Я уже достаточно долго лежала в отделении, поправилась, боли мои конечно уходили помаленьку, а некоторые боли ушли навсегда, и это было здорово. Если бы не один косяк. Месяца полтора меня короли промедолом, омнопоном, морфином. Сначала через четыре часа, потом реже, и сейчас я принимала это адское зелье раза три в день. Как то так устоялось. Но тут пришёл Анатолий Михайлович и сообщил, что с сегодняшнего дня наркота отменяется, будем начинать новую жизнь.
Я тогда почти ничего не знала про наркотики, а про зависимость тем более, меня просто накрыл страх, страх боли. Ведь сколько я этой боли пережила за последнее время, я привыкла, что эти волшебные укольчики берегут меня от нее, а тут вдруг раз, и этих укольчиков больше не будет! А как я буду без них жить? И началась истерика. Я лежала целыми днями закрывшись одеялом, грубила всем подряд, но больше всего доставалось маме. В неё летели полотенца, кружки, яблоки, все, что попадало мне под руку, а она все терпела и мыла палату после моих заскоков.
Врачи видимо тянули с отменой до последнего, но это я пойму позже, и отменили мою наркоту в самый последний момент, ведь они не хотели, чтобы я вышла из больницы наркушей. У меня уже действительно ничего не болело, но я очень боялась, что заболит снова. И этот страх пер из меня днями и ночами, жизнь моя , моё выздоровление отодвинулось в сторону, все застил страх боли. Днем я боялась, что что то заболит, а вечером я боялась, что не засну и придёт боль, которая превратит мою жизнь в ад.
Врачи тоже наблюдали за моей историей, и они, в отличие от меня понимали в чем дело, и им надо было как то меня отвлечь от внутренних наркушечных переживаний. И они сделали финт ушами, они разрешили мне садится и вставать! Меня просто напросто перепрограммировали! И я переключилась. Если мне утром сказали, что можно садится, я тут же отдала сестре хозяйке своё колесо из под задницы, привязала к противоположной головке кровати полотенце, и после завтрака стала учиться садится с помощью этого полотенца! К обеду у меня это получалось уже без полотенца!
А после обеда пришла мама. Я её ждала не для того, чтобы попить крови, а для того, чтобы попасть в ванну. Тело моё конечно мыли и протирали, и водой, и спиртом, и камфарой,поэтому ножки, ручки, пузико, спинка и попка у меня были чистенькими. А моя голова, залитая кровью месяца полтора назад, так и находилась в кровяном панцире. Её периодически перевязывали, рана уже зажила, но мои волосы, мои роскошные волнистые волосы, так и хранились под этим панцирем без постороннего вмешательства.
Меня водрузили на коляску и повезли в ванную, которая была как раз напротив нашей палаты. Для меня устроили седалище в ванне, и осторожно меня туда переместили общими усилиями. Все ушли,мама включила душ, и на мою голову потекла тёплая водичка, которая смывала с меня кровь, боль и воспоминания. А кроме этого водичка смывала с меня волосы, мои русые, густые волосы, а я смотрела на них и была уверена, что они снова вырастут.
Сначала вода, смывавшая с меня кровь была грязно коричневой , потом стала прозрачной, волосы сначала ускользали по одному, а потом уже пучками, и наконец то этот процесс завершился. Мама расчесала мои волосы, заплела их в косу, налила в ванну горячей воды, и я целых 20 минут лежала в ванной, это было непередаваемое блаженство, я всегда любила ванну и до сих пор люблю. Потом меня сообща достали из ванны, вытерли, одели и повезли в палату. Наверное этот день стоит считать переломным. Именно тогда я поняла, что выжила, что я теперь другая и согласилась жить другую жизнь.