Недалеко от Астрахани разбился военный самолет-спарка. Погибли оба пилота. Один – опытный инструктор, второй - недавно прибывший на службу выпускник Харьковского летного училища. Обстоятельства катастрофы затерялись в массе предположений и расхожих свидетельств. Расследованием занялись военные, но вскоре поняли, что причины трагедии куда сложнее и запутаннее, чем было принято в начале. На сохранившихся записях из «черного ящика» в кабине отчетливо слышался посторонний голос. Женский. При том обращался он только к стажеру. Женщина звала молодого летчика к себе. А вот инструктор, судя по его реакции, ничего не слышал. Однако, именно он передал, что отказала система управления самолетом. Случай казался более чем странным. Если еще и учесть то обстоятельство, что выпускник летного училища в свое время проходил свидетелем по одному запутаному делу. Делу о насильственной смерти одной молодой женщины, которое так до конца и не было раскрыто...
В отношении Алтая все выглядело на первый взгляд намного скучнее. С симптомами нервного срыва, явившегося следствием не указываемых пока событий, в районную больницу попал приезжий партийный работник. А вечером следующего дня в состоянии глубокого шока была госпитализирована и приставленная к нему секретарша...
Сообщив нам эту информацию майор Галкин призадумался. Синицын тут же и воспользовался возникшей паузой.
- Товарищ майор, для меня здесь все ясно, - быстро проговорил он. - Нам даже не стоит время на Алтай терять.
Галкин посмотрел на него с нескрываемым удивлением.
- Слушаю.
- Я так думаю! Этот самый заезжий партийный работник наверняка приставал к дамочке... гм, простите, к секретарше. А она ему отказала. Он, видимо, человек к такого рода отказам не привыкший, тут же и срывается, значит... так сказать, нервно. А она...
- А она? – еле сдерживал улыбку Галкин.
- А она, товарищ майор, только на следующий день сообразила, что не тому отказала.
- Ну?!
- Отсюда и шок!
Мы покатились со смеху.
- Вижу, вижу, лейтенант, что не хочется вам туда ехать. Однако, не все там так просто! Тонкостей этого дела мы пока не знаем. Впрочем, как и в случае с Астраханью. Но вот уже одно то, что во всей этой катавасии не самую последнюю роль играет Ленин, лично для меня кажется очень странным.
- Ленин!? – произнесло одновременно несколько голосов.
- Да! Владимир Ильич. А точнее его, якобы, говорящий мраморный бюст!
Возникла пауза.
А потом майор Галкин добавил:
- И прошу вас, лейтенант, постарайтесь не называть пострадавшего партийного работника заезжим. Заезжими бывают гастролеры. А он приезжий. К тому же, очень уважаемый пожилой дядечка. Ветеран КПСС. Понятно?
- Так точно, товарищ майор, - вздохнул Синицын.
- Кстати, с него и начнете свое расследование. Съездите к нему в больницу. Расспросите его обо всем. Но только осторожно! А дальше действуйте по обстоятельствам. Вам это тоже ясно, Щеглицкий?
Старший прапорщик аж поперхнулся.
- А при чем здесь я, товарищ майор?
- А при том, что вы поедете с Синицыным в качестве фотографа. Будете самым тщательным образом все снимать на пленку. Возьмете «Зенит» Дятлова, а он - вашу камеру.
- Товарищ майор, разрешите доложить? – поднялся старшина.
- Чего тебе?
- «Зенит», товарищ майор в жо... в общем, накрылся фотоаппарат.
- Как так? – в один голос изумились Галикин и Стриж.
- Не выдержал последнего переезда. Надо в лабораторию отсылать. У них там ремонтная мастерская хорошая. А сам я починить не смогу.
- Хм, - призадумался Галкин, - ну если сам Дятлов сказал, что не может починить, значит и вправду в ремонт сдавать нужно. Тогда, Синицын, в состав твоей группы придется внести некоторые изменения...
Все молча ждали. Ехать на Алтай никому не хотелось. Астраханское дело казалось куда как привлекательнее. Даже сам Галкин не скрывал своего несерьезного отношения к случаю с бюстом. Слишком часто подобные случаи оказывались пустышкой. То есть, не имели под собой никакой реальной основы, а объяснялись исключительно игрой человеческой фантазии или всплеском эмоций не всегда психически устойчивых очевидцев.
- Решено, - наконец произнес майор. – На Алтай с лейтенантом Синицыным поедет рядовой Майзингер. Раз в нашем распоряжении осталась всего только одна камера, то мы берем ее с собой в Астрахань. А Майзингер у нас - не хуже любого «Зенита». Так что собирайтесь, орлы, завтра спозаранку, по прохладце и отправитесь.
«Так говорит, будто мы до Алтая пешком пойдем», - обиженно подумал я. Мне тоже хотелось ехать со всеми. Уже как-то привык. Толпой оно всегда веселей.
- Да, - словно вспомнив что-то важное, посмотрел на нас с Синицыным майор, - собирайтесь с умом. Я сегодня перед отбоем ваши котомки сам и проверю.
«Нет, ты посмотри, он нас точно туда пешедралом отправляет!» - пронеслось у меня в голове.
Но здесь Стриж вынул из грудного кармана два билета на поезд, и все встало на свои места.
Перед отъездом Галкин еще раз проинструктировал нас насчет предстоящей операции. Кроме того, майор предупредил Синицына, что за меня лейтенант отвечает головой. В его словах проскальзывало что-то отеческое. Мне даже показалось, что он действительно переживал за меня, и лишь неотложность предстоящего дела вынуждает его без боя уступить свое «опекунство» над самым юным представителем его группы.
До Ташкента мы добирались в плацкартном вагоне. Мне досталось место на верхней полке. И я с интересом наблюдал за происходящим вокруг. Половину пассажиров составляли женщины-узбечки в пестрых, как павлиний хвост платках и таких же шелковых платьях. По сравнению с ними мужчины были одеты куда как скромнее. Преобладал серый цвет. Если не считать расшитых белыми узорами тюбетеек и двух-трех цветных халатов. Женщины шумно переговаривались на манер базарных торговок, не обращая совершенно никакого внимания на галдеж своей сопливой ребятни. В то время как мужчины, особенно старшего поколения, безучастно озирались вокруг или время от времени дремали.
Еще на вокзале Синицын приобрел несколько газет. И теперь упорно пытался вникнуть в смысл написанного там под аккомпанемент восточных языков. Я умудрился уже набросать на листке и старика, уронившего свою седую голову на плечо соседа, и выглядывающую из-под полы его халата бестолковую мордочку ягненка, как Синицын вдруг постучал в мою полку. Я свесился вниз.
- Галкин выделил нам с тобой деньги на покупку одежды, - сообщил он.
- Гражданки что ли? – не поверил я своим ушам.
Лейтенант улыбнулся. Я спустился на его полку, сообразив, что Синицын изнывает от скуки.
- Ты размеры-то свои вспомнишь? – поинтересовался Синицын.
Я призадумался.
- А, не ломай голову, - успокоил он меня. – Думаю, в ташкентских магазинах обслуживание лучше, чем в глубинке. А если нет, то будем мерить до тех пор, пока не подойдет.
Я согласно кивнул. В этот момент ягненок жалобно заблеял.
- Видишь, и барашек со мной согласен, - быстро отреагировал лейтенант.
Старик-узбек беззлобно хлопнул по ушастой башке своей морщинистой ладонью, от чего ягненок тут же и спрятался.
Мы перевели взгляды на дремавшего старика и продолжили беседу.
- Интересно, а почему мы не можем заниматься этим делом в форме? – спросил я.
- Ну, вот ты сам подумай... - лейтенант запнулся. – Слушай, тебя же вроде Вячеславом зовут?
- Да.
- Давай хотя бы на время этой поездки перейдем со званий на имена, - неожиданно предложил он. И потом добавил: - Меня Алексеем кличут.
Он протянул руку, и я с готовностью ее пожал.
- Так вот, Вячеслав, ты сам подумай, если мы к тому партийному чину в его больничную палату в форме нагрянем, так сказать, в кирзовом грохоте, как он на это отреагирует?
Я пожал плечами.
- Да его же кондратий хватит.
- Почему?
- Потому что все партийные, особенно ветераны КПСС, ужасно боятся людей в форме.
- Почему это? – снова не понял я.
- Как бы это тебе получше объяснить? В момент становления коммунистической партии ее членам приходилось переживать многочисленные трудные этапы. Они подвергались частым проверкам. Ведь КП нуждалась в убежденных и надежных приверженцах своим идеалам. Потому, особенно в ее ветеранах, крепко засело чувство страха. Страха за возможно сделанные ими ошибки, а также за ошибки, которых они не сделали, но еще могли бы сделать, даже сами того и не осознавая.
- Какое же это отношение может иметь к партийному работнику, с которым предстоит познакомиться нам?
- Самое непосредственное. Пока мы еще не знаем всех тонкостей, но тот факт, что человек с партбилетом попадает в сомнительную ситуацию с участием бюста вождя пролетариата... в который, возможно, вселилась нечистая сила... может даже в наше время потянуть на путевку в психиатрическое заведение.
- Но нам ведь не известно, замешана ли во всем этом нечистая сила...
- А это, уж поверь, не столь и важно. Люди, отвечающие за чистоту репутации как всей организации, так и ее отдельно взятых членов, не потерпели бы даже намека на что-то подобное.
- Подождите, товарищ лейтенант...
- Вячеслав, мы ведь договорились. Называй меня Алексеем.
- Прошу прощения. Я хотел все же выяснить вопрос с нечистой силой.
- Выясняй.
- Я не помню, чтобы майор Галкин хоть словом обмолвился об этом. Он лишь сказал «катавасия».
- Нет. Он не просто сказал «катавасия»! Галкин сказал, что «во всей этой катавасии не последнюю роль играет... бюст Ленина».
Мне пришлось согласиться с лейтенантом, позавидовав его памяти.
- Пусть так. Однако из этого не следует, что в нашем деле замешана нечистая сила, - не унимался я.
- Во-первых, Вячеслав, мы с тобой не члены родительского комитета, которых послали разобраться, почему Петя Иванов опять не появился в школе. Так? Так! И поверь мне, что если бы ветерану партии бюст Ильича просто упал бы на ногу, навсегда изменив размер его обуви, или разбил нос, когда старичок, задремав, уронил голову на стол, нас бы по таким пустякам не стали привлекать.
Мне не оставалось ничего другого, как признать и эту его правоту.
- А во-вторых, я уже не первый год знаю майора Галкина. И научился, так сказать, читать между строк. То есть, понимать скрытый смысл им сказанного. Так что, если Галкин говорит «катавасия», то это может означать только одно...
Я весь превратился в слух. Хотя мне это и стоило огромных усилий в окружающем нас шуме.
- ... чертовщину!
Из глубин халата старика-узбека снова послышалось блеянье.
Синицын указал ладонью в его сторону и совершенно серьезно закончил:
- Вот и барашек не даст соврать!
Я засмеялся, но споткнувшись о колючий взгляд старика из-под прикрытых век, тут же и прекратил веселье.
Лейтенант промакнул платком вспотевший лоб и мечтательно протянул:
- Эх, Вячеслав, сейчас бы холодненького пивка! – А потом вдруг резко вернулся к теме разговора: - Галкин, кстати, говорил еще, что тот бюст не простой, а говорящий...
Я призадумался. О вселении духов в тела душевно больных или подверженных серьезным психическим нагрузкам людей, я кое-что уже слышал. Только вот бюст Ленина, да и кого бы там ни было еще, предметом одушевленным не являлся. В физике я особо не рубил, и все же не мог себе представить, как тогда такое вобще было возможно…
- О чем размышляешь, профессор? – шутливым тоном поинтересовался Синицын.
- А возможно ли такое вообще, Алексей? – впервые за все время обратился я к лейтенанту по-имени.
- Вселение нечистой силы в бюст Ле... в неодушевленные предметы?
Я кивнул.
- Вы ведь в школе, наверное, Шекспира проходили. Так вот, у него хорошие слова на этот счет имеются: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!».
- А вам, я имею в виду вашему подразделению, уже приходилось сталкиваться с подобным раньше?
- Да, - просто ответил он. - Правда, что касается случаев подобного рода, очень трудно определить, где мы действительно имеем дело с феноменом, а где его нам только пытаются разыграть.
- Как это? – не понял я.
- Пример. Однажды нас вызвали к одному мужику, у которого на даче, якобы, росло говорящее дерево. Представь себе! Если я не ошибаюсь, это была старая груша. Хозяин данного чуда вел себя как заправский артист. Как если бы он играл мага на сцене театра. Прежде чем приблизиться к дереву, он, к примеру, делал непонятные пассы, что-то там нашептывал. У нас практически сразу закрались подозрения, что там не все чисто. В смысле, что мужик просто-напросто жульничает. А потом мы вдруг услышали низкий, прямо-таки утробный голос. Груша, понимаешь, заговорила.
- Ага, - отреагировал я. – И что же она сказала?
- Да что-то там про свои корни, которыми она, будто бы, соприкасается с костями почивших в земле древних воинов. Я уже точно и не помню! В общем, чушь несусветную несла. Про какое-то проклятие, которое должно было лечь на всякого, кто взялся бы все это проверить...
- Да ну, на фиг! – не поверил я. – Прямо так и сказала? Я бы в такое ни за что не поверил!
- Почему? – удивился Синицын.
- Да это же явная лажа, товарищ лей... Алексей! – воскликнул я. – Сначала, значит, она, то есть, груша раскрывает какую-то свою тайну, а уже в следующий момент запрещает ее проверять...
- Вот и нам это показалось подозрительным, - как-то отрешенно заявил Синицын. – Хотя, о проклятии сказанно было довольно ненавязчиво... – А потом добавил: - А ты соображаешь!
- Так ведь это ж настолько явно...
- Ну, явно – неявно!.. Короче, если уж мы туда приперлись, пришлось нам проводить некоторые замеры, брать пробы, – продолжал он.
- И что?
- Безрезультатно. А через полчаса мужик уже выпроваживал нас со своего участка. Сказал, что дерево требует, чтобы мы наконец удалились.
- Вот те на!
- Ага, - согласился Алексей. – Но мы той же ночью и без ведома хозяина (к тому времени он уже лег спать), пробрались к нему на дачу. Хотели, так сказать, взглянуть на чудо-грушу без его участия. Ну, а если честно, то мы собирались уже на следующее утро покинуть тот населенный пункт. Потому как все сводилось к тому, что мужик, продемонстрировавший нам говорящую грушу, являлся шарлатаном. Выяснилось, что как только о «болтливом» дереве разнеслась по округе весть, ее хозяин сразу же перебрался жить в дачный домик. И со всех любопытствующих брал за его показ деньги. Кроме того, мы навели справки о прежних «подвигах» счастливого обладателя чудо-груши. И узнали, что еще годом раньше он мотался по странам и весям, выступая в основном в провинциальных клубах как... чревовещатель.
- Круто!
- Не говори! Но это еще не все! - рассмеялся лейтенант. – В какой-то момент ему надоело просто дурачить людей, пусть и сшибая за это деньги. Он решил еще и иметь за свои старания чисто физическое удовольствие. Присматривал среди зрителей какую-нибудь деревенскую красотку из не больно сообразительных, и предлагал ей эксклюзивные сеансы на дому. Чем они заканчивались, думаю, тебе понятно?
- Нет, - скривил я душой.
- Сексом, Вячеслав, - попался на моей наигранной простоте Синицын.
- Что-то мне во все это верится с трудом, - возразил я.
- Почему? – аж поперхнулся мой собеседник.
- Согласен, в деревнях хватает дур. Но ведь у них и своих ухажеров хватает. А насколько мне известно, в деревне из-за девки по репе схлопотать проще, чем в коровье дерьмо наступить!
- И получал он по репе, Вячеслав, получал, - успокоил меня Синицын. – Ну, как в известном анекдоте с поручиком Ржевским, своего, однако, добивался чаще.
- И что потом?
- А потом стали на него жалобы поступать. Одна за одной. Что мол, уже за старшеклассниц, подлец, взялся. Ну, и бежал наш члено... чревовещатель. Вот!
- А с деревом что же?
- Ах, да! Значит, пробрались мы в темноте на его участок, окружили нужную грушу и ждем. Ну, ты, наверное, и сам уже догадался, что ничегошеньки не случилось. Как сейчас помню, твой предшественник еще предположил, что, мол, груша, видимо, спит. На что Стриж заметил, что если это и так, то спит она уж очень крепко. А Дятлов ее еще возьми, да пни. А она, зараза, молчит себе и хоть ты что! – Синицын рассказывал самозабвенно. И его глаза при этом блестели как у малолетнего шкодника. - Галкин тогда нас всех здорово рассмешил. Еле сдерживая смех, он во всеуслышанье предупредил грушу, что если она сейчас же не начнет с нами беседовать, то он из нее Буратину сделает. А из хозяина ее – Мальвину!..
Мы с Алексеем громко заржали. И, словно вторя нашему веселью, халат узбека вновь шелохнулся, а потом заблеял.
- Вконец убедившись, что ни какой такой говорящей груши на участке и в помине нет, мы подняли такой шум, что хозяин дачи тут же и нарисовался на крыльце. А, сообразив, что происходит, этот мошенник еще и попытался хоть как-то спасти ситуацию. И уже издали стал «голосом» груши вещать, что страшная кара падет на наши головы. Но уже на следующем предложении сдал себя с потрохами.
- Как так?
- То ли с просонья, то ли из-за того, что с вечера здорово перебрал, его «груша» вдруг ляпнула: «Я - говорящая вишня!..» Не поверишь, но мы просто попадали со смеху.
Мы снова ржали, а барашек снова блеял. Только теперь старик уже не очень-то и возражал против нашего совместного с ним веселья.
Уже много позже Галкин сообщил нам, что ему стало известно, что нашему непутевому чревовещателю пришлось сначала раздербанить свою сберкнижку, а затем и вовсе продать участок с пресловутой «говорящей» грушой.
- И что так? – поинтересовался я.
- Срочно понадобились деньги для уплаты алиментов. Бедолага даже и подумать не мог, что в течении одного только месяца станет папашей... Да еще и трижды!..
Читайте также предыдущие повести из цикла «Секрет рисовальщика»:
Секрет рисовальщика. Афганская аномалия,
Секрет рисовальщика. Шайтан
И еще немного дополнительной информации здесь!
По этому линку Вы при желании сможете попасть на познавательно-развлекательный (основной) канал автора! Увлекательного чтения!
😊😊😊
