В конце XIX — начале XX веков в Сибири и на Дальнем Востоке жил и действовал весьма примечательный человек — Иван Кулаев. Был он золотопромышленником, фабрикантом, строителем железных дорог и т. п. В общем, предпринимателем. Около 1936 года, будучи человеком уже весьма немолодым, он написал очень интересные мемуары. Вот их мы сегодня и почитаем.
Кулаев должен был бы быть Орловым, но не стал. Его отец, Василий Орлов, в молодости попал рекрутом в армию, порядки которой ему не понравились. Как пишет его сын, отец не скрывал своих мыслей и, в итоге, отправился на каторгу в Сибирь. Сейчас сложно оценить правдивость этой версии, вполне может быть, например, что Орлов подумал, что режимы в армии и на каторге ничем принципиально не отличаются, но освободиться с каторги будет проще. Так и вышло.
Попав в Сибирь, Орлов поменялся фамилиями со своим тезкой Василием Кулаевым, который уже отсидел свое и должен был вскоре освобождаться. Разумеется, эта операция не могла быть бесплатной, но подробностей дела мы не знаем.
Надзирателям было в общем-то все равно, кого именно освобождать, тем паче, что никаких средств идентификации личности тогда не существовало. Автор мемуаров пишет, правда, что заключенных фотографировали, но это вызывает серьезные сомнения: фототехника в начале 1850-х годов (это время начала нашего рассказа) была большой (и дорогой) экзотикой. Едва ли она могла оказаться в распоряжении русских правоохранителей.
Так Василий Орлов стал Василием Кулаевым. Оказавшись вдали от начальства он много работал и через несколько лет стал весьма зажиточным человеком.
Около 1867 года с Кулаевым-старшим случился неприятный казус. Он ехал куда-то с большой суммой наличных денег — порядка 38 тысяч рублей. В ту эпоху это было целое состояние, корова тогда стоила 4-5 рублей, а бревенчатая изба — десять. Заночевал в Ачинске у знакомых. Одновременно с его повозкой во двор вошел некий человек в монашеской одежде, который предупредительно помог Кулаеву выгрузить вещи и, между прочим, рассказал, что хорошо знает хозяев дома. Вследствие этого у Кулаева сложилось впечатление, что «монах» - друг хозяев, а у тех — что он приехал с Кулаевым. «Монаха» приютили, накормили и положили спать в соседней комнате. Наутро капиталист недосчитался маленькой шкатулки, в которой были все деньги.
Найти «монаха» долго не могли. Впоследствие выяснилось, что он в темноте переправился через реку Чулыму и далее в несколько дней прошагал пешком 150 верст, не заходя в окрестные деревни. Затем он почувствовал себя либо в безопасности, либо очень голодным. Зашел в кабак, выпил-закусил и не заметил, как у него украли ту самую шкатулку.
Стащивший ее местный солдат вскрыл добычу в каком-то укромном месте. Мелкие купюры он засунул за голенища сапог, а крупные, которых никогда не видел, посчитал непонятным мусором и зачем-то отнес в участок. Может быть он надеялся, что ему за них что-то дадут.
Полицейские знали толк в деньгах, обыскали незадачливого жулика, допросили, потом задержали «монаха», который объяснил, кого и где обокрал. Послали за хозяином денег.
Но деньги, попавшие в русскую полицию, имеют свойство быстро «усыхать». К приезду Кулаева-старшего от 38 тысяч рублей осталось только 600. Был скандал, было вмешательство томского губернатора, кого-то предали суду (результатов я не знаю), но денег так и не нашли.
Кулаев-старший умер предположительно от менингита, преемником стал его сын Иван, имевший образование в размере четырех классов.
После серии малоудачных проектов, в середине 1899 года, Иван Кулаев получил приглашение участвовать в строительстве КВЖД, а затем — и подряд на строительство участка дороги. Россия тогда готовилась осваивать Маньчжурию, что впоследствии привело к войне, о которой я уже писал ранее.
Далее лучше просто процитировать:
Пришлось мне здесь впервые познакомиться с «особыми условиями» работы. Начальник 3-го участка, где сосредотачивались мои работы, старый инженер, статский советник Онофрович, захвативший из России штат служащих, в их числе трех начальников дистанций, откровенно заявил мне следующее:
— Хотя вы и получили работы от высших властей, а именно от помощника начальника отделения инженера Бочарова, но не забывайте, что я являюсь хозяином участка и я определяю род грунта. Прошу вас иметь это в виду. Мы сюда приехали не степями маньчжурскими любоваться, а деньги зарабатывать.
Я спрашиваю:
— При чем же тут я?
Он, нисколько не смущаясь, отвечает:
— Очень даже при чем. Вы будете отчислять с каждого сработанного вами куба земли пятьдесят копеек в нашу пользу. И пожалуйста, не делайте удивленного лица: такая постановка дела практикуется повсюду на дорогах.
Для меня не было никакого другого выхода, как согласиться на это весьма странное требование. Впоследствии об оригинальном разговоре с начальником участка я сообщил начальнику дороги Юговичу и начальнику отделения Бочарову. Оба были возмущены происшедшим, но, во избежание скандала, делу огласки не дали, примирившись с создавшимся положением.
Несколько позже случилось боксерское восстание. Оно, в итоге, было подавлено коалицией европейских держав, но, поначалу, коммерсантам, в т.ч. - русским, пришлось бежать из Китая, включая и Маньчжурию. Разумеется, бежал и Кулаев.
После прихода на место событий (в город Хайлар) русских войск под командованием генерала Орлова, Кулаев послал туда своего приказчика — выяснить, что из имущества на складе уцелело и вывезти хотя бы деловые бумаги. Но оказалось, что генерал Орлов считает то и другое военными трофеями и отдавать не собирается. Бумаги все-таки удалось украсть.
Кроме того, перед приходом русских из крупных городов Маньчжурии бежали и китайские купцы, тоже бросившие склады с товаром. В Хайларе эту проблему решил начальник тыла полковник Воробьев, погрузивший пушнину и просто шкуры на подводы и отправивший их куда-то вдаль, вероятно — мимо госбюджета.
Несколько сложнее было в Цицикаре. Опять скопипастим Кулаева:
Если Воробьев в Хайларе приналег на пушнину, то генерал Ренненкампф после взятия Цицикара отдал должное внимание серебру, «поддержав» таким образом престиж русских в Маньчжурии. Серебро в слитках по 4 1/2 фунта в каждом, изъятое из банков и частных предприятий, складывалось в ящики и отправлялось на быках и лошадях преимущественно в Хайлар, где приемка производилась счетом ящиков. Весом ящиков и числом слитков в каждом ящике не интересовались. Результаты такого небрежного контроля сказались позже: в руках охраны, сопровождавшей транспорты серебра, поднакопилось значительное количество слитков ценного металла, который долго впоследствии расходовался ею на собственные нужды.
Затем началась русско-японская война. Как пишет Кулаев: «Хищничеству не было конца, полный хаос царил повсюду".
В эти годы в Харбине было сформировано интендантство, во главе которого стал генерал Ланге, интендант Виленского военного округа. Это интендантство представляло собой не что иное, как шайку пустых, бездарных людей, не приносивших никакой пользы ни порученному им делу, ни другим людям, ни даже, пожалуй, себе, потому что хотя они и были рвачами и хапали кое-что, но все это тут же беззаботно проедалось и пропивалось. В подобной деятельности особенно выпукло выделялась видная фигура начальника продовольственного отдела Харбинского интендантства, капитана Владимира Федоровича Каппеля. Без его участия ни одна продовольственная поставка интендантству не могла пройти. Каждый поставщик предварительно сговаривался с ним или с его помощником о цене и количестве поставляемого продукта и об отчислении в его, Каппеля, пользу. Когда последнее было обусловлено, тогда уже можно было не сомневаться в том, что и цена и количество будут интендантством утверждены.
Далее Кулаев красочно описывает боевые подвиги капитана Каппеля: закупки овса по завышенным ценам, закупки прессованного («кирпичного») чая ненадлежащего качества и т. п. Заканчивается глава красочным эпизодом:
На другой день утром, когда я только что поднялся с постели, ко мне на квартиру явился капитан Каппель и начал слезно упрашивать меня не губить его и его семью, не жаловаться на него [начальнику тыла армии генерал-майору Ивану Павловичу] Надарову.
— Ведь я служу в интендантстве двадцать пять лет, — говорил он, — вы пожалуетесь, и вся моя служба пропадет, выгонят меня без пенсии, и я тогда — погибший человек…
К сожалению, я не знаю, как сложилась дальнейшая судьба капитана Каппеля. Вполне вероятно, что он дослужился до пенсии. Путать его с героем Белого движения генерал-лейтенантом Владимиром Оскаровичем Каппелем не стоит, это разные люди, хотя, возможно, и родственники.
Далее опять проще процитировать, чем пересказывать:
Русско-японская война закончилась. Эвакуировалась действующая армия. Харбинское интендантство уехало в Иркутск. Видимо, высшие власти в Петербурге были осведомлены об интендантских панамах, которые творились в тылу армии, и, по высочайшему повелению, была, назначена сенаторская ревизия для обследования деятельности интендантства в военное время, в Сибири и Маньчжурии. В Харбин был назначен сенатор Кузьминский. Этот сенатор, будучи в Харбине, допрашивал, в числе других лиц, и меня. Он обратился ко мне с вопросом: известно ли мне, что в интендантстве брали взятки, и кто брал таковые?
На эти вопросы я категорически заявил сенатору, что взятки в интендантстве брали все, от малого до великого: без этого никакие сделки не совершались.
— Вы можете подписать это показание? — спросил Кузьминский.
— Отчего же нет? С удовольствием! — ответил я.
— А начальник тыла Надаров брал взятки или нет? — последовал новый вопрос сенатора.
На это я ответил:
— Из главной администрации интендантства я знаю только двух лиц, безупречных в этом отношении: это генерал Надаров и заведующий передвижением войск полковник Захаров; других я не знаю.
— А вы лично давали кому-нибудь взятку?
— Давал, но не в харбинском интендантстве. С моего разрешения однажды мой артельщик в Верхнеудинске дал взятку смотрителю складов…
Я назвал сумму взятки (несколько сот рублей) и рассказал, при каких обстоятельствах эта взятка была дана.
Тут надо уточнить, что «панама» - это, в те годы, образное название аферы.
Насколько мне удалось понять, расследование не имело никаких последствий в смысле ответственности виновных лиц. Это, кстати, типично для той эпохи: большой скандал, в него втягиваются все начальники, все полны гневом праведным, возмущены и требуют наказания виновных. Но, в итоге, реальной ответственности никто не несет, деньги не находятся, убытки списываются.
Расскажем об обстоятельствах упомянутой выше взятки Кулаева .
Его фирма («Русское мукомольное товарищество») в период войны поставляло армии крупу. К концу войны в Верхнеудинске остались 60 вагонов гречки, которые армией уже закуплены не были — наступил мир, войска ехали домой. Эти вагоны были отправлены в Иркутск, чтобы продать гречку там или поблизости.
В этот момент вышел указ, предписывающий облагать таможенной пошлиной всякое зерно и крупы, прибывшие из Забайкалья в Иркутск после 1 марта 1906 года. Вот так, кстати, мы мимоходом узнаем, что в Российской империи XX века существовали внутренние таможенные границы и таможни.
Гречка приехала в Иркутск 24 февраля, вроде бы ей ничего не угрожало. Но выяснилось, что таможня не успевает ее оформить — очень много грузов и т.п. Ну, как всегда.
Кулаев в этот момент был в Петербурге. Он приказал своему служащему подержать крупу в вагонах, предполагая, что это не продлится долго. Но, после 1 марта иркутская таможня запросила пошлину на крупу.
Кулаев пишет, что он пошел на прием к премьер-министру Коковцову. Вероятно, он путает даты — в тот момент Коковцев премьером не был, это произошло намного позже. Так или иначе, Коковцов сказал, что получил из Иркутска телеграмму(ы?) об этом, но пока не успел создать комиссию для рассмотрения происшествия. В России «создать комиссию» обычно означает «отложить дело в долгий ящик», пока же Коковцов рекомендовал посетителю обратится к начальнику департамента неокладных сборов минфина.
Далее опять процитируем:
Меня встретил представительный чиновник, с большой седой бородой, лет шестидесяти на вид. Выслушав меня весьма любезно, он откровенно сказал мне:
— Видите ли, господин Кулаев, все зависит от того, как посмотреть на данный вопрос. Можно сделать и так и этак. Возможно, что юридически дело будет обстоять так, а практически — совсем иначе. Я получил распоряжение от премьер-министра Коковцева назначить комиссию для рассмотрения вашего дела. В этой комиссии я буду председательствовать. Путилова я, может быть, приглашу в комиссию, а может быть, и нет…
Проще говоря, за словами чиновника чувствовался вопрос: «А сколько дашь?»
Видно, и здесь было в силе правило: не подмажешь — не поедешь.
Признаться, я никак не ожидал этого от такого высокого чиновника, почтенного бородача.
Через некоторое время началась Первая Мировая война. Кулаев приводит в своих мемуарах красочные примеры хищений разного масштаба на разных железных дорогах. Остановимся на станции Иннокентьевская, неподалеку от Иркутска.
Как пишет автор мемуаров, начальство станции сделало неплохой бизнес, задерживая частные грузы. Потом они распродавались за неплохие деньги, а их хозяевам неизменно отвечали, что «груз еще не прибыл». Ну, война ведь, что тут поделаешь.
По словам Ивана Кулаева:
Положим, вы — известный коммерсант и приезжаете в Иркутск. К вам вскоре же является агент-спекулянт с предложением различных товаров. Вы спрашиваете его: что же у него имеется?
Он отвечает:
— Все, что нужно. Имею представительства от разных фирм.
Вы, например, спрашиваете агента:
— А белое крымское вино «Ливадия» есть? Также водка Петра Смирнова?
В ответ слышите:
— Я сейчас узнаю по телефону.
Идет, звонит, возвращается и говорит:
— Есть столько-то вагонов, цена такая-то.
И если вы покупали какой-нибудь товар, то он немедленно отправлялся в ваш адрес по железной дороге, без всяких нарядов.
Впоследствии выяснилось, что подобные агенты продавали товар совсем не от торговых фирм, а просто от администрации станции Иннокентьевская, с которой даже можно было вести торговые переговоры по железнодорожному телеграфу.
Нечто подобное было в Харбине и еще много где.
Иван Кулаев резюмирует эти свои житейские наблюдения предположением, что именно коррупция и довела Россию до Советской Власти. Не уверен в том, что это точно так, но на роль значимого фактора она может претендовать совершенно точно.
Судьба Ивана Васильевича Кулаева сложилась благополучно. К 1917 году он жил в Харбине, что уберегло его от потрясений и опасностей. Конец жизни он провел в США, в Голливуде. В кино, правда, не снимался.
Сергей Сысоев
Помочь мне и моему каналу можно переведя любую удобную вам сумму на карточку 5536 9138 2477 9298. Ваше пожертвование даст мне возможность чаще читать, больше думать и писать неглупые материалы. Спасибо!