1220-1221 гг. Осень-весна. Монгольский тумен оставленный в Хорасане столкнулся с мятежом Нишапура. Его штурм оканчивается неудачей и, зять Чингисхана гибнет от стрелы. Ликующим жителям предстоит узнать, как наказывается смерть человека, принятого в золотой род.
Продолжение. Предыдущая часть и светлое будущее, алеют ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Забывший о малом, утонет во многом
Весть о гибели Тогучара застала Чингиза у переправ. Старик как раз спорил с рекой, заслонявшей край от его свирепых воинств. Джейхун не пускал Губителя вперед, а сам он колебался. Новость о зяте перечеркнула все. Хан уже не прислушивался к - зачем, интересуясь исключительно как.
Войско двинулось вперед, чавкая кровью
Уже весной в Балхе жили только собаки, а вырванный нерв Мерва породил паралич земель. Пустыня ринулась в оазисы, а ожесточение в души. Человек учился прятаться и прятать, скрывая себя от соседа и гостя. Умение стало бременем, а мастерство проклятьем. То и другое делало человека ценным, а значит и проданным.
Лохмотья сделались броней, бесполезность щитом, а презрительная усмешка
Что с него взять?
благословением, возвещая свободу.
Человек научился не выделяться и этому же учил детей, днем и ночью наставляя юнцов: не высовывайся. Кто прислушивался жил скромно, кто не прислушивался недолго.
За славой шли к разбойникам, а за богатством на службу. Там все ели всех, и едва человек насыщался, за него принимались другие. Впрочем незаметность спасала и здесь.
В те же месяцы погибал Гургандж. Лебединая песня великодержавных амбиций среднеазиатского междуречья.
Отныне, оно будет жутким тылом султанских империй, не позволяющим переходить Босфор без оглядки.
Мстить за Тогучара шел Толуй, чья конница расправившись с Мервом пылила на Нишапур. Вырвавшись в степи, тумены дышали войной и ковылью, наслаждаясь замирающим бешенством скачки.
Часики с секретом
Время ждет, но у женщин времени нет
Первым делом Толуй собрал нойонов, попустивших своему командиру смерть, а его старшей сестре (Тумелун) неутешное горе.
Тысячников не стали казнить (в монгольском войске расправы были редки), давая возможность загладить ошибки чужими жизнями. Правда вскоре Борке-нойона не стало. Но то была своя смерть, насколько смерть вообще может своей считаться. И речь не о нем.
Тумены подошли к развалинам Туса, разрушенного четырьмя месяцами ранее. На руинах затеплилась жизнь, которую монголы пресекли в зародыше. Большая часть (с инженерами и скарбом) ушла к Нишапуру. Другие остались налегке. Резать.
На развалинах Туса жила Зейнаб. Сильная женщина, у которой был достойный отец и храбрые братья, а вот с мужчинами не везло. До расправы, отец придирчиво выбирал женихов, после выбирать стало некого. Сами они, лишившись младшего брата (и семьи старшего) остались втроем, обживая камни с такими же несчастными.
Принимая возраст Зейнаб, отец позволял вольности, разрешая ходить на свидания к мужчинам. Но что это были за люди...
Почти все жаловались на обстоятельства, жизнь и женщин, не сознавая что обращают жалобу на них.. женщине. Таких Зенаб отсекала, помня отцовский наказ не связываться с презренным плаксой, чья судьба повозка, а жена лошадь. Мужчина допускающий женщине утешать, позволит мужчине обокрасть.
Другие (из соискателей руки) натужно молчали уткнувшись в землю. Ей приходилось вести разговор самой, наблюдая как жених собирает пыль в горку. Ему ничего не стоило встать и уйти, и таких было много...
Иные норовили разделить трапезу (пополам) или вовсе отобедать за ее счет, покидая встречу с видом человека обхитрившего жизнь. Были восторженные весельчаки, скрывающие смехом смущение. Такие от нечаянного прикосновения падали оземь и просили воды.
Все и весельчаки особенно, не имели в себе и тени намека на священника, что женщина так отчаянно ищет в муже, и не найдя в нем находит в священнике (мужа). Тщетно ей хотелось чтобы каждый разговор был откровением, а близость таинством. Богиню видели в ней и откровений с таинствами ждали от нее же. Да и поговорить с ними особенно было и не о чем. Никто не хотел открыть ей себя и не мог объяснить ей ее.
Большинство отчаянно избегало того, ради чего мужчина протягивает женщине ладонь и ради чего она отдает свою. Никто не хотел детей. Самые мужественные предлагали гнусности, из тех что служа похоти не дают понести. Но и такие смельчаки пропали, а искала Зейнаб везде.
Больше всего на свете она хотела... лишиться чувств в людном месте. Чтобы подкосившиеся ноги очнулись на сильных руках, а в глаза смотрела судьба.
Но смерть оставила ей мужчин ушедших в себя. Привыкнув жить ожиданиями, к их исполнениям они относились прохладно. Мечтать о встрече нравилось, а идти не очень. Проще назначить другую, промечтать, да и не пойти. И так до бесконечности.
Вина ли Зейнаб, что снедаемая жаждой родить, она не могла найти от кого. Не тащить же их силой...
Женщина начала приглашать мужчин в дом, а на входе упиралась руками в бока. Хотелось чтобы дерзкий обманщик, глядя такую из себя подбоченившуюся... Усмехнулся и взял в охапку не слушая о чем она там говорит, так чтобы и самой об этом забыть. Но!
Напускная строгость пугала женихов, как тень от совы зайцев. Они косились, сникали и ерзали. Один же и вовсе умчался сверкая пятками. Отец потом долго смеялся хриплым смехом, а она прорыдала всю ночь. Потому как от смеха дети не рождаются.
Однажды попался Божий человек, что силился понять кто для него Зейнаб, небесный дар или искушение от лукавого. А она, согласная быть тем и другим, не могла ждать пока он разберется.
В отчаянии Зейнаб решилась на связь с женатым. Согласившись встретится с одним распутником. Этот хотя-бы знал чего от него ждут. Он предупредил что времени мало. Если она так хочет, он ждет за полночь в старой хибаре, на другом конце Туса. Пока жена спит.
Пришлось соглашаться.
В ожидании встречи Зейнаб трясло. Душу жег стыд, от вины хотелось царапать стены. Женщина презирала собственную тень, но жажда дать новую жизнь заставила перешагнуть через старую. А ведь Зейнаб была женщиной красивой и доброй. Только не нужной никому.
Толуевы нойоны подвели войска незаметно.
К вечеру (накануне злосчастного свидания) монголы ворвались на развалины, истребляя город чья наглость достигла небес, а дерзость затопила вселенную. Округа легла под кривые мечи.
В дом Зейнаб ввалился широкоплечий монгол. Уйдя от кинжального выпада, он буднично пронзил саблей брата. Следом рукоятью в висок упокоил отца. Ноги женщины подкосились.
Когда она очнулась в руках монгола, на нее добродушно смотрела широколицая, обветренная судьба с приплюснутым носом.
Вскоре Зейнаб родила Нэргуй-Баатуру сына, а годом спустя еще одного, разделив страшный (и манящий) удел товарок. Любить победителей и рожать им детей, кем бы эти победители не были.
Мальчики росли крепкими и цельными. Старший уже в четырнадцать пригонял в дом коней, а к двадцати был отцом сыновей в собственном доме. Младший стал нойоном. Побывал с Байдаром в Закатных странах, после сопровождал Аджу (внук Субудая) в походах по Южной Сун. Там он и остался, сделавшись большим человеком Империи Юань.
Разбирая его подарки пожилая (уже) Зейнаб смогла внятно ответить на вопрос, стоило ли счастье цены. И жестко прищурившись, подобрав подбородок, прикрикнув на нерасторопного раба. Женщина твердо прошептала - ДА. В конце-концов спящий монгол не прятал кинжала.
Необходимость рождает трагедию, а трагедия разрешается необходимостью. Когда вопль ненужных женщин достигает Небес, на него как-то приходится ответить.
Старых женихов Зейнаб. Презренных плакс, распутников, молчунов и мечтателей, объединенных отрицанием жизни. Всех порубили и сожгли как сухостой, попусту занимающий плодородную землю. Никто их не пожалел, и никто не вспомнил.
А земля зазеленела снова.
У врат Нишапура
Мщение гость незваный, и нежданный
Достигнув Нишапура в несколько переходов, монгольские рати отрезали город от внешнего мира. Ни зайти в него, ни выйти было нельзя. Все случилось быстро и скрытно. Горожане храбрились на стенах, обещая себе биться до конца. Воодушевлял отбитый четыре месяца назад штурм и погибший нойон.
Его жена Тумелун была при войске, высматривая ненавистную громаду опухшими щелками. Тогучара она любила по-настоящему. Ничего хорошего Нишапуру это не предвещало.
Толуй не пускал ее сестру к стенам, дабы случайная стрела не огорчила отца. Тумелун поселили на холме в Золотом шатре под стать родовой принадлежности. Возвышенность открывала приготовления к штурму, не давая принцессе скучать. Предусмотрительный брат учел все.
Посмотреть было на что. День и ночь вереницы телег свозили камни. Невольники свалили их в громадные кучи у диковинных машин с противовесом, что любезно построили для монгол мусульмане. Они же их и обслуживали.
Похожие (но меньшие) орудия зловеще просматривали округу со стен, ощетинившихся копьями и стрелометами. К осаде готовились долго и дерзко. Всю зиму небольшие монгольские отряды отлавливались и уничтожались. В дело обороны шло все имущество горожан и они сами. Покидать Нишапур запретили.
Ограничения вознесли цены до небес, а лишения их превысили.
Но общее дело оправдывает все. И если человека погруженного в "я" еще можно вывести на простор (сознания), то что делать с людьми, погруженными в "мы".
Впрочем "мы" тоже зыбко. Особенно у тех кто путает мы и я.
Муравьиная суета монгольского лагеря подкосила колени. Дело осознали серьезным и послали переговорщика. Им стал главный кади.
Человека звали Рукн-ад-Дин Али.
Сын (благословенного!) Ибрагима аль-Мугиши, он слыл усладой сердец утешением добродетели. Рукн-ад-Дин мог уговорить черепок и разжалобить камень. Он не нуждался в воде, чтобы погасить пожар, укрощая огонь вразумлением.
Царевич принял его с сестрой. Оба молчали. Когда посланник окончил цветистые речи, предложив безоговорочную выплату дани и другие условия, которые Меч Правды и Восточная Заря сочтут необходимыми, Толуй вопросительно посмотрел на сестру.
От ее слова зависело, жить двум сотням тысяч людей, или нет.
Скорбь оказалась важнее (а у кого не так?). Тумелун отвернулась. Чингизову дочь утомил этот глупый старик, чьи слова доходили обрывками, и понимать которые она не хотела. Дикарка уползла в темный угол, нянчить обиды и облизывать горесть.
Как часто слова летят под ноги не умеющих слушать, и как часто под ноги нежелающих. Но кому иной раз вверяются судьбы...
Нишапур не дождался ни прощения, ни переговорщика. Утро разбудило ударом. Судный день наступил.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
Общее начало ТУТ
Резервные площадки (Телеграмм, ВК, ЖЖ, Телетайп)