Утром распогодилось: дым снесло к западу и вонять стало меньше. В такие утра Пете казалось, что, возможно, когда-нибудь, Это случится, он даже пытался убеждать себя, что видит проталины в небесных чёрных сугробах. Конечно, никаких проталин не было, да и быть не могло.
Восточный ветер крепчал. Он нёс с собой крупный пепел, который на вкус был как жжёная резина. Петя как-то раз поклевал покрышку, на которой любил сидеть Птичник. Вкус был почти такой же.
Жестяные стены дребезжали и тряслись, единственная лампочка нервно моргала, куры мирно щёлкали клювами в коротком забытьи. Петя помотал головой, и решил выбраться наружу. Он протиснулся между листами металла и оказался на дворе, знакомом до последней трещинки в бетоне. Петя огляделся, похлопал крыльями, важно прошёлся рядом с хибарой Птичника, к которой была пристроено его собственное обиталище, подошёл к высоченному забору из рабицы, оглядел окрестности. За рабицей двор обрывался пропастью. На дне пропасти не было ничего, только развалины до самого горизонта. Как-то раз Птичник напился и рассказал Пете, что живут они на клыке в пасти мёртвой акулы. Год назад акула пыталась сожрать Феникса, и вот теперь лежит дохлая и беззубая. Клыки её сгнили; остался только этот, с длинным названием world trade center, которое почему-то особенно веселило Птичника. Что такое «акула» Петя не знал, но про порченные зубы понял: у Птичника были такие же. Точь-в-точь останки башен по соседству: чёрные, дырявые, кривые, грозящие вот-вот рухнуть окончательно.
Петя шёл вдоль рабицы, совершая утренний моцион. Во-первых, это полезно, а во-вторых, он должен быть готов. Ни в коем случае нельзя упустить миг, когда Это случится. В дальнем углу двора Петя откашлялся и тихонько кукарекнул. Было что-то неправильное в этом ожидании, но тренировки значили ещё больше, чем регулярный обход.
Когда случится Рассвет, необходимо будет приветствовать солнце, как делали все петухи от начала мира. Петя осторожно кукарекнул ещё раз. Услышит Птичник – будет ругаться.
В окошке хибары мелькнул огонёк. Петя на всякий случай отбежал в дальний угол – слышал Птичник, не слышал? Дверь заскрипела, и на пороге показался сгорбленный мужик в военном комбинезоне, рваной альпинистской куртке и оранжевой вязаной шапке с помпоном. Человек посмотрел на небо, вздохнул и зашаркал к дальнему углу площадки. Не слышал. Можно подходить.
В углу Птичник достал из-под куртки здоровенный бинокль и принялся что-то высматривать на оплавленных улицах. Вскоре он нашёл, что искал и некоторое время глядел в одну точку. Несколько раз мелко кивнул, спрятал бинокль и достал пистолет.
– Едут, – сказал он Пете, проверяя патроны в обойме. – Петруха, ты лучше не высовывайся. Сейчас времена такие, даже старым клиентам доверять нельзя.
Петя посмотрел на Птичника, склонил голову.
– Чего смотришь, Петруха? Давай, давай, дуй обратно.
Птичник легонько подтолкнул Петю в сторону хибары. Петя не обиделся. Он знал, что когда Птичник ведёт «бузинес», лучше сидеть тихо, поэтому он просто вернулся в родной загончик.
Птичник тем временем достал из-под крыльца лом и с его помощью, матерясь и пыхтя, сдвинул одну из плит. Под плитой обнаружился люк. Его Птичник открывать не стал, только приоткрыл маленькое окошко, а сам опустился на колено так, чтобы в него нельзя было выстрелить.
Минут через двадцать в люк постучали.
– Hi, Ptichnik! It’s me, Josh, – раздалось снизу. – Let me in, I’ve got ideal goods for you.
– Nice try, – Птичник усмехнулся и передёрнул затвор. – Let’s trade.
Он спустил в окошко резиновый шланг, тянущийся от насоса к баку рядом с хибарой и начал качать, не выпуская из виду щель. В бак тонкой струйкой полилась вода. Когда бак наполнился, Птичник подал в окошко одно за другим три яйца.
– Where do you get this? – спросили снизу. – There are no birds left.
– Секрет, – ответил Птичник. – Got anything else?
– There is hope. They say dawn is coming soon.
– Bullshit. I’ve been hearing this for years. Goodbye, Josh.
– See you soon, Ptichnik.
Птичник подождал несколько минут и только потом осторожно вытащил шланг и закрыл смотровую щель. Потом он задвинул плиту на место, засунул лом обратно, спрятал пистолет и плюхнулся на покрышку.
– Слыхал, Петь? – сказал Птичник. – Рассвет они там внизу ждут. Мрут как тараканы, за противогазный фильтр маму родную зарежут, а туда же.
Он сплюнул. Петя выбрался из закутка и подошёл к кормушке. Птичник посмотрел на него, сходил в дом и вышел с пакетом корма.
– На, Петь, кушай. И барышень своих зови, – Птичник щедро сыпанул из пакета. – Это последний. Джош в этот раз воды не долил, похоже у него тоже проблемы.
Человек уселся обратно на покрышку. Петя подошёл и встал рядом. Они часто так делали, человек и птица: смотрели как холодный ветер гонит по серому небу чёрные тучи.
– Рассвет им, – вздохнул Птичник. – Когда Феникс расправил крылья, тоже, небось думали, что шутка. Дебилы, блин. И такие же дебилы стреляли в него. Действительно, чего бы не пальнуть в потустороннюю птаху размером с Австралию?
Ветер сменил направление, теперь он дул с юго-запада, неся на тёплой спине сухой запах бетонной пыли. Перекрученные фаготы бывших небоскрёбов печально дудели вслед ветру. Петя и Птичник молча слушали эту мелодию. Наконец, Птичник встал, зачерпнул ржавой кружкой из бака.
– Вот ты, Петь, ты же петух, правильно?
Петя согласно взмахнул крыльями.
– Вот.
Птичник глотнул из кружки, помотал воду во рту и выплюнул на бетон. Лужица получилась очень тёмной, ветер не мог взволновать её поверхность.
– Значит, ты должен чувствовать рассвет, понимать, когда солнце встаёт, так? И петь. А ты не поёшь. Может, и солнца-то уже нет, а, Петь? Помнишь, Феникс сказал… «И быть сему миру пусту, пока живы мои убийцы». Правда, он это уже после того говорил, как полмира огнём своего воскрешения сжёг. Сволочь пернатая. Чего ему в своём высшем измерении не сиделось? Нашёл кому про моральное возрождение рассказывать и про неизбежную гибель пророчить. Поделом ему пиндосы ракету в лоб всадили, идиоту.
Петя покрутил головой. Он не знал, зачем приходил Феникс и не верил в пророчества. Но он изо всех сил верил, что Птичник неправ. Не может такого быть, чтобы за тучами ничего не было. Он там. Только прячется. Или спит, как Птичник после бутылки. Рассвет будет, обязательно, нужно только дождаться. Или… Петя даже подпрыгнул, мысль оказалась ослепительной.
– И почему я тебя не съел?..
Птичник сходил в дом и вернулся с полупустой бутылкой.
– Всё, Петь, моя жратва тоже кончилась. Пусто километров на десять в радиусе, в прошлый раз еле-еле пачку галет и бутылку белой нарыл. Повезло…
Птичник приложился к бутылке и крякнул.
– Русские своих не бросают, вот почему. И не едят. Я тебя на выставку эту дурацкую приволок, я тебя и вытащить должен. И Машку с Глафирой тоже. Только... Хреново мне, Петь. Кровью харкаю. Еле хожу. Просыпаюсь словно из колодца выбираюсь.
Птичник прикрыл глаза, голос его стал тише.
– У меня четыре патрона. Видать, скоро придётся их потратить. Не дотянуть нам до рассвета, Петь. Прости.
Снова начал сыпать густой чёрный пепел. Петя стоял неподвижно, прислушиваясь к новому неведомому чувству. Пепел стал гуще, и вдруг прекратился. Птичник стоял, покачиваясь.
И тут Петя почувствовал. Понял. И – запел.
«Ку-ка-ре-ку!» грянуло как клич, как призыв к радости. Петя он закрыл глаза, и ему было всё равно, что произойдёт дальше, потому что главное вершилось прямо здесь и прямо сейчас.
Всходило солнце.
Огромный багровый шар поднимался из-за горизонта, тучи пятились от него во все стороны, а безжалостно-яркие лучи вспарывали их, рассекали на множество частей.
В паре кварталов от небоскрёба Джош оторвался от прицела снайперской винтовки – он давно и безрезультатно выслеживал Птичника – и прислушался. Далёкий петушиный вопль напомнил ему об отцовской ферме и заставил улыбнуться.
А на крыше world trade center Птичник подошёл к забору, вцепился пальцами в решётку, слёзы лились по его щекам. Он смотрел как оранжевый цвет сменяет серый, слушал Петю, и думал, что пока есть кому приветствовать рассвет, найдутся и те, ради кого стоит это делать.
***
Пётр Георгиевич Птахин всхрапнул так громко, что проснулся. Приснится же... Помотал немного головой, прогоняя сонную одурь, похлопал глазами, посмотрел на часы и облегчённо вздохнул. Он поднялся с унитаза и вышел из кабинки. Помыл руки, побрызгал в грустные покрасневшие глаза водой, потёр небритую щёку. Да, видок после вчерашнего тот ещё. Лишь бы Главный не докопался, а то лишит премии и будет два часа лекцию читать о том, как внешний вид младшего техника Птахина критически важен для всей корпорации «Феникс». Дебил.
Петя вышел из туалета и по серому коридору побрёл на рабочее место. Со стен на него смотрели огромные плакаты. На одних весёлые люди путешествовали между мирами, на других благообразные мудрецы проповедовали дикарям из параллельных измерений, на третьих переселенцы счастливо сбегали от войн и катастроф в соседние измерения.
Петя почесал задницу и открыл дверь в рабочий зал. Привычный гул накрыл с головой, за окном были видны окна точно такого же небоскрёба, где одинаковые люди в униформе трудились за терминалами и носили от одного стола к другому кипы бумаг.
«Взорвать бы тут всё к такой-то матери», – подумал Петя, усаживаясь за рабочий терминал.