- Вы же просто не понимаете, какая у нее чистая и нежная душа!.. У нее такая душа, что она ждет, когда…. Да, когда ее душу будет целовать ангелы. А что получает?.. А получает, что пока по этой душе только грязными ногами – на-на-на!..
Последнее «на-на-на» она еще сопроводила вдавливающими движениями рук по направлению к своим, спрятанным под столом ногам. Для Спанчева это, видимо, послужило спусковым крючком…
- Ура!.. – заорал он, чуть не захлебываясь от переполняющего его какого-то вдохновенного раздражения. – Мы уже ставим памятник, памятник нашему нецелованному ангелу, памятник нашему кумиру и сейчас все будем падать ниц…. Но!.. – он как-то резко перешел на грубовато-глумливый тон. – Для начала Надкуська нам покажет пример должного поклонения!.. В душу – ногами!.. Вот ты сейчас и поцелуешь для примера ее холодеющую ножку…
Дальше Борис сделал то, чего никто не ожидал. Он сидел как раз между Надюськой и Сашей, Надюська таким образом оказывалась как раз напротив ее. Саша же, несмотря на то, что отодвинулась от стола благодаря своему росту почти доставала Спанча своими слегка вытянутыми вперед ногами.
В одну из этих ног – левую – он неожиданно и вцепился: резким рывком выхватил ее из-под стола и взгромоздив на стол. Да так, что все кружки и чашки с остатками тортов там подпрыгнули и грохнули разномастным звоном. Все непроизвольно вздрогнули от такой «неожиданности». Саша, было, попыталась согнуть ногу и задвинуть ее обратно, но Борис не дал этого сделать, вновь усилием распрямив ее так, что она носком практически доставала до самой Надюськи.
- Целуй!.. Целуй ее!.. – взревел Спанч. – Ангелы ее не целовали, так поцелуешь ее ты! Ну же!..
Саша, было, снова попыталась вернуть ногу на место, но Спанч, воткнув ложку в остатки торта, теперь уже двумя руками сдержал ногу. Она была обтянута синими джинсами, а ступня без колготок была в балетке, и для поцелуев оставалось вполне достаточное «свободное» место на взлете стопы.
Глаза Надюськи практически мгновенно вновь наполнились слезами.
- Сашенька, ангел мой!.. Смотри, я целую твою ножку…
И с этими словами она действительно припала к ее ступне. Причем, волосы сразу же укрыли ее и ногу под ней, но она специально откинула их и действительно губами прижалась к Сашиной ступне. Потом еще и еще, все время старательно откидывая волосы назад и возвращаясь вновь к поверхности ступни. После каждого такого «припадания» на ней все меньше оставалось сухого места…
В это время дверь в кильдим открылась, и в него, недовольно почесывая себе голову, вошел Иваныч. Он думал о чем-то своем и, видимо, не особо приятном, однако вид припадающей к ступне Саши Надюськи настолько впечатлил его, что он застыл с удивленно выпученными глазами. Усы его при этом как-то странно растянулись вдоль верхней губы.
- Я не понял… Что происходит? Что это за обряд ступнепоклонников?..
- О-о-о!.. – завопил Спанч. – У нас самая кульминация обряда посвящения в секту массовцев-гешеристов!.. Посвящаем надкусанную Надюську… Она в припадке экстаза должна сама покусать ножку нашей Саньки-круасаньки…
Иваныч уже улыбался:
- А почему именно Саньки?..
- А кого же?.. У нее сегодня прочистка…. И каждый, прежде чем сказать о ней, – тоже прикладывается…
Борис как-то на секунду замер, словно переваривая внезапно пришедшую ему в голову мысль…
- Кстати, Василий-свет-Иваныч, вам тоже, так сказать предлагается, как главному массовцу…
- Что?- не понял тот.
- Приложиться, так сказать… Мы все уже приложились. (Он быстро окинул взглядом массовцев и едва заметно подмигнул Полатиной Люде.) Да, мы решили, раз учреждаем новый обряд посвящения, то прежде чем посвятить Надюську, решили сами пройти его… В общем - да, каждый прежде чем что-то сказать о Саше, должен приложиться к ее ножке. Это, так сказать, дает право голоса… Мы уже, отстрелялись… Теперь и ваша очередь…
Марат на эти слова то ли всхрапнул, то ли всхлипнул в своем углу. Все предшествующее время он не проронил ни слова. Он вообще в последнее время практически «онемел» и почти перестал общаться с друзьями-массовцами. Спанч быстро взглянул в его сторону, но тот, кажется, уже справился с непроизвольно вырвавшимся из него смешком.
Иваныч, кажется, слегка подрастерялся. Одна из двух приподнятых в удивлении его бровей, опустилась вниз, придавая лицу нерешительный, колеблющийся вид. Он присел рядом со Спанчевым, так что ступня Саши оказалась от него совсем близко.
- Давайте, Василий Иванович, давайте, - неожиданно поддержала Спанчева Люда. Ее лишь чуть-чуть выдавали лукаво блестящие черные глаза. – Покажите, на что вы способны…. Вы же главный массовец. Наш главный посланец… После Надюськи – вы…
- Да, но наша Надюська еще ничего не говорила…
Спанч понял, что попадает впросак, однако, быстро взглянув на Надюську, которая готовилась что-то сказать, успел перебить ее:
- А ей, как еще не посвященной, мы разрешили сказать заранее…
Странно, что такой опытный и поднаторевший в различных молодежных приколах и фишках, педагог как Василий Иванович, так и не смог разгадать подвоха. Хотя, может, решил всем подыграть? Уж слишком хорошо все играли. По серьезным и даже насупленным в виду предстоящего возможного отказа Иваныча лицам массовцев, действительно можно было принять их игру за вполне «чистую монету».
- Ну ладно… Так, значит, так… - стал он принимать решение. – Значит – что?.. Сначала прикладываюсь, а потом говорю – так?.. Нет, давайте наоборот – я сначала скажу…
И он внимательно взглянул на саму «виновницу» всего происходящего – Сашу. Удивительно, что та больше не предпринимала никаких попыток убрать со стола свою ногу. Хотя Спанч больше не держал ее. И, несмотря на то, что это явно было не очень удобно сидеть так – с задранной наверх ногой, кажется, ей тоже было любопытно, как будет вести себя Иваныч. При этом ее лицо хранило строгий вид, как будто все происходящее было ей неприятно, но она добровольно подчинялась навязанной против ее воли необходимости.
- Ну что я хочу сказать тебе, Саса?.. – начал Иваныч, видимо, уже полностью приняв предложенные правила игры. – Ты сама – как эта нога… Вообще-то нога у приличной девушки должна находиться там, где ей и быть положено – под столом, а не на столе… Если она лежит на столе, значит, что-то в ней, в этой бывшей приличной девушке, что-то не так… Так и в тебе. То, что должно быть скрыто где-то глубоко… глубоко под столом – у тебя почему-то вывернуто наружу. Причем, вывернуто так бесстыдно и безобразно…
Говоря все это, Иваныч стал проделывать какие-то не совсем понятные манипуляции. Он вытащил из торта ложку Спанчева и к изумлению всех присутствующих стал намазывать ею остатки торта на взлет ступни Саши. Все настолько были удивлены, что, кажется, совсем перестали следить за тем, что он говорил. Одна Саша, буквально вперив в Иваныча глаза, ловила каждое его слово, и, кажется, совсем не замечала его манипуляций с ее ногой.
- Вот так вот Саса… Видишь, все положительные качества, то есть, те качества, которые ты сама считаешь положительными, на самом деле настолько нехороши, что их приходится маскировать и приукрашивать, иначе их не…вкусить, не переварить… Вот как твою ногу…. Чтобы мне поцеловать ее – придется умастить тортиком, кремцом и размазанным бисквитом. Это чтобы не было горько, ведь нога-то на самом деле – грязная и потому горькая…
Иваныч уже было начал клониться, чтобы поцеловать это месиво, которое он сам же и размазал по ступне Сабадаш, но та, рывком, наконец, стащила ногу со стола, заставив в очередной раз подпрыгнуть и нестройно звякнуть чашки и тарелки… После этого, не говоря ни слова, резко поднялась со стула и, буквально продравшись, между сидящими у стола и дверцами шкафов, быстро вышла из кильдима.
Там на какое-то время повисла пауза.
- Что-то неудачно у нас в последнее время проходят прочистки, - нахмурившись, сказал Иваныч и воткнул ложку обратно в остатки торта. Она не устояв, упала, издав глухой звук. И тут только стало понятным, что во время всех своих ковыряний в торте, Спанч успел слепить из его остатков нечто напоминающее человеческое сердце. Правда, после последующих манипуляций Иваныча вся его сердцевина была уже изрядно раскурочена и искромсана.
Однако мучительная неразрешимая незавершенность отношений Спанчева и Сабадаш проявилась новым безобразием буквально через пару дней после прочистки. Спанч, после долгих блужданий по многочисленным порносайтам в поисках «подходящих моделей», нашел, наконец, то, что было ему нужно, и скачал нужные ему фотографии себе в компьютер. Через насколько часов напряженной работы, пользуясь своими выдающимися способностями во многих компьютерных фишках, в частности, в программе «Фотошоп», он сварганил невероятное. Заменил головы оригинальных проституток на голову Саши!..
Причем, сделал это с поразительным искусством. Во-первых, все «модели» полностью подходили Саше по габаритам. Во-вторых, с исключительным искусством были подобраны ракурсы Сашиной головы. Благо, что в исходном материале Спанчу не было недостачи. На страницах «В контакте», «Фейсбуке» и «Твиттере» висели сотни, если не тысячи Сашиных фотографий. Но и это еще не все. На ноги этих проституток, раскинутых в самых безобразных и разнузданных позах, он нанес в области голени характерное пигментное пятно. Это была физическая особенность правой ноги Саши, из-за которой та не любила и практически никогда не носила юбок и платий, предпочитая им штаны и джинсы. Однако, эта «примета» была известна достаточно широкому кругу учеников и тем более учениц, что послужило «убийственным» доказательством «подлинности» представленных фотографий.
Уже в ходе работы Спанчу пришла в голову еще одна идея, венчавшая весь этот весьма гнусный и грязный замысел. В одном из фотографических «трахательщиков» он взял и заменил его голову на свою…
Все эти фотки были не только размещены на всевозможных сетях, Спанч также скинул их себе в смартфон и со смехом показывал всем желающим. По школе пошли слухи, смешки, перешептывания. Сашу в школе уважали – причем, как ученики, так и учителя. Поэтому фотографии произвели эффект разорвавшейся бомбы, «ударные волны» от которой докатились и до учителей. Разумеется, Саша очень быстро все узнала тоже. И у нее не было сомнений в «источнике» этих фотографий.
Однако реакция Саши не удовлетворила Спанча. Она показалась ему странной. Он рассчитывал на истерику, слезы, даже на попытки суицида, от которых в разгоряченных мечтаниях он, разумеется, ее спасал. А тут сухой взгляд, горящие глаза, какая-то вынужденная напряженная сдержанность. Более того, на прощенное воскресенье перед началом Великого поста, он даже получил SMS-ку от Саши, где она просила у него прощения, если чем обидела…
Борис не знал, что проплакав целую ночь и не сомкнув глаз, она с трудом смогла заставить себя прийти на следующий день в школу, Однако встретившийся ей Иваныч завел ее в кильдим массовки и беседовал с ней несколько часов один на один. Он-то и убедил ее «простить» Спанчева, доказав, что именно прощение будет свидетельством ее истинного душевного благородства. Что все «истинно верующие люди», как и Сам Иисус Христос, всегда подвергаются разного рода клеветам, и отношение к клевете является лучшей «лакмусовой» бумажкой для истинно верующих людей. Можешь ли ты выполнить заповедь «Любите врагов ваших» или нет. Если нет – ты не настоящий верующий…
В общем результатом этой беседы и стала довольно странная для Спанчева реакция Сабадаш.
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь