(все события и персонажи выдуманы, любые совпадения случайны).
В роте Петька был самым голосистым. При том, что не имел музыкального образования. Но голос у него был вроде как хороший, красивый. Пусть иногда он попадал мимо нот или не знал слов и песен, которые его просили спеть, зато в окопе, на привале, на долгих переходах, он всегда был в центре внимания.
Песен, надо сказать, знал он немного. Все они были уже известны однополчанам, но за неимением иного музыкального разнообразия, бойцы с удовольствием слушали и этот репертуар. Кто-то даже сказал, что это как индивидуальный концерт лучших песен любимого артиста для избранных.
- Петруха, давай нашу! - кричали ему порой и он затягивал любимое всей ротой "Нееееееее для меняяяяяя!". Парни вокруг слушали с удовольствием, порой подпевали, но Петькин зычный голосина заглушал их всех вместе взятых, если было возможно.
Так и был Петя главным артистом, пока с пополнением вместе в роту не попал статный, кареглазый, с точеным профилем и белоснежной улыбкой парень 20 лет от роду по имени Аркадий и фамилии Миргородский.
Поначалу он вызывал всеобщее раздражение за привычку каждое утро умываться, бриться и делать странные упражнения для дыхания, после которых он гудел под нос что-то вроде гамм. Мужики злились на него, называли "ваша благородь" или всячески подтрунивали. Но поскольку особо он никому не мешал, то вскоре плюнули на эти его странности, да и привыкли к ним.
Однажды, после небольшого боя, когда противника выбили из насиженного окопа и заняли его позицию, кто-то как всегда закурил, кто-то заснул, а кто-то сказал: "Петька, давай нашу!".
Петька уселся поудобнее и затянул "Нееееееее для меня!..". Внезапно он понял, что ему кто-то подпевает. Да еще и хорошо, Петька даже удивился, насколько хорошо.
Это был Аркадий. Он сидя через два человека от певца, закрыл глаза, просто выводил второй голос. Выводил словно про себя и для себя, но его было слышно.
Петька сначала обрадовался помощи, но когда понял, что Аркадий поет чище и звучнее, а главное лучше, разозлился.
- Ты чё, новенький? Мешаешь! - зло сказал он.
- Да прости... я так, подпеть только хотел, у меня привычка,- открыл глаза Аркадий.
- Это как?
- Так я ж артист. В театре эстрады служил до войны. У нас в спектакле была эта песня, я и там обе партии знаю, - виновато посмотрел на Петьку.
- Ну так и пел бы себе в своем спектакле! Не мешай!
- Обожди, Петро, дай он споёт! Тебе жалко? Мы тебя послушали вдосталь, пора менять пластинку. Верно, мужики?
Мужики закивали, загудели, мол, да, верно.
Петька шмыгнул носом, махнул рукой, мол, пусть поёт, и затих.
- Давай, артист! - все повернулись к Аркадию.
Тот немного смутился, откашлялся, закрыл глаза, вздохнул и запел...
Он пел, а песня лилась, как тёплое облако, охватывая окоп и словно попадая в душу каждого замерзшего, уставшего, обожженного войной, и поселившись там начинала топить лёд или прорастать на пепелище. Каждый словно вдруг очутился там, где ему было уютно и тепло. Где пели птицы или стрекотали цикады. Где бренчат трамваи по рельсам или шелестел лес. Где была мама или жена, а может подруга или друзья детства. Где был дом или квартира. Где веяло запахом свежего хлеба и из окон раздавались смех и голоса детей. Где были тополя в парке или кусты во дворе. Где асфальт на дороге или бездорожье вовсе. Где разводят мосты или купаются в море. Где звонки велосипедов и гудки машин.
Там, где не было войны.
Песня смолкла.
Аркадий обвел взглядом слушателей. Кто смотрел на него, кто нет; кто утирал слезы или скрипел зубами, сдерживая их. Кто молча курил, обратив взор в себя.
- Спасибо, братцы, - вдруг сказал он.
- Нам-то за что?
- За то, что как-будто снова на сцене побывал. Это как... не знаю... такое чувство, не объяснить. Но мне надо это. Война вот кончится, вернусь и всех вас на спектакль позову. Придёте?- и он улыбнулся ярко и солнечно.
- Придём! Само собой! - сказал Петька и внезапно обнял Аркадия. Остальные тож закивали, мол, придем, не сомневайся!
Через час началась контратака. Позицию не отдали. Потеряли восемь человек. Среди них был и молодой артист. Он лежал с разорванным горлом и смотрел в небо карими, красивыми глазами.
С той поры Петька больше не пел. Как его ни просили. Прошел всю войну, был ранен. Вернулся домой.
После войны он побывал в театре, где служил Миргородский. Смотрел спектакль. Ни названия, ни сюжета Петька не запомнил. Он просто думал о чем-то другом.
И вдруг со сцены запели: "Не для меня!..". Он вытянул шею, впился взглядом в артистов и...затянул вполголоса вместе с ними. Соседи по ряду укоризненно посмотрели на него, но, видя награды на пиджаке, не сказали ни слова.
Он пел, когда закончился спектакль. Он пел по дороге домой. Он пел, когда вошёл в свою квартиру. Повторяя снова и снова, как заведенный одну и ту же "Не для меня".
После лёг спать, как был, одетый, да так и не проснулся. Нашли его только через три дня, когда не вышел на работу.
В медицинском заключении было написано: обширный инфаркт.
(все события и персонажи выдуманы, любые совпадения случайны).
В роте Петька был самым голосистым. При том, что не имел музыкального образования. Но голос у него был вроде как хороший, красивый. Пусть иногда он попадал мимо нот или не знал слов и песен, которые его просили спеть, зато в окопе, на привале, на долгих переходах, он всегда был в центре внимания.
Песен, надо сказать, знал он немного. Все они были уже известны однополчанам, но за неимением иного музыкального разнообразия, бойцы с удовольствием слушали и этот репертуар. Кто-то даже сказал, что это как индивидуальный концерт лучших песен любимого артиста для избранных.
- Петруха, давай нашу! - кричали ему порой и он затягивал любимое всей ротой "Нееееееее для меняяяяяя!". Парни вокруг слушали с удовольствием, порой подпевали, но Петькин зычный голосина заглушал их всех вместе взятых, если было возможно.
Так и был Петя главным артистом, пока с пополнением вместе в роту не попал статный, кареглазый, с точеным профилем и белоснежной улыбкой парень 20 лет от роду по имени Аркадий и фамилии Миргородский.
Поначалу он вызывал всеобщее раздражение за привычку каждое утро умываться, бриться и делать странные упражнения для дыхания, после которых он гудел под нос что-то вроде гамм. Мужики злились на него, называли "ваша благородь" или всячески подтрунивали. Но поскольку особо он никому не мешал, то вскоре плюнули на эти его странности, да и привыкли к ним.
Однажды, после небольшого боя, когда противника выбили из насиженного окопа и заняли его позицию, кто-то как всегда закурил, кто-то заснул, а кто-то сказал: "Петька, давай нашу!".
Петька уселся поудобнее и затянул "Нееееееее для меня!..". Внезапно он понял, что ему кто-то подпевает. Да еще и хорошо, Петька даже удивился, насколько хорошо.
Это был Аркадий. Он сидя через два человека от певца, закрыл глаза, просто выводил второй голос. Выводил словно про себя и для себя, но его было слышно.
Петька сначала обрадовался помощи, но когда понял, что Аркадий поет чище и звучнее, а главное лучше, разозлился.
- Ты чё, новенький? Мешаешь! - зло сказал он.
- Да прости... я так, подпеть только хотел, у меня привычка,- открыл глаза Аркадий.
- Это как?
- Так я ж артист. В театре эстрады служил до войны. У нас в спектакле была эта песня, я и там обе партии знаю, - виновато посмотрел на Петьку.
- Ну так и пел бы себе в своем спектакле! Не мешай!
- Обожди, Петро, дай он споёт! Тебе жалко? Мы тебя послушали вдосталь, пора менять пластинку. Верно, мужики?
Мужики закивали, загудели, мол, да, верно.
Петька шмыгнул носом, махнул рукой, мол, пусть поёт, и затих.
- Давай, артист! - все повернулись к Аркадию.
Тот немного смутился, откашлялся, закрыл глаза, вздохнул и запел...
Он пел, а песня лилась, как тёплое облако, охватывая окоп и словно попадая в душу каждого замерзшего, уставшего, обожженного войной, и поселившись там начинала топить лёд или прорастать на пепелище. Каждый словно вдруг очутился там, где ему было уютно и тепло. Где пели птицы или стрекотали цикады. Где бренчат трамваи по рельсам или шелестел лес. Где была мама или жена, а может подруга или друзья детства. Где был дом или квартира. Где веяло запахом свежего хлеба и из окон раздавались смех и голоса детей. Где были тополя в парке или кусты во дворе. Где асфальт на дороге или бездорожье вовсе. Где разводят мосты или купаются в море. Где звонки велосипедов и гудки машин.
Там, где не было войны.
Песня смолкла.
Аркадий обвел взглядом слушателей. Кто смотрел на него, кто нет; кто утирал слезы или скрипел зубами, сдерживая их. Кто молча курил, обратив взор в себя.
- Спасибо, братцы, - вдруг сказал он.
- Нам-то за что?
- За то, что как-будто снова на сцене побывал. Это как... не знаю... такое чувство, не объяснить. Но мне надо это. Война вот кончится, вернусь и всех вас на спектакль позову. Придёте?- и он улыбнулся ярко и солнечно.
- Придём! Само собой! - сказал Петька и внезапно обнял Аркадия. Остальные тож закивали, мол, придем, не сомневайся!
Через час началась контратака. Позицию не отдали. Потеряли восемь человек. Среди них был и молодой артист. Он лежал с разорванным горлом и смотрел в небо карими, красивыми глазами.
С той поры Петька больше не пел. Как его ни просили. Прошел всю войну, был ранен. Вернулся домой.
После войны он побывал в театре, где служил Миргородский. Смотрел спектакль. Ни названия, ни сюжета Петька не запомнил. Он просто думал о чем-то другом.
И вдруг со сцены запели: "Не для меня!..". Он вытянул шею, впился взглядом в артистов и...затянул вполголоса вместе с ними. Соседи по ряду укоризненно посмотрели на него, но, видя награды на пиджаке, не сказали ни слова.
Он пел, когда закончился спектакль. Он пел по дороге домой. Он пел, когда вошёл в свою квартиру. Повторяя снова и снова, как заведенный одну и ту же "Не для меня".
После лёг спать, как был, одетый, да так и не проснулся. Нашли его только через три дня, когда не вышел на работу.
В медицинском заключении было написано: обширный инфаркт.
