“С добррреейшим утром!!!” – возвестил бодрый жизнерадостный светящийся голос. – “Уже семь, вставайте лежебоки! Солнце уже 4 часа как не спит! Погода прекрасная, как всегда. Температура воздуха снаружи вашего уровня приближается к 33м градусам по Цельсию, 91.4 – по шкале Фаренгейта, и почти наверняка достигнет этой планки. Давление за бортом вполне умеренное – 496.3 мм ртутного столба. Ветер сегодня не слишком жестокий – семь баллов по шкале Бофорта, благодаря чему Солярий с озером был перемещён из защищённой зоны на самую вершину и по прогнозам будет открыт весь месяц. Прекрасная возможность для принятия солнечных ванн. Сегодняшний выходной рекомендую провести на природе! Отличного всем дня!”.
Сикорский, в который раз забыл, куда положил старомодные ключи от двери, хотя, посмотрев сонными глазами в коридор, он понял, что они ему больше не понадобятся - на месте двери, которая вела вглубь здания, находился огромный мозаичный витраж в виде панорамы земного шара, проецировавшегося в реальном времени. Как же так, опять он перепутал день и забыл посмотреть в расписание перестройки. Потерев глаза, Сикорский оглядел свое жилище. Новый дизайн комнаты нравился ему больше прежнего гроба – спасибо за это, но вызывал чувство агорафобии. Пару раз ночью ему казалось, как эхо его храпа раскатывается по высоким галереям сегодняшнего пентхауза, распугивая летучих мышей, ютившихся в недоступной темной высоте. Хотя, откуда они могли взяться?
Вообще-то он предпочитал мягкие полутона цветов на стенах, а не психоделическую авантюру в виде переливов проекций солнечных лучей через витражи готических окон всюду вокруг. Что ж, он всегда был не чужд к экспериментам. Солнышко нежно ласкало его лицо разноцветными зайчиками. Немного полежав, Сикорский потянулся, и твёрдо решил вставать. Он снова потер руками глаза и небритые щеки и сел на кровати. Вернее, свесил ноги – ведь до пола они не доставали. Оставалось решить несколько насущных утренних проблем: найти одежду, хотя бы штаны, и кухню с ванной и туалетом, как он в душе надеялся - раздельные. Хотя бы кухня и туалет…
Спрыгнув с кровати, Сикорский оказался в самом центре стилизованного под готический храм зала – у алтаря-кровати. Делая выпады и гимнастические этюды, подошел к огромному фолианту и, поиграв пальцами по его сенсорной панели, просмотел сегодняшнее расписание. Тааак, его одежда сейчас находится в шкафу у Петровича с 1024го. Хотя нет, на 1024 Петрович жил позавчера, сегодня он уже Петрович с 3го уровня – не повезло. А его самого переместили… посмотрим… ОГО! – 10001й – почти вершина. “Vivela Égalité” – радостно подумал Сикорский, - “Хотя, с вещами придётся попрощаться”. В его новом гардеробе должно быть что-нибудь. Одним глазком он пробежал список сегодняшних вакансий на работу. Как 90% населения Сикорский был фрилансером - вольнонаемным. Он оставлял Дому информацию о своих знаниях и возможностях, а также вес, рост и состояние здоровья, и Дом подыскивал ему подходящую профессию на день или больше. Но сегодня консоль выдала ошибку, не найдя его в списке жильцов. До сих пор такого не случалось. После нескольких неудачных попыток он и вовсе был заблокирован.
Сикорский недоумённо нахмурился, но решил не омрачать такое славное утро мелочами:
- Дом, включи радио, - слово “радио” давно устарело, Сикорский, конечно же, имел в виду звук без изображения. Так называл это отец, и он просто перенял привычку. Он прошелся по залу и, отыскав в стене нишу, которая с виду походила на гардероб, направился к ней. В местном “гардеробе” кто-то оставил белые штаны, имитация хлопка, но, конечно же, синтетика – откуда в Доме хлопок, и пёструю гавайскую рубашку. В её кармане он нашёл тёмные очки с зеркальными стёклами. В углу стояли коричневые туфли из крокодиловой кожи, конечно же имитации – откуда в Доме крокодилы... Все вещи были начисто выстираны, выглажены, благоухали свежестью и начищены до блеска. Выбора не оставалось, что ж, он наверняка всегда мечтал примерить нечто подобное. Сикорский быстро облачился, примерил очки, которые спроецировали над верхней губой голограмму кустистых усов, оценил себя в зеркале и закрыл шкаф довольный и полный оптимизма. Пока он прогуливался по залам в поисках сан узла, Дом сопровождал его направленными звуками микродинамиков из стен вокруг: “…чрезвычайное происшествие на вертикальной улице Взяточников: лихач на скоростном спортивном лифте не справился с управлением и врезался в лифтовую колонну встречного направления. В результате мощнейшего поло-потолкового столкновения пять пассажирских кабин лифта колонны отцепились и скрылись в туманности. Дальнейшая информация о судьбе пострадавших и выживших не известна. Тела предположительно пяти погибших практически извлечены из спрессованных останков спортивного лифта, назначена детальная экспертиза каждого отдельного фрагмента для определения точного количества водителей и пассажиров и их идентификации…”
Шаги отдавались эхом по огромному залу. Пока он брел вдоль картин, гобеленов, колонн и фонтанчиков звук новостей преследовал Сикорского по пятам.
- Не повезло… Особенно если кто-нибудь выжил там внизу, - он покачал головой. Туманность, окутавшая всю поверхность Земли, и основания Домов, тянулась вверх на несколько сотен метров. Никого из тех, кто туда спускался, никогда больше не видели. Возможно от того, что там так хорошо, что возвращаться просто не было смысла, а если рассказать, то и самим места не хватит. Но Сикорский сомневался. Судя по тому, что нижние жилые этажи постоянно облепляли стаи гигантских цикад, а от их стрёкота можно с ума сойти, тем более в тумане. Интересно ещё, чем они там питаются. Милиса, как-то раз неделю жила на 12-м уровне и рассказывала, что окна там бронированные, и со временем привыкаешь даже к щупальцам, постоянно лезущим в форточки, или бьющим по бронестеклу. Выше уровня тумана эти чудища не поднимались, целиком не показывались – так, таскали что могли ухватить с подоконника. Как-то раз схватили ядовитый кактус – не побрезговали.
С каждым годом молочная дымка отвоевывала себе все больше этажей. Из-за постоянного изменения конструкции, производимого Домом, никто этого не замечал – первым уровнем всегда считался первый от уровня тумана. Нижние этажи отводились под хозяйственные помещения. Да и выйти погулять желающих становилось всё меньше, разве что наркоманы или авантюристы, количество которых неуклонно сокращалось. Когда Сикорский был маленьким, он ещё мог помнить, словно укрытые бледным саваном, верхушки деревьев, торчащие кое-где над белым морем. Или, может, это был сон по мотивам какой-нибудь старой стерео-книги.
“Ну наконец-то”, - подумал уже немного уставший Сикорский, заметив туалет, – “Первым делом сюда, кухню - потом”. По бокам от двери стояло две скульптуры писающих мальчиков, их струи, направленные друг на друга, образовывали арку. Над аркой двери был выгравирован девиз на мраморе в греческом стиле: “УБОРНАЯ, здесь всё начинается и заканчивается”.
- Определённо, - сказал Сикорский, открывая дверь. Первым, что бросилось в глаза, оказался цвет – красный, все вокруг было буквально забрызгано оттенками тёмно-красного с вольностью, позволительной только полотнам экспрессионистов. Довольно оригинальный дизайн помещения, долго в таком не просидишь, ввиду известных свойств выбранного цвета. И тут вдруг его взгляд остановился на человеке, который судя по всему смог “достаточно долго” просидеть в этом месте. Его перекошенное деформированное тело оседлало унитаз, держась за него, закрученными под непростыми углами руками и ногами – невозможными, для живого человека, разве что для змеи, которая обвивает бокал на медицинском гербе – словно все его кости внутри были вывернуты. Голова свисала на грудь, и лица не было видно, только затылок. Сикорский замер на входе так и не отпустив ручку двери. Его мозг пока не пускал в сознание весь смысл увиденного, он действовал постепенно и размеренно, как старый аптекарь, отпускающий дозу граммами. Когда необходимая масса информации накопилась в достаточном количестве, чтобы сформироваться в мысль - у Сикорского сразу подкатило к горлу. Он пулей вылетел из “уборной” и захлопнул за собой дверь. Привалившись к ней спиной, он схватился за голову: “Что же делать? Надо помочь!” – он дёрнулся, чтобы подняться и тут же опустился обратно, - “…слишком поздно. Теперь поможет только команда по утилизации бытовых отходов. Как же тело попало в мой туалет? Что теперь будет? Надо вызвать милицию! Нельзя! Заподозрят меня, а суд довольно… технично… Так так, думай – это же не моя квартира! Сейчас я сотру отпечатки пальцев, просто выйду и это будет выглядеть как самоубийство… Ах нет, каждое утро жильцов прописывают заново. Стоп! Отлично! Вот оно! Завтра Дом снова перестроится, и туалет отправится к кому-нибудь другому, вместе с телом. Первым делом надо посмотреть расписание перестроек, прямо сейчас! А потом лишь подождать денёк-другой, пойти принять солнечную ванну, отдохнуть, поработать…”. Он вытер выступивший на лице пот. С трудом встал, опираясь на руку. И пошел в обратный путь, натягивая на лице беззаботную легкомысленную улыбку и настраиваясь на позитив.
Когда он проходил мимо консоли-фолианта раздался учтивый голос Дома: “К вам гости”. Сикорский услышал, как в гробовой тишине раздался разделённой паузой двойной удар из его груди. Затем ещё один такой же, с большей паузой. Сердце, словно задумываясь, выполнило запоздалые инструкции, потом затихло и вдруг забилось с сильным беспокойством. Он замер в нерешительности. Улыбка застыла на лице, не успев среагировать. Это было нечто промежуточное между улыбкой, удивлением и желанием бежать. “Какие гости в такой час? Дом только проснулся, ничего хорошего в такую рань не приносят, только повестки…” Он нехотя провел подрагивающей рукой по сенсору и над консолью появился трехмерный образ коридора с лестничной клеткой:
- Доброе утро, чем могу? – процедил он невероятно ласковым тоном – откуда гости с утра – никто ещё не знает, где он живёт. На Сикорского смотрел лысоватый человечек низкого роста, за спиной которого была различима бирюзово-чёрная стена – цвета милицейского лифта, неужели он поселился прямо напротив участка? На глазах у человечка были смешные квадратные очки в роговой оправе с толстыми линзами. Очки сейчас можно было встретить разве что в музее.
- Милиция, оперативник Лысоватый. Отдел Случайных Проверок Подозрительных Квартир на Совершение Убийства. Ваша - сегодня первая в списке, - сказал тот очень серьёзным хладнокровным тоном.
На лице Сикорского застыла идиотская вымученная улыбка, спустя мгновение она начала сползать, образуя похожую на “Крик” Эдварда Мунка мину. Человечек вдруг расхохотался:
- Хахахах, видел бы он своё лицо! – Он отвернулся куда-то в сторону, - Мы можем показать ему запись? Можем, да? Хах! Потом покажем, обязательно покажем! Обожаю этот момент! Ааааахахах! - Он снова посерьёзнел, - Шутка, - на внутренней поверхности зрачков его глаз блеснули миниатюрные файлы с фотографиями, - гражданин, Сикорский. Конечно же, это была шутка: не случайных. Вполне конкретных. У всех есть свои скелеты. Я про те, что не в теле. В шкафу или где-нибудь ещё, - напел Лысоватый игриво. Стена сзади зашевелилась, и Сикорский наконец понял, что это бронеплиты на панцире милицейского скафандра. Исполнитель был, судя по всему, ростом метра три - геномодификант, - отказ открыть дверь, сам понимаешь - сопротивление органам охраны правопорядка... Для нас все пути открыты. Эта просьба – для протокола.
Мысли Сикорского начали путаться, но в конечном итоге все они сливались в одну – бежать. Милиция расследует дела прямо на месте. Лысоватый следователь - и судья, и обвинитель, и адвокат, и суд присяжных в одном лице. Та гора, закованная в сине-черные доспехи за его спиной – палач. Вечная пара - охотник и его верный пёс. Они специально тренированы, их жертвы уходят живыми крайне редко. “Крайне редко” в данном случае относится к тому необходимому с точки зрения Теории вероятностей условию, согласно которому, вероятность не может быть равна 1, однако до сих пор наблюдение этого условия в архивах милиции Дома отсутствует. “Откуда им всё известно?” Оперативный суд признает, что убийца – Сикорский. Больше подозреваемых нет. Никаких свидетелей и понятых – все функции выполняет Дом, он же – верховный судья. Этим утром его принесли в жертву.
- Извините, что вы сказали? – он сглотнул пересохшим горлом, и приложил ладонь к уху, - что-что? Не разберу. Наверное, что-то с динамиком. Опять поставили с китайских уровней – быстро ломаются. Я открою сам, только отыщу где дверь.
- Не стоит тянуть время. Не осложняйте свое положение, Сикорский, запутывание следствия считается отягчающим обстоятельством, а у нас разные виды казни. Есть среди них и почти безболезненные, - лысоватый нахмурился.
Дом передаёт им его изображение из любой части квартиры, так было сделано для большей интерактивности. В стены были встроены тысячи микрокамер и микродинамиков. Пока он шёл на встречу с судьбой, его разум отчаянно искал оправдание: “Дом представляет собой массив, матрицу, в каждой клетке которой прописана определенная человеческая единица. Как бы он ни изменялся, как бы ни перестраивался - первоначальные связи не рвутся. Значит должен остаться след: где пропал человек, откуда появился этот туалет, идентифицировать личность, можно отследить момент, когда тело и туалет совпали – он поможет следствию. Вспомнив свою первую реакцию, он представил, сколько недель туалет с телом мог путешествовать по Дому, заменяя стены, ванну, бачок, лампы, биде, выполненное в форме языка, разнося части тела по различным уголкам…
- Спасибо за приглашение войти, мой исполнитель подождет снаружи, - услышал он знакомый голос прямо перед собой. В проёме двери стоял Лысоватый, с руками, важно спрятанными в карманы плаща, - Боже Сикорский, вам, что совсем надеть нечего. Не к месту веселье – человек умер. Если вы собираетесь, как древние люди, перейти в следующую жизнь в раю, где солнце, море, островитянки и пляж, то я не разделяю вашего оптимизма. Прошу при мне соответствовать случаю хотя бы внешне. На будущее. Хотя, не берите в голову, больше то, наверное, и не понадобится… - Он усмехнулся, потом сказал серьёзно, - но я восприму это как личное оскорбление. Чёрствый вы человек, Сикорский, ищете любую возможность насолить.
“Боже” – одно из настолько устаревших выражений, что никто уже не помнил его значения. Зато, из крайне устойчивых и поэтому употребляли его по каждому поводу. Деловито оперативник прошел мимо Сикорского прямо в туалет так уверенно, будто он уже бывал здесь прежде, что в принципе невозможно. “Карта Дома обновляется у него в реальном времени, конечно”, – понял Сикорский и безвольно потащился вслед.
Он нагнал Лысоватого, когда тот внимательно осматривал внутренности туалетной комнаты, украшенные внутренностями какого-то бедолаги.
- Так, ну здесь вроде как все ясно, - сказал он, сделав за эти несколько секунд пару десятков спектральных, магнитных, химических и радио анализов помещения.
- Что ясно? – не понял Сикорский, заглянув туда же, и не обнаружив ничего нового.
- Ритуальное убийство, с отягчающими… 9й – высшей – степени жестокости. Вот и орудие убийства, - он вынул из кармана и взвесил на ладони пакет с кривым ножом, на котором уже были следы запёкшейся крови. Пакет был необязателен – никаких отпечатков на синтетических руках оперативника не было, вся поверхность ладоней была покрыта миллиардами сенсоров, - ритуальный кинжал, красивый, правда? Нравится? Для меня это важно - я перфекционист по природе, - Лысоватый доверчиво с надеждой заглянул в глаза к Сикорскому, так что тот даже увидел контактные разъёмы его бионических глаз, - а вот и пентаграммы, свастики на стенах, свечи, загадочные надписи…
- Ч…? Боже! Что? – не понял Сикорский, - какие свечи, какие пентаграммы?
- Ну, они были здесь, поверьте мне. Фото мы потом приобщим к делу. Надеюсь, вы не против, иначе, как мы подружимся? - его лицо разрезала улыбка, - насколько я припоминаю, вы же были членом религиозной секты, - продолжил он, медленно аккуратно извлекая лезвие из пакета.
“Припоминает он… Из Домашней базы данных читает онлайн – напичканный электроникой гад”, - расстроился Сикорский.
- Это была пацифистическая организация Во-Имя-Мира…
- Будто это может помешать вам приносить жестокие человеческие жертвы? Вы фанатики на все готовы во имя мира.
- … и в нее ходят все дети в раннем возрасте.
- Я не входил. Секта - есть секта. Оттуда люди выходят уже не такими как раньше, с надломленной душой, - Лысоватый опустил драматичный взгляд в пол и кивнул сам себе.
- Я вижу... Послушайте, эээ, Лысоватый…
- Оперативник Лысоватый, - с нажимом поправил он так, будто Сикорский нанес ему ещё одно личное оскорбление.
- Оперативник Лысоватый, - повторил он так мягко, как только мог в своём положении на грани между нервным срывом и самоубийством, - послушайте, вы, что намекаете на то, что это я? Я его убил? Вы же не считаете, что одного ножа достаточно, чтобы обвинить меня в убийстве – на нём нет ни единой резаной раны.
- Почему намекаю? Я прямым текстом это говорю! И откуда вы знаете, что раны нет, вы что, видели всё тело целиком? Или вы может патологоанатом от Бога (опять устойчивое просторечное выражение)? - прервал его лысоватый поднятой рукой, - даже если пока их и нет... Будут.
- Но ведь утро только началось, вы пришли буквально через минуту после того, как я оделся… - жалостливо затянул Сикорский. По ночам Дом перестраивался для нового дня согласно прогнозам движения воздушных масс, температуре, излучению Солнца, магнитным бурям и ещё тысячам факторов, влиявших на его устойчивость и жизнеобеспечение. Именно поэтому, при смещении центра масс Дома, Петрович переехал с 1024го этажа на 3й. Ходить ночью по Дому было невозможно. Всё приходило в движение – планировка, мебель, перемещались спящие люди, - …ведь можно посмотреть матрицу Дома, узнать, откуда приехал этот туалет, восстановить, в конце концов, след, - он дернулся к консоли, - Дом выведи историю плановой перестройки за последний месяц.
- Отказ! У вас нет прав для выполнения этой операции, - сказал лишенный эмоций компьютерный голос, тот самый, что радостно объявлял доброе утро, которое в результате себя не оправдало. Оперативник, казалось, был удовлетворен ответом.
- Послушай, Малыш, я буду с тобой честен, - Лысоватый включил отеческий тон, - видишь ли, за этим туалетом гоняюсь уже не одну неделю, не хотелось бы никого обвинять, даже Дома иногда могут совершить ошибку… Но имеем, что имеем. Есть квартира, её жилец и преступление, совершённое в ней. Намекая на разгадку скажу, что вначале за этим туалетом гонялась инженерно-ремонтная служба, но не успела вовремя найти причину неисправности… Кто-то не вовремя зашёл в комнату – не его день. Теперь уже мы ищем туалет с телом внутри... Кого винить? Целый цех инженеров? Ремонтников? Сам Великий Дом? Так мы далеко зайдём. У всех семьи. Так, что это я вижу в твоих ясных глазах? Намёк на понимание? Спасибо тебе. Теперь давай не будем отнимать друг у друга время, мы же должны бороться за высокую раскрываемость и так далее. Ко мне поступают самые глухие дела, и как я уже говорил, я всегда довожу их до конца. Я придумал красивую логичную легенду. Я принес нож. Осталось то всего пара минут и дело закрыто. Так что давай каждый сыграет свою роль: мы исполним правосудие, ты его получишь. Мы же друзья, я словно всю твою жизнь знаю, - он неожиданно схватил Сикорского свободной рукой за запястье. Пальцы его, мягкие и теплые, затвердели, удлинились и расщепились, опутывая стальными нитями руку. Ноги проломили пол, и исполнитель застыл как каменная колонна. Весить он стал примерно столько же. Только рот его, механически двигая подбородком, как у куклы чревовещателя проговорил, - рассмотрев все доказательства и свидетельства по делу, Именем Верховного суда, я, оперативник Лысоватый, обвиняю жителя Сикорского-606 в совершении преступления, и приговариваю его к смертной казни через шунтирование, если успеете, то вы имеете право на, - дальше на крайне ускоренном воспроизведении неразборчиво затараторили, видимо, оставшиеся права. Через пару секунд запись закончилась, - Исполнитель Верзило, привести приговор в действие, - сказал он как бы никому, но Сикорский понял, этот Верзило присутствовал и слышал каждое их слово с самого начала. Лысоватый отвёл глаза в сторону, словно что-то подсчитывая, - пришли мы наказанье исполнять, потом пойдем в солярий отдыхать, хах - веселый каламбурчик получился, хаха, ахахахах, в свободное время, я немного пишу, помогает снять стресс после работы, - его рот дергался в такт смеху, глаза вращались в глазницах. Шунтирование модифицировало работу эндокринной системы: в голову человека вводился шунт и, путем воздействия на гипофиз, телу подавались сигналы, ускоряющие старение организма. Продолжительность процедуры составляла от 5 до 10 секунд, в зависимости от конституции обвиняемого. Человек переставал получать необходимые вещества, железы больше не вырабатывали гормоны, необходимые для функционирования органов. Тело буквально, таяло на глазах.
Близость финала ударила ошеломлённого Сикорского, и он начал отчаянно рваться и кричать. В ответ на его крик от входной двери послышался хруст и звук рухнувшего перекрытия. Верзило так и не смог протиснуться сквозь маленький проём.
- Аааааа, - завопил Сикорский. Его глаза и мысли бешено метались по комнате в поисках выхода. Он попытался разжать стальные объятия, свободной рукой, но статуя даже не шелохнулась. Нож! “Сейчас будет тебе ритуальное убийство!” – яростно подумал Сикорский. Вырвав его из руки оперативника, он ударил Лысоватого в горло. Лезвие прошлось по коже как по гранитной плите.
- О, спасибо, - вернулся от сочинительства тот, - теперь на ноже есть твое ДНК. Мы, конечно, могли получить его и после, но это считается отсутствием профессионализма. Могли возникнуть вопросы, за спиной стали бы шушукаться…
Сикорский отшвырнул бесполезное орудие и расплакался. Неожиданно, раздался громкий стук о литой пол, после которого последовал жуткий грохот и скрип. Сверху опустилась огромная металлическая стена, отделив их от подозрительно озирающегося по сторонам Верзило. Со свистом что-то рассекло воздух между Сикорским и оперативником и скрылось в полу. Несколько мгновений ничего не понимающие, они стояли по инерции. И неожиданно рвавшийся на свободу Сикорский понял, что теряет равновесие. Его руку больше ничто не удерживало. Приземлившись на пятую точку, он увидел, как артистично умирает в конвульсиях отсеченная, будто бритвой конечность. Под ногами Сикорского шевелились стальные нити, которые все ещё тянулись к нему. Он пнул ее ногой, и кисть откатилась подальше. Плита перекрытия, на которой сидел Сикорский начала медленно поворачиваться по часовой стрелке. Закончив движение, она на секунду остановилась. Сикорский оказался лицом к витражу с панорамой планеты, не той, покрытой туманом, а такой, какая она была многие тысячи лет, с океанами и континентами. За витражом в облаках ему показалось, что собирается какая-то туча, даже смерч. Только рассмотреть попристальнее это он не успел, всё вокруг приходило в движение. Стены менялись местами, по известной лишь им схеме. Потолок извивался волной, пол вёл себя как мозаика паззла. Этот сюрреалистический беспредел назывался Перестройка. Но он никогда не проводился днём. Сикорский вцепился в кусок плиты, на которой сидел, как на отделившейся от земли льдине в холодном море. С негромким хлопком резко раскрылся потолок. Глаза Сикорского стрельнули вверх, но не успел он поднять за ними голову, как платформа вместе с частью мебели под давлением начало набирать высоту с такой скоростью, что его серое вещество сжалось в упругий шар. Всё огромное помещение, сектор за сектором, покрылось гиперболической оболочкой с положительной гауссовой кривизной. Сторона комнаты, в которой находился Лысоватый, перевернулась и стала потолком нижнего этажа, стряхнув его как мусор с совка в неизвестность. Комната на мгновение, как сложившаяся картинка калейдоскопа, приобрела стиль хай-тек – почти космический, очень красивый, жаль, оценить новый дизайн было уже некому.
Вирзило, на некоторое время пропавший из поля зрения, лежал раздавленный стальной плитой перекрытия двигаясь вместе с ней в подземную бесконечность.
После громких ударов, они влетели в облако серной, душной пыли, вызвавшей кашель. Сикорский сидел на платформе, уперев руки в пол сзади. Вокруг него в смерче мебели перемещались столовые, ванные, спальни, пролетали вверх-вниз люди, кто с ярко выраженным удивлением на лице, кто с закрытыми глазами, как вот эта парочка. Парили прямо на простыне, наверное, из “тюленей” – любителей подольше поваляться. Самое возмутительное, что в этом хаосе мелькали какие-то геометрические конструкции непонятного предназначения: шары, кубы, трапеции, гиперболы, фракталы и какие-то очень непонятные формы, наверняка описывающиеся нелинейными математическими уравнениями, так как намекали на фазовое пространство. Некоторые из них меняли форму прямо на глазах. Только глаза Сикорского по сторонам не смотрели. Его куда больше занимало происходящее за изредка пробегающими окнами. Как в покадровой съемке он видел, как снаружи что-то гигантское выдавливает облака. На следующем кадре показалось уже очертание космического тела: огромный астероид, летящий в шаре огня. Мертвый камень быстро и неуклонно приближался к поверхности. Так вот из-за чего началась перестройка: астероид вызвал слишком сильное воздушное возмущение. Чтобы устоять, Дому надо было балансировать.
Платформа стала замедлять движение, иначе на такой скорости Сикорского размазало бы по потолку в лепёшку, разбило бы на атомы об крышу. Через некоторое время она совсем остановилась. Повисла секунда тишины и подозрительного спокойствия, какое обычно бывает перед бурей. И она не заставила себя ждать: Дом сотряс удар такой силы, что Сикорский, подлетев на месте, сразу встал на ноги. В представшей перед ним конструкции гулял свободный ветер, проем впереди был огромной окружностью без стекла. Вокруг комната меняла очертания. Из пола вылезали деревянные доски и тут же укладывались в ровный паркет. Появлялись шестерни разных размеров: от совсем крошечных до исполинских, и соединялись в замысловатые механизмы. Откуда ни возьмись, прилетело облако пыли. Оно пылило до тех пор, пока на полу не стали проявляться отчетливые следы Сикорского, идущего к проему. Медленно подобравшись к нему, он схватился за край стены и, щурясь от ураганного ветра, заглянул вниз. Там на поверхности упавший астероид не оставил воронки. Вокруг него кольцом расходилось облако тумана. Отполированный, блестящий металл отражал свет Солнца. Никакого намека на растительность, только причудливые металлические конструкции простирались до горизонта, трубы, из которых расстилался по земле этот необычный бессмысленный туман, разбираемые угасшие Дома, которые станут частью развивающихся, небоскрёбы прошлого, обросшие технологиями настоящего и огромная огромная ниша, всосавшая в себя астероид почти целиком. Пока ещё белая пелена не заволокла снова все вокруг, Сикорский заметил, как из множества отверстий в металле к упавшей глыбе со всех сторон спешили самые разнообразные механические создания - на колесах, на лапках, на гусеницах, а то и вовсе летающие, добравшись до цели, они накинулись на неё как муравьи на жука носорога, забравшегося в муравейник, и начали пилить и резать лучами. Отделенные части они растаскивали по открывающимся повсюду зевам пещер. Возможно там внизу, под землей, вернее под металлом, и живет огромная механическая матка, а вся планета стала похожа на большой улей.
Какой сейчас год? Действительно ли он видел в детстве те деревья? Не являются ли щупальца из тумана вымыслом? Городской легендой людей, никогда не бывавших там, за пределом? Что является настоящим в этом мире? Человечество состарилось. Сколько лет оно путешествует в космосе, какие технологии уже получены? Почему же никто ни разу не задумался о том, чтобы полететь к другим планетам? Все что они видят каждый день: туман внизу и облака вверху. Только в исторических фильмах существовали деревья, моря, звезды. Прошлое заменило человечеству настоящее. В молодости природа заботилась о человеке - своем лучшем творении, но постепенно она стала увядать, уступая место своим подрастающим детям. Неблагодарное человеческое общество возмужало, и создало свою среду обитания. У него появились свои дети – машины. Дальнейший виток развития. Человечество постепенно обленилось и удовлетворилось личным благополучием. Люди перестали мечтать о чём-то кроме собственной наживы или выгоды, несмотря на то, что окружающая среда была полностью им подвластна и уже не вынуждала их выживать. Теперь они даже не желали думать, что-то новое придумывала и комбинировала для них машина. Она ухаживала за ними, кормила, обеспечивала работой. Она диктовала им моду. Кто-то находил себе занятие по интересам, и занимался им всю жизнь. Кто-то пичкал себя имплантатами, продлял жизнь, все больше отвергая свою природу. И в итоге человечество превратилось в паразитирующую форму жизни, замкнутую на самой себе. Колыбель человечества стала ее креслом-качалкой.
Ну вот, она – голая правда? Хотел ли он знать её, нужна ли она людям? Дадут ли ему донести её? Заботливый вечный Дом хранит людей ото всех проблем и бед. Даже от них самих. Он понял, что уже хочет сам скорее забыть то, свидетелем чего нечаянно стал. Прежний мир был так реален, понятен и удобен. “Вот дерьмо”. Это, этого просто не может быть. Наверное, всё это просто долгий дурной сон. Сикорский отвернулся от проёма и свернулся в углу пытаясь скорее заснуть, чтобы проснуться утром в кровати.
***
- ЭЭЭэээээй! Вставай, соня!!! – выкрикнул по Домофону жизнерадостный голос Милисы, от которого Сикорский сразу проснулся, - сколько можно спааать? Надо успеть занять в Солярии места получше. Сегодня же наш день, Сикорский. Поднимайся! Я буду у тебя через 15 минут! Чтоб был готов! – она хитро подмигнула ему, для верности показав на глаз пальцем. Вокруг девушки толкались люди, и Сикорский понял, что она уже в лифте.
- Что? Сегодня? – ещё сонный, он попытался вспомнить, где он, как его зовут, какой именно из их дней сегодня. Неразлепляющимися глазами он оглядел комнату: небольшое помещение с одним окном, из-за которого приветливо лился сквозь занавеску солнечный свет, столом-консолью и парой кресел. Рядом с кроватью с восторгом вилял хвостом чей-то щеночек, наклонив голову на бок. Похоже, овчарка. Чернеющий дверной проём говорил о том, что за ним следовал коридор. Сикорский снова опустил голову на подушку и оттуда пробурчал, - сегодня же суббота. Ничего не знаю…
- Сегодня уже воскрееесенье, - она рассмеялась, - поднимайся, у меня для тебя сюрприз!
- Воскресенье?! – Что, неужели, опять потерялся целый день его жизни, - ох, уаааа, - он сладко зевнул и потянулся. На руке виднелись красные отметины. Сикорский внимательно осмотрел запястье, пожал плечами и выкинул из головы, - ну ладно, почти встаю. Знаешь, Милиса, мне такооой сон приснился. По дороге расскажу…
Автор: Александр Симаков
Источник: http://litclubbs.ru/writers/2718-smert-na-vertikalnoi-ulice-peresmeshnikov.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
