За нас все очень беспокоятся. Чтобы ненароком хорошо жить не начали.
Вот однажды с мамой в кладовке разбирались, решили всякий хлам выкинуть. Специально поздно вечером потащили мешки на помойку, чтобы никого не смущать.
На следующий день баба Тая останавливает маму:
- Галь, а чего это вы вчера с Ирой какие-то мешки таскали? У вас ремонт?
Вечером маму останавливает тётя Наташа:
- Галь, вы ремонт делаете? Мне просто Тая из сорок шестой квартиры сказала: «Там Галя с Ирой такие мешки здоровые таскали. Таскали-таскали, таскали-таскали…»
Пошла я гулять на Фестивальную, потом на Национальную. Через две недели тётя Света маму останавливает:
- Галь, а чего это я твою Иру всё там на Фестивальной встречаю? Вы там дом купили?
- Да какой дом, Свет?! Просто гуляет.
- Что, специально туда ходит?! Прямо специально?! Да ладно!
Как это ей удалось так далеко от дома уйти, а? Целых пятнадцать минут ходьбы! Это же уму непостижимо!
Да-да, я вам открою большую тайну – улица, она для всех. И чтобы по ней ходить, вам вовсе не нужно на ней иметь ни особняк, ни небоскрёб, ни кого-то себе на ней находить не надо. Как поётся в одной песне «светит солнышко для всех, светит одинаково».
Про себя они ничего рассказывать не хотят, а про нас им всё надо. Однажды пишет Оля Сучкова, с которой мама тридцать лет назад вместе работала. С тех пор они и не виделись. Но Оля эта раз в два года находится: то вдруг позвонит, то картиночку какую-то ни с того ни с сего пришлёт.
Тут пишет: «Галя, когда я могу тебе позвонить сегодня?» А мама только в дверь вошла – полуживая, разуться ещё не успела. Есть хочет, пить хочет, сразу всё хочет. Что за срочность-то такая? Что случилось? Отсчитала себе время, чтобы поесть и пишет: «После восьми можешь позвонить».
Без двух минут восемь звонок. Как начала эта Оля вопросы задавать по списку:
- Ты работаешь, Галь?
- Работаю.
- Всё там же?
- Да.
- Как Ира?
- Всё хорошо, спасибо. А как твоя Лена?
- Хорошо. Брат к тебе приезжает?
Тут мама не выдержала. Что это ещё за блицтурнир!
- А к тебе, Оль, сёстры приезжают?
- Приезжают.
- Вот и ко мне брат приезжает.
Вот из-за этого разговора мама торопилась, да? Быстрее-быстрее, сейчас Оля звонить будет. Случилось что-то! Про себя эта Оля ничего рассказывать не хочет. Всё только «нормально» и «хорошо», а мама перед ней тут должна полиграф проходить!
«Нет, Оль, не приезжает. Мы с ним сейчас судимся из-за огорода в Старо-Ромашкино». Да если бы так оно и было, мама никогда об этом не рассказала бы Оле Сучковой, с которой они тридцать лет не виделись и никогда больше не увидятся.
Дядя Володя много лет дружил с Холмогоровыми из соседнего дома. К нам приедет – ну и к ним иногда зайдёт.
Валю, их дочку, ко мне заниматься пристраивал. Пристраивал очень долго. Я, наученная горьким опытом, долго сопротивлялась. Взять Валю означало бы подписаться с ней заниматься пока ей (или её родителям) не надоест, либо пока она не вырастет, не закончит институт, аспирантуру и докторантуру, где ей будет нужен английский. И тогда Валя и её родители смогут меня благословить на все четыре стороны.
Потому что, если Валю по каким-либо причинам «брошу» я, это будет трагедия. Всё, враги на всю жизнь. Это всё я уже проходила. Больше не хотелось. Тем более всё усугублялось тем, что Валя на тот момент занималась с другим репетитором. И если я «заберу» Валю у другого репетитора, а потом ещё «брошу» - то это будет вообще конец света.
Но обстоятельства изменились. И Валя перестала у того репетитора заниматься, и у меня учеников тогда мало было. Тут ещё дядя Володя снова надавил: «Возьми Холмогорову! Холмогорова у тебя уже знаешь, как попёрла бы!» И взяла я её с горя.
Занималась у меня Валя спокойно года два. Ровно, дисциплинированно, без приключений, без злоключений, без эмоций. Ещё бы! Она же тхэквондистка! Отец её по-спартански воспитывал. Из-за тхэквондо и перестала ко мне ходить. Перевелась в другую школу, к тому же на тренировки чуть ли не два раза в день моталась за семь вёрст. На английский ни времени, ни сил не оставалось.
Пока она у меня занималась, папу её я ни разу не видела. Маму видела живьём раза три. Валя сама ко мне ходила, сама за себя платила (папиными деньгами, естественно). С мамой так, по телефону иногда списывались и созванивались, что всё хорошо.
А когда они меня «бросили», я очень часто её мамашу встречать стала. Бывает, несусь на электричку, опаздываю, кто-то мне в спину кричит: «Привет!». Она. Нагнусь шнурки завязать – кто-то мне из проезжающей машины кричит: «Привет!». Какая вежливость! Это же они меня «бросили», не я их!
Но потом перестали мне из-за каждого угла «привет!» кричать. Нет их. Ну я про них и думать забыла.
А через какое-то время приезжает дядя Володя и говорит за чаем:
- А Холмогоровы-то квартиру здесь продали. В Ново-Ромашкино переехали.
- То-то я и вижу, что их нет. Раньше вечно встречала, а теперь нет.
- Это я от Иванова узнал. А с Холмогоровым разговаривали – он мне ничего не сказал про квартиру. Чудно как-то: столько лет общаемся. Не рядовое событие вроде бы. Не каждый день квартиры меняем.
Ага. Зато у меня до сих пор стоит в ушах это: «Привет! Переезжаешь?!», - кинулась, как гиена, на меня Холмогорова-мамаша с другой стороны улицы.
Как же, надо же быстрее узнать, вдруг Ира слишком зажиточная стала.
А я тогда фикус несчастный в горшке тащила домой. Кто-то его выкинул, а я подобрала. Думаю, сейчас пересажу, полью, опрыскаю, зацветёт… Хотя, фикусы не цветут.
Ещё у меня есть: "Сосед выжил меня из комнаты ...сам того не подозревая"