ГЛАВА 18. МОРЯК И ТЯЖКИЙ ГРУЗ СЛАВЫ
С тех пор, как в 1981 году из 8-го отряда уволился настоящий начальник флота Николаев Николай Георгиевич, в ЭПРОНе начался и продолжался лет пять период морского хаоса. Начальник отряда Хисамутдинов и его первый подручный, «вездесущий Дрожжа», продолжали руководить отрядом в духе сталинских репрессий. Оба они были старыми эпроновцами и, конечно, понимали в подводно- технических работах. Но как руководители большого коллектива и кадровики сильно не дотягивали до уровня. Хисамутдинов еще с войны был водолазом и с юности усвоил все привычки этого первобытного медноголового племени. Дрожжа отличался высокой деловой активностью и большой физической силой. Но всё его образование — курсы судовых механиков до 300 л. с. И, несмотря на это, он совмещал должности начальника Отдела Кадров, начальника Отдела Труда и Заработной платы, был секретарём партийной организации и ещё кем-то, уже не помню. Всё руководство отряда работало по принципу: главное отдать приказ, а как они будут выполнять — это не наше дело. Не выполнят — накажем.
Пока начальником флота был Николаев, он всё время искал способы преодолеть сопротивление руководства. Занимался подбором, обучением и воспитанием моряков. Умный был человек, прирождённый кадровик. Он меня многому научил. Но 81-м году он уволился, не выдержал постоянного конфликта с начальником отряда.
А моряков в отряде было 350 человек — больше половины личного состава.
Когда Николаев уволился, Хисамутдинов с Дрожжой облегчённо вздохнули. Им показалось, что трудности с начальником флота закончились, они поставят на его место любого моряка и через него будут командовать на море, каждый прямо из своего кабинета. За несколько лет на этой должности попробовали свои силы пять или шесть человек. В том числе капитан ВМ-73 Евгений Викторович Анохин, мой друг Витя Гусев, Юрий Иванович Феоктистов и ещё кто-то, не помню всех.
Витя Гусев, умный парень, как только понял с какими людьми в руководстве отряда ему придётся работать, категорически отказался от этого почётного места.
Евгений Анохин всю жизнь проработал на море, моряков отряда знал досконально и был самым опытным из нас. Но променять капитанский мостик на душный кабинет и постоянные споры с сухопутным начальством он не смог, и через полгода сбежал обратно на свой пароход.
И вот дошла очередь до Феоктистова Юрия Ивановича. О нём стоит написать более подробно. Это был излюбленный персонаж наших эпроновских моряков.
Морское образование у него было довольно среднее. Капитаном на самоходных судах он не работал. Но зато обладал замечательной фундаментальной внешностью и уверенным баритоном.
Был в те годы очень популярен такой певец — Юрий Богатиков, ныне справедливо забытый публикой. Представительный такой, широкоплечий мужчина, лет 40—45. И пел он уверенным баритоном патриотические советские песни. Всем своим видом и голосом Богатиков вселял оптимизм в слушателей и веру в светлое будущее социализма. Очень он нравился пожилым дамам и ответственным партийным работникам. Родом он был, кстати, из Керчи, то есть из Крыма.
Так вот, если взять обычного Юрия Ивановича Феоктистова, побрить его, одеть поприличнее, с галстуком, то от Богатикова его было не отличить. Я даже так скажу: он был похож на этого популярного певца больше, чем настоящий Богатиков. С одним только несущественным недостатком: петь он совершенно не умел.
Мы, молодые моряки, иногда пользовались этим удивительным сходством в своих корыстных целях.
В советское время с обслуживанием посетителей в кафе и ресторанах было не так хорошо, как сейчас. В летнее время в курортных городах Чёрного моря народу было очень много. А кафешек в те годы было мало. На всех не хватало.
Деньги у моряков всегда были. Поэтому, когда где-нибудь в Ялте или даже в Сочи мы шли на берег отдохнуть, то по возможности брали с собой Юру Феоктистова. Приходим, для примера, в ресторан «Сочи» на набережной в Ялте. Свободных столиков, конечно, нет. Юра останавливается у входа и удивлённо смотрит в зал. Один из нас подходит к официантке и с грустью в глазах сообщает ей, что вот какой неприятный момент: знаменитый певец Юрий Богатиков (вон он стоит, даже присесть ему некуда) приехал в родной Крым на гастроли, а ему даже вкусно покушать негде. Как же он завтра своим землякам будет душевно петь?
В ту же секунду откуда-то появляетя свободный столик. В зале раздаются приглушенные стоны пожилых дам: «Богатиков!.. Сам Юрий Богатиков!…» Метрдотель лично следит за сервировкой стола. Юра сидит с безразличным лицом утомленного почестями человека.
Когда стол уже был накрыт, от ресторана нам поставили подарочную бутылку коньяка, а Юра снисходительно кивал метру:
— Спасибо… Неплохо у вас тут. Только петь меня не просите. Я сегодня не в форме. А точнее — ваш хилый оркестрик не обеспечит моего голоса.
И вот эта замечательная внешность и уверенный баритон сыграли с Юрием Ивановичем злую шутку. Ему наши мудрые руководители, учитывая его фундаментальную внешность, предложили должность начальника флота. И он по глупости согласился. Не понял сгоряча, что ресторан — это одно, а руководить техническим флотом и моряками — нечто совсем другое.
Юрий Иванович был, в общем-то, хорошим парнем. Никого не обижал, характер добродушный. Но неожиданное назначение на высокую должность повлияло на него роковым образом. Оно и понятно: на очень простого моряка внезапно обрушилось двойное испытание судьбы — слава великого певца и власть начальника всего технического флота. Не каждый выдержит.
И Юра воспарил на недосягаемую высоту. В его артистическом баритоне появились величественные адмиральские нотки.
Первое, что Юрий Иванович придумал — устроить всем капитанам и стармехам аттестацию. Назначил приказом небольшую аттестационную комиссию из таких же как он полуграмотных моряков-заочников.
Я тоже пришел на аттестацию.
Юрий Иванович величественно посмотрел на меня и произнёс:
— Ну, что же, Владимир Николаевич! Пришло время проверить ваши знания!.. Расскажите-ка нам порядок определения места судна по звёздам.
Я заметил у него на столе раскрытый учебник мореходной астрономии Красавцева (видимо, Юра освежал в памяти основные термины) и решил, что не стоит церемониться с этими доморощенными мореплавателями:
— А каким методом будем определяться? Классическим или с перенесённым счислимым местом по методу Чебана? И какими таблицами вы предпочитаете пользоваться для вычислений: американскими Н.О. с подобранными звёздами, нашими отечественными ВАСами или тупыми ТВА?
Юрий Иванович приоткрыл рот и хотел что-то ответить, но не нашёлся. Я понял, что из всего мной сказанного он различил на слух только «таблицы ТВА», остальное для него и всей его комиссии звучало как японский язык.
Понадобилось меньше минуты, чтобы Юрий Иванович спланировал с небес на положенный ему уровень. Он слегка откашлялся и уже обычным своим голосом сказал:
— Понятно… Володя, будем считать, что аттестацию ты сдал. Спасибо, что нашёл время зайти.
Я повернулся и ушёл.
А бардак на флоте продолжался. Принимали на работу всех, кого попало. Лишь бы диплом был. Многие порядочные моряки увольнялись, не выдержав мудрого руководства с берега. Взамен их приходили разные, немного похожие на моряков люди, которых выгнали из Сочинского порта, из Туапсе и даже из Сухуми. В конце концов, даже Хисамутдинову и Дрожже стало ясно, что что-то идёт не так. Оказалось, что неудобного Николаева не так-то просто заменить.
Юрия Ивановича освободили от непосильной для него должности начальника флота и «бросили в глубинку» сменным капитаном на 100-тонный плавкран типа «Ганц». Но и тут он не показал себя отчётливым моряком.
В одно тихое осеннее утро мы стояли на «Гидротехнике» на рейде Кудепсты на якоре. В тот день тут собралась целая эпроновская эскадра: два или три водолазных катера типа РВК, два буксира, большая технологическая плавплощадка и 100-тонный плавкран, на котором командовал Юрий Иванович.
Накануне вечером диспетчер отряда по УКВ-радиостанции передал нам задание: с рассветом плавкран должен подойти к стенке полигона, снять с него к себе на грузовую палубу два 100-тонных откосных массива, а я должен буду отбуксировать плавкран с этим грузом на объект работ в районе Красного Штурма. Мне как старшему на рейде, было приказано следить за порядком и своевременно начать погрузку плавкрана утром с рассветом.
Утром, в седьмом часу, начало светать. Юрий Иванович, как было приказано, снимается на плавкране с якоря и начинает своим ходом движение в сторону полигона для швартовки.
Я поднялся на мостик «Гидротехника» пронаблюдать это величественное зрелище. Действительно, это было красиво: огромный плавкран движется медленно по зеркальной глади моря. Со стороны Грузии занимается алая заря. Воздух абсолютно прозрачный до самых вершин Кавказских гор. Вся Кудепста ещё спит сладким сном. И тишина!
Швартовка плавкрана всегда производится с отдачей якоря. Без якоря и без вытравленной на 50—75 метров якорной цепи невозможно точно перед причалом остановить движение этой махины весом в полторы тысячи тонн.
Плавкран медленно наезжал на причал полигона. Пора бы уже Юрию Ивановичу дать один звонок громкого боя, что для матроса на брашпиле означает «Отдать якорь!» Но звонка нет. Я про себя отметил с одобрением: «Однако, крепкие нервы у Юрия Ивановича. Не торопится, как некоторые. До последнего момента терпит».
Проходит ещё несколько секунд, и мне становится понятно, что уже поздно отдавать якорь. И тут вместо долгожданного одного звонка с плавкрана слышатся два коротких, что означает «Застопорить якорь-цепь». Но стопорить нечего, потому что Юрий Иванович спросонья забыл дать команду «Отдать якорь». И огромный плавкран, не сбавляя хода, врезается своим передним бортом в бетонную стенку полигона.
В утренней предрассветно-дремотной тишине раздался такой грохот, что вся Кудепста в ужасе проснулась. Кое-кто подумал, что началась война. Во всех домах зажёгся свет в окнах. В соседних горных деревнях с перепугу залаяли собаки и заржали лошади. Чайки густой стаей сорвались с поверхности моря и в панике понеслись вдоль берега на восток. Моряки нашей эскадры в одних кальсонах повыскакивали из кают на палубы своих пароходов, некоторые со спасательными жилетами в руках.
Огромная башня крана с ажурной 50-метровой грузовой стрелой, со свистом рассекая воздух, делала судорожные колебательные движения. По радиостанции послышался панический голос диспетчера Надежды Николаевны:
— «Гидротехник!» «Гидротехник!» Владимир Николаевич! Что там у вас случилось? Это что, поезд с моста упал?…
Я снял трубку УКВ:
— Нет, это не поезд. Это Юрий Иванович швартуется к полигону.
Тут же вызвал на связь плавкран:
— «Резвый-1», я «Гидротехник»!»
Через минуту в эфире послышался ослабевший до тенора, немного хрипловатый голос Феоктистова:
— «Резвый-1»… слушает…
Я решил, что немного морского юмора в любом случае не помешает:
— Юрий Иванович, а вы не пробовали при швартовке отдавать кормовой якорь?
Юрий Ивановаич с полминуты молчал. Видимо, только сейчас он понял, что забыл отдать якорь. Потом в эфире раздался его вопль:
— Владимир Николаевич!!! Ты всё шутки шутишь! А мне не до смеха!
— Ладно, Юрий Иванович, если по-серьёзному, то вам надо быстренько посмотреть по отсекам, нет ли пробоин в корпусе. А то ещё потоните прямо тут у причала.
Минут через пять Юрий Иванович сообщил:
— Пробоин нет, но носовой привальник всмятку, по всей длине.
После этого Юрия Ивановича, в целях безопасности мореплавания, перевели на несамоходную технологическую плавплощадку, где он и продолжал морскую карьеру до самой пенсии.