В 1868 году аббат Фокон написал книгу «Три принцессы дома де Брольи». В роду де Брольи были и священнослужители, и талантливые офицеры, полководцы и даже маршалы, которые достойно послужили Франции и России. Но и женщины семьи де Брольи заслуживают того, чтобы о них знали и помнили. Сегодня рассказ о тех, чья судьба связана с усадьбой Монрепо в Выборге.
Франсуаза Луиза Анжелика де ля Брусс де Вертейяк родилась в Париже 9 декабря 1760 года в семье маркиза де Вертейяка. Невероятно одаренная и богатая, 9 апреля 1782 года она выходит замуж за Жозефа-Огюста де Брольи-Ревель, сына маршала Виктора-Франсуа де Брольи, героя-полководца Семилетней войны. За 10 лет брака у них родилось семеро детей. Спасаясь от Великой Французской революции, семья уезжает в Германию. Князь Ревельский тогда занимал почетную должность при графе д Артуа, брате короля Людовика XVI. Увы, смертельный недуг свел его в могилу за считанные часы. Это случилось в Вестфалии 26 января 1795 года. Вдова с детьми вскоре нашла прибежище в России.
В эпоху расцвета дома де Брольи в их гостеприимный замок Сен-Жорж д Ольнэ в Нормандии приезжало немало коронованных особ. В 1762 году великий князь и будущий российский император Павел Петрович и его супруга, совершая путешествие по Европе под именем графа и графини Северных, пожелали посетить нормандский замок де Брольи. В тяжелые для семьи де Брольи времена Павел I не забыл приема, устроенного ему в нормандском замке, и пригласил вдову с детьми в Петербург. Мальчики были устроены на учебу в Сухопутный шляхетский корпус, готовящий гвардейских офицеров. Императрица Мария Федоровна, благоволившая к несчастным эмигрантам, определила юную Александрину-Симплицию в пансион благородных девиц. Франсуазе, матери Александрины, была выделена квартира в том же доме, где жила и воспитывалась дочь.
Долгие годы принцесса Ревельская была окружена заботой и милостью царской семьи. Сменивший на троне Павла I Александр унаследовал от отца расположение к де Брольи. В пожизненное владение принцессе де Брольи-Ревель 26 ноября 1802 года передается местечко Мотоль под Брестом, которое в 1812 г. было разорено французскими войсками. Принцесса владела поместьем до конца 1827 г. В указе императора Николая I, ликвидировавшем право владения местечком Мотоль французской принцессой де Брольи-Ревель, отмечалось, что государственное казначейство должно ежегодно выплачивать принцессе 1 217 руб. серебром до ее смерти.
Император Александр I даже поспособствовал браку Александрины-Симплиции с бароном Паулем Николаи, начинавшим дипломатическую карьеру, которая обещала быть очень успешной. Пауль в письме графу Воронцову от 6 июня 1810 года писал о своей невесте: «От своих родителей она унаследовала чувства благородства и чести; в ее характере есть черты, схожие с моими, она естественна и скромна, при этом сила духа, присущая ей в ее 22 года, выделяет ее даже среди тех девиц, кои превзошли ее возрастом».
26 февраля 1811 года 23-летняя принцесса Александрина-Симплиция де Брольи становится баронессой фон Николаи и едет с мужем в Англию, где тот занимает должность атташе в российском посольстве. Через год у супругов Николаи родилась дочь Мария, вскоре еще две девочки, Октавия и Александрина. По условиям брачного соглашения девочки в семье должны были воспитываться в католицизме (как мать), а мальчики – в лютеранской вере (как отец).
Из Лондона семья Пауля Николаи переехала в Копенгаген. Барон Николаи был назначен посланником России в Дании. И сам барон, и его супруга нашли в Копенгагене теплый прием и обзавелись добрыми друзьями. Здесь у Николаи родились сыновья Николас, Леонтий (Людвиг Эрнст) и Александр.
Обессиленная частыми родами, обеспокоенная будущим своих детей, Александрина в 1824 году, в ожидании очередного малыша, пишет супругу письмо, полное тревоги, любви и нежности.
«26 февраля 1824 года.
Я пишу тебе эти строки, мой Пауль, в годовщину нашей свадьбы и благодарю тебя за 13 лет счастья, которым обязана тебе. Я хочу рассказать о своих к тебе чувствах, которые переполняют моё сердце, чтобы, когда меня не станет, эти строки напомнили тебе о моей нежной любви. Ты увидишь: твоя Александрина думает о тебе даже в ином мире! Я пишу эти строки, сидя на подаренном тобой диванчике. Присядь на него и скажи себе, что ради любви ко мне тебе должно сохранить себя для наших детей; что я наблюдаю за тобой из иного мира, где, надеюсь, мы однажды снова обретём друг друга, и благодарю тебя за всё то, что ты делаешь для этих малышей, у которых нет больше никого в мире, кроме тебя. Я вверяю тебе это сокровище, лучшую часть себя. Я уповаю на милосердие Бога и буду молиться за всех вас...
Во имя Господа страдаю я во искупление своих грехов. Ему я приношу в жертву свою жизнь ради тебя, мой друг, ради наших детей... Друг мой, если бы ты теперь видел свою бедную Александрину, ты понял бы, как разрывает ей сердце мысль о том, чтобы покинуть тебя, и каких сил стоят ей эти строки... Как же тяжело оставить всё, проститься с любимыми и знать, что наша смерть принесёт им горе! Но если на то Божья воля, мой Пауль, нужно безропотно покориться ей и испить до дна эту горькую чашу. Пускай твоя душа не поддастся унынию, что недостойно христианина, верующего в Господа и иную жизнь. Религия не запрещает плакать, но пускай слёзы эти будут слезами смирения... Чистой душе не подобает роптать, ибо это только усилит страдания... Когда тебе станет совсем невмоготу, мой Пауль, когда боль покажется невыносимой, обрати свой голос к Господу милосердному и скажи ему: «Господь мой и Бог мой, дай мне сил исполнить твою святую волю и не позволь мне возроптать». И ты увидишь, что тебе станет легче... боль не уйдёт, но ты найдёшь в себе силы вынести её... Повторяй себе, что твоя Александрина обязана тебе огромным счастьем, и что ты был ей бесконечно дорог!.. Я не прошу тебя рассказывать детям о матери, любившей их, я знаю, что ты и так сделаешь это. Я прошу тебя говорить им о том, что им должно не забывать о счастье своего отца. Друг мой, я заканчиваю писать, ибо силы мои истощены... долгое прощание – лишняя боль для нас обоих... Крепись, мой Пауль, твоя Александрина, умирая, заклинает тебя не лишать детей отца... Милый друг, от тебя потребуется быть не только мужчиной, но и смиренным христианином.
Александрина».
…Через две недели после написания этого письма, 15 марта 1824 года, баронесса родила девочку. В Копенгагене тогда свирепствовала лихорадка. Еще в 1811 году Людвиг Николаи в письме графу Воронцову выражал опасения по поводу состояния здоровья своей невестки: «Только в одном я за нее страшусь. Я не знал, что она страдает болезнью грудной клетки… и я боюсь, как бы у нее не возникло сложностей во время родов».
Слабый после рождения дочери организм баронессы Николаи оказался беспомощным перед лицом болезни. 28 марта Александрина фон Николаи (урожденная де Бройли-Ревель) умерла, оставив семью горевать об утрате…
…Узнав о смерти дочери, Франсуаза де Брольи-Ревель немедленно отправилась в Данию, несмотря на трудности путешествия и возраст (64 года), и осталась у зятя и внуков на несколько месяцев. 5 мая в часовне австрийской миссии в Копенгагене она крестила свою последнюю внучку. При крещении девочку нарекли Симплицией-Луизой-Паулиной, а ее крестный, австрийский посланник, добавил имя Эрнестина.
Пауль писал из Копенгагена 4 мая 1824 года графу С. Р. Воронцову: «Последней почтой мне были доставлены столь ценные для меня ваши письма. Они походят на те, что пишет мне моя теща: мое сердце находит в них утешение, смягчающее мою боль. Господь наказывает меня и посылает мне вместе с тем утешение, сжалившись надо мной, что придает мне мужества. Если бы вы знали, господин граф, как я в нем нуждаюсь: стоит мне немного воспрянуть духом, как в глубине моей души снова рождается боль. Моя теща, удивительная женщина, коей Небо послало много жестоких испытаний, приняла новость с истинным мужеством, вызвавшим восхищение у всех окружающих. Облегчение ей принесли мои письма – нежность матушки была перенесена полностью на меня. Ее любовь ко мне возросла с того момента, как наши слезы объединились в одно общее горе. Я уверен в том, что Императрица-мать не обделит своим щедрым вниманием моих детей. Не исключено, что Ее Величество сделает мне предложение поместить моих дочерей или одну из них в один из ее институтов, но на это я никогда не смогу согласиться: моя милая Александрин никогда бы на это не согласилась и в этом отношении наши мысли с ней совпадали, как и во многом другом».
Какая судьба ждала семерых детей, оставшихся без мамы? Отец не мог дать им материнской нежности, но окружил детей вниманием и заботой. Старших девочек 12, 11 и 10 лет он доверил бабушке, графине Франсуазе де Брольи-Ревель. Бабушка увезла их во Францию. Дочери обязаны были писать отцу еженедельные длинные письма-отчеты по установленному им образцу. К старшему сыну, Николасу, был приставлен наставник, младшими занималась гувернантка-англичанка, а маленькой Симплиции нашли кормилицу. Когда малышке исполнилось 10 месяцев, кормилица покинула семью. Немедленно кроватку ребенка перенесли в комнату отца, который оберегал ночной покой и сон дочери до ее 6-летнего возраста. Впервые Пауль повез дочь к бабушке во Францию, когда ей исполнилось 2 года. Позже Симплиция вспоминала: «Воспитанная английской бонной, я была этаким дичком, не слишком любезным, резко отвечая «No» на любое обращение. Бонну, допустившую подобное, уволили».
Отец тщательно искал воспитательницу, которой мог доверить свою младшенькую. Он говорил: «Я ищу вдову с детьми, дабы хоть немного заменить моей дочери мать, коей она никогда не знала». Вскоре малышка Симплиция оказалась на попечении мадам Детмар, которая относилась к ребенку как мама, не делая разницы между нею и своими детьми. Умненькая и весьма способная девочка легко освоила французский, немецкий и английский языки. Первой наставницей маленькой Симплиции стала ее старшая сестра, 15-летняя Мария, которая обучала девочку французскому языку и священной истории. Юная наставница была очень строга! Кстати, все барышни де Николаи занимались музыкой и живописью. Они стали отличными пианистками и рисовальщицами.
Барон Пауль Николаи очень внимательно, но своеобразно относился ко всему, что касалось детей. Например, в отношении здоровья для всех членов семьи были установлены правила, которые безоговорочно выполнялись. В начале весны в лечебных целях все пили травяной сок. «Ужас! Но самые горькие порошки и самые противные микстуры надлежало принимать, не кривя лица. Ни сахара, ни варенья к ним не полагалось», – вспоминала Симплиция. Питались дети по-спартански. Утром каша на воде. Скромный, но достойный обед. Чашка холодного молока и кусок ржаного хлеба на полдник. И на ужин каша на воде и картошка с солью.
«А однажды на стол поставили немного сливочного масла. Это было целое событие в нашей жизни», - вспоминала Симплиция
Старый дворецкий, любивший и жалевший детей, припрятывал иногда остатки десерта с «взрослого» стола. И когда дети появлялись на пороге столовой, он подмигивал им, что означало: вас ожидают маленькие вкусности.
Пауль Николаи весьма бдительно относился к образованию детей. До того, как дети пошли в школу, он лично проверял их знания. И горе ленивым! Их ставили на колени в вестибюле посольства, где они под взглядами секретарей посольства и атташе учили невыученный урок.
Ежегодно семья проводила отпуск во Франции, в замке Сен-Жорж. Там их с нетерпением ждала бабушка и две тетушки. Аббат Фокон писал об обитательницах замка Сен-Жорж: «Не было ничего более восхитительного, чем жизнь обитателей Сен-Жорж. Каждый день эти дамы вставали ни свет ни заря и после долгой и благочестивой молитвы отправлялись к мессе. Остаток утра проводили в посещениях больных и бедных. После обеда час выделялся на духовное чтение, остальное время проводилось в упорной и трудной работе на благо церкви или бедняков, работе, которую три благородные дамы взяли на себя добровольно…
Вечерами господа и слуги собирались для совместной молитвы». Жизнь их, чистая почти ангельской чистотой, вполне соответствовала семейному девизу: «Coelum, non solum» – «Небесному, а не земному». Эти благочестивые дамы и оказали влияние на Симплицию, которая с детства решила посвятить себя религиозному служению. Там же она познакомилась с отцом Соле, настоятелем обители de la Vierge-Fidele, с которым вела активную переписку и мудрым советам которого следовала.
В начале 1839 года мадемуазель Симплиция начинает выходить в свет. Ей было 15 лет, когда отец представил ее королевскому двору в Копенгагене по случаю коронации Кристиана VIII. C тех пор, несмотря на религиозные устремления, она стала вести жизнь светскую, с балами и приемами.
Но в 1850 году барон Пауль Николаи оставил дипломатическую службу и с дочерью удалился в свое имение Монрепо. Для Симплиции это стало большим испытанием. В столице Дании она могла во французской или австрийской миссии по воскресеньям ходить к причастию, посещать мессы. Но в Монрепо! Выборгская церковь в трех километрах, снег лежит по 6-7 месяцев, зимой по льду залива до имения добирались волки и выли так, что слышно было в усадьбе… Почти полное одиночество, выход к столу, тет-а-тет с отцом, немногословным и придирчивым к соблюдению этикета. К ужину он всегда появлялся при полном параде и от дочери требовал вечернего наряда. Дважды в неделю на ужин приглашался выборгский доктор, друг семьи, с ним Симплиция играла дуэтом на фортепиано. Но музыка стала утомлять барона, пианино велено было закрыть…
В апреле 1866 года барон за четыре дня сгорел от пневмонии. Симплиция одна была при нем, получив последнее благословение и сопроводив последний вздох. Она писала:
«Это была тихая смерть. Она завершила чистую жизнь, полностью посвященную служению долгу… Если эта честная и простая душа и совершала ошибки, то ненамеренно, так истово веруя в Божье милосердие».Симплиция
После смерти отца Симлиция стала одной из основательниц общины Святого Семейства в городе Дувр-Деливранд в Нормандии. В Дувре, в соборе Нотр-Дам прошла церемония обращения в католическую веру генерала русской армии, героя кавказских войн, брата Симплиции, Леонтия Николаи. Оттуда он уехал в монастырь Grande Chartreuse в Альпах.
Подготовила библиотекарь музея-заповедника «Парк Монрепо» Наталья ЛИСИЦА