Уважаемые коллеги! Ниже я публикую текст своего доклада на конференции по лингвогенетике, прошедшей на территории первого в мире академгородка-государства, которое находится на засекреченном острове в Каспийском море. Жители этого экспериментального поселения не доверяют прочему человечеству результаты своей научной работы, т.к. понимают, что любые сделанные ими научные открытия мы неминуемо либо извратим, либо используем во зло окружающему миру и друг другу. Любопытно, что вся их жизнь в каждой своей бытовой мелочи выстроена в соответствии с открытыми ими принципами, поэтому точно так же представляет собой строжайшую тайну и не может быть доверена любопытному внешнему глазу. Пока всё, что мне удалось выяснить, это то, что эти достойные восхищения существа будущего века живут и работают в подземных пещерах без каких-либо удобств. Это делается для того, чтобы предотвратить разлагающее влияние комфорта на умственную деятельность. С названными обстоятельствами связано и то, что приглашённые участники конференции выступают в совершенно тёмных пещерах, не зная, слушает ли их хоть кто-нибудь. Впрочем, ещё до выступления мне ясно дали понять, что внимание постороннего уха в данном случае не имеет никакого значения: куда важнее взаимодействие слова с веществом камня, которое тем самым подготавливается для будущей своей работы в качестве вместилища, дружественного подлинной научной мысли.
Как начертить идеальную окружность, используя только два гвоздя и старую пластмассовую расчёску, найденную два года назад в мусорном баке на заднем дворе института внутренней гигиены? В поисках ответа на этот вопрос мы явились в пустующую пещеру отшельника, который славится на весь микрорайон тем, что всегда застаёт врасплох набожных паломниц, выскакивая из кустов совершенно голым. Выражаясь метафорически точно, с шашкой наголо. Как забить гвоздь с помощью клочка папиросной бумаги, если вокруг только гранитная пустота, свёрнутая морским узлом, и безбрежный океан современной демократии? Об этом мы тоже осведомимся у нашего знаменитого отшельника. Как приготовить цыплёнка табака в условиях невесомости, когда в кармане только сломанная спичка, просроченная облигация государственного займа и стрелка христианского компаса, всегда безошибочно указывающая в сторону рая? Это легко. Нужно использовать хромосомы. Это мы знаем и сами. Но где их взять? Оторвать мухам лапки! Если сложить вместе тысячу миллионов мух, сможем ли мы получить хотя бы небольшого индийского слона? Совсем маленького и больного, размером с кошку, или нарисованного на упаковке чая, такой, что легко уместится в кармане пиджака. Что тогда будет лежать в кармане: плотная совокупность мух или редкое генетическое заболевание? Вопрос интересный, особенно заданный в абсолютном вакууме, но у нас нет времени на его разрешение. Нет в самом прямом физическом смысле. Но куда подевалось время, которое ещё вчера мы раздаривали направо и налево? Каждый подхалим и каждая попрошайка, каждый печальник и невеглас уходили с полными подолами времени, расплёскивая его на ходу. Чего уж говорить о высушенных зловонных отшельниках, трущихся у лавок с туалетной водой и протягивающих умоляюще-благословляющую руку в сторону слабосильных мира сего? Они так заняты постижением изысканных ароматов и опровержением вакуума, что их пещеры пустуют, а вериги покрыты паутиной и ржавчиной. Впрочем, почтенный господин конферансье, облачённый в ризу самозванности, уже приглашает нас покинуть своды чужой бочки, то есть, будем возвышеннее, чужой беседки божественных созерцаний, или, говоря с научной точностью и прямотой, – естественного природного углубления, получившего благодаря древнему мифу славное имя пещеры. Господин конферансье сегодня в костюме золотого дрозда. Он призывает нас к изнанке собственного словоизмышления. Через тонкую костяную трубку, представляющую дроздовый клюв, он всасывает время, облетая уголки пещеры, покрытые слизистым обездвиженным сумраком. Кто же он, как не побудитель хода вещей идти своим чередом? Идти по краю беседки. По краю созерцания. В сторону застывшей божественной влажности. Кто же он, как не освободитель от постылой необходимости вечно кого-то дожидаться? Зачем чего-то ждать, когда можно просто оставаться на своём месте, вбиваясь гвоздём в гранит оцепенения и получать от этого наивысшее удовольствие? Место нас движется уверенным самотоком, оставляя за собой наши следы, имя которым – прошлое. Славное имя прошлого носят события, города и люди, окутанные дымкой преданий и сказок. Но даже великие потуги лишены имени прошлого. Прошлое – это печальный восток, отливающий солнце из чистого золота самозабвения. Мучительный дрозд молчания продевает свой костный стилет через отверстие в божественной бочке и прорывает пиджак – завесу времени, сдерживающую миллионы тысяч мух, каждая из которых не меньше индийского слона, сидящего в пачке чая. Ржавая невесомость выталкивает наши изощрённые тела прочь из пещеры прямо к паломницам. Шашки наголо! Некоторые из них переодеты в шокирующие костюмы стражей. Они протягивают свои миллионные длани за благословением и в отместку резиново чернеют продолговатостью хромосомовых ножек. Они говорят: допрыгался! Они говорят: доигрался! Достоялся на своём! Но слово их замирает бессмысленной дрожью в устах сквернословия. Они говорят: ты! Они позолочено думают, что могут высосать свободу из наших карманов, но карманы защиты клятвой и запечатаны стрелкой компаса. Гвоздь падает в небо. Плащаницы долой! Карманы вывернуты от них на четыре стороны света. Они хватают наши вздёрнутые тела, но мы разлетаемся в разные стороны миллионными тысячами безногих мухострелок, оставляя след прошлого и петляющее эхо времени в пазухах опустошённой пещеры. Христианская хромосома застыла в прорехе кармана. Стрелка дрозда вздрагивает, измещая стороны тьмы в новое исчисление, мягко превосходящее четверичный счёт прошедшего. Великое пленение согревает своды пещеры отсутствием сквозящей свободы. Обитель светового времени единит многоликий закон прощелиной тайноголосия, вынимая стержень блаженства из паутинной схизмы гвоздящегося во все стороны вопроса. Прореха сжилилась в складках мощевика, выбрыкивая всклокоченно-торопливое: мир. Они нам молчатся! Вы: вещение словится, заблуждая порывно ониться, но мымно пещерит хромосомьи тысячемножия стрелозвония под грознящейся взывалой громогласисто великанящейся весомостийности в жизнесмертии сытно намертвившейся тытости. Начертание странносветлых стрелок – мнимистое разумножение черноножковых мухоначалий. Начало вспяти противоразлагается в здешности тяжеликих вышнегласистых протутищ. Говоро веще. Говоро: зди!
