Бабушка человек особый. У неё вся семья в крепком, морщинистом кулачке. И только перед внуками она с готовностью склоняет голову, чтобы они удобнее сели на шею.
Я предлагаю вам историю из своего детства, долгое время казавшуюся мне анекдотичной. Но годы спустя, она неожиданно приобрела совершенно иной оттенок.
Пятиэтажный дом, в котором проживала наша семья, был полон ровесников. Но именно в моём подъезде, подходящих ребят для того, чтобы по приятельски бегать друг к другу промозглыми вечерами, когда во дворе и собаку не сыщешь, не было. Но вот в пустующую квартиру под номером 12, въехало большое семейство - папа, мама, бабушка и десятилетняя девочка - дочка-внучка.
Даже по мебели было понятно, что родители девчонки люди особенные - много сочетающихся между собой полированных шкафов, полок с обычными дверцами и стеклянными. "Вот у кого-то даже "стенка" имеется!"- завистливо вздохнула бабка Тая - всевидящее око двора. Я удивилась:"А у нас разве стен нет?"
Оказалось, бабка говорила про мебель. Ещё имелся круглый стол на изогнутых ножках, под стать ему стулья, диван в нарядной обивке и большая деревянная кровать (например, я спала на железной, с панцирной сеткой). И для кухни были шкафчики, называемые гарнитуром. А ещё ковры и паласы.
Когда грузчики стали заносить многочисленные коробки, бабушка - новосёлка, закричала неожиданно противным тонким голосом:"Не побейте нам хрусталь, господа хорошие!" У нас хрусталь тоже имелся - две салатницы, оберегаемые мамой и выставляемые исключительно на праздничный стол. А тут хрусталь - коробками! Уж не принцесса ли к нам переехала?
Девчонку - с большим лягушачьим ртом, крысиными, белёсыми хвостиками и глазами нереально вытянутыми к вискам, звали обыкновенно - Люда. А вот её фамилия - Верблюдова, пацанов привела в восторг. Новенькая мгновенно стала Людкой-Верблюдкой. Позже, когда она проявила себя неприятно для всех, "Людка" отвалилось, а закрепилось совсем уж грубое - "Верблюдина." Разумеется, Люда обижалась до слёз.
Но сама была виновата. Девчонка жульничала во всех играх, вынося полную коробку цветных мелков, ни с кем не делилась. Вызнавая местечки с нашими секретиками (ямка, красивый фантик, сверху стекляшка, а потом присыпать земелькой), она их переносила в другое место и выдавала за свои.
У нас был "общий" мяч для игр в штандер, лягушки, выбивалы, хранящийся за дверью то в одном, то в другом подъезде. И вдруг он исчез, чтобы объявиться время спустя, в руках Верблюдины. И зря мы до хрипоты доказывали, что "вон наша царапина"! Людка, спрятав мячик за спину, тянула своим манерным, неприятным голоском:"Это мой мяч. Мне бабуся купила." А когда кто-то попытался применить силу, Людка обернула голову к балкону и завопила сиреной:"Бабу-уусь!!"
В миг на балкон вылетела Юлия Петровна (так звали бабушку Людки) и точку поставила:"Мяч покупала я! И чек есть." Слово взрослого, вернее, пожилого человека, закон. Возмущенно кипя, разошлись: бабке мы не поверили. Буквально, через пару дней, мячик вновь оказался за дверью второго подъезда. А Верблюдина распустила слух, что видела, кто его подложил. Такой-то... Детские головы горячие, начались разборки.
Только потом догадались спросить:"А где твой-то мяч?" Верблюдина, закатив глаза, протянула:"Та-ак на даче. Бабусю позвать, чтоб подтвердила?" Подобное - очернение нас друг перед другом, происходило постоянно. Вечно Людка, якобы что-то увидела, подслушала. Многое развеивалось, как дым, но привкус горечи в ребячьих отношениях оставался.
Отчего Люда такая, удивляться не приходилось: Юлия Петровна, быстро свергла с трона сплетницы бабку Таю. Распускаемые ею слухи были гораздо тоньше и изощрённее. С кем бы ни разговаривала эта, не похожая на уютную бабушку особа (в однотонных костюмах, навороченных блузках, в золотых украшениях), непременно в её кулачке находился невидимый пузырёк с ядом.
Посреди беседы ни о чём, вворачивала:"Зять автомобиль в ремонт сдал (да-да у них и машина "запорожец" имелась), так пришлось по делам на общественном транспорте ехать. Глазам не поверила: мужчина из второй квартиры, кажется, папа Вити и Вали, одной рукой за поручень держится, а второй какую-то барышню обнимает. Я, правда, была без очков и не настаиваю. Но..." То есть, вроде бы, но она не утверждает. А скандал в семье разгорелся до потолка, когда слушок до жены дошёл. Ну, и много чего в таком духе. Её терпеть не могли, но побаивались.
Но напомню: мы с Людой жили в одном подъезде и это обстоятельство нас то и дело сталкивало. Да что там - я была единственной, кто у неё дома бывал. Из-за разных неприятных моментов. Но сначала она у меня, чтобы эти моменты сотворить. У моей мамы была замечательная (единственная и любимая) брошь из чешского стекла с переливающимися глазками. Целых пять рублей стоила! Любая мамина скромная блузка с этой брошью преображалась.
Людка, время от времени объявлявшаяся на пороге нашей квартиры, на неё налюбоваться не могла. В руки возьмёт, к платью приложит, глаза горят. У её матери и бабуси золотых серёг и колец - шкатулка и только вот этой броши ей не хватало! И вдруг брошь после её ухода пропала. Никого, кроме Людки у нас в этот день не было, украшение в свободном доступе на полке лежало. Хватившись пропажи в этот же день, меня выслушав, мама отправилась к Юлии Петровне - бабусе Верблюдины.
Именно к ней, поскольку внучкой занималась только она. Родители Людки вечно дома отсутствовали - деловые. Мама прямо потребовала:"Пусть ваша внучка вернёт брошь." Юлия Петровна было в оборону встала, но мама припугнула, что напишет в милицию заявление. Слова, конечно, но бабуся напряглась. Кликнула Людку из комнаты и велела:"Принеси немедленно брошку!" Та повиновалась. Мама запретила мне Люду пускать на порог, но некоторое общение между нами сохранилось.
Как-то она выпросила у меня библиотечную книгу про Незнайку (я её шла сдавать) и зачитала. Я уже до слёз дошла, когда Верблюдка призналась:"Я её в деревню брала и там оставила. Ехать далеко. Разве, что на следующее лето. Но у меня замена есть. И поставила пластинку, заставившую меня замереть: серебряным, неземным голосом мальчик пел на незнакомом языке:"Джама-аайка!" Людка просветила, что это Робертино Лоретти, юный итальянский певец. Уже не помню, как я объяснялась в библиотеке, но Робертино был моим кумиром несколько лет.
Ну и всего подобного творила Людмила много. Наконец, от неё отвернулся весь двор. Бойкот объявили Верблюдине. И тогда повсюду начали появляться надписи очень обидные в детской среде:"Ленка К. дура. Линка дура. Петька дурак." Практически все были названы дураками и дурами. Недолгое следствие привело ребятню к Людке - только у неё всегда имелись цветные мелки, а обидные надписи были разноцветными.
Припёрли, ответа потребовали, но она не сдавалась:"Я не писала." Заставили что-нибудь изобразить мелком. Она изобразила - очень коряво, а не теми круглыми буковками из которых состояли обзывания. "Неси тетрадку по русскому языку,"- догадался самый умный из нас. Ушла и пропала. В каком-то смысле по настоящему: несколько дней никто Люду не видел, а бабка Тая сообщила:"Ночью скорая приезжала, так папка вашей Верблюдки её на руках вынес и залез с ней в машину. Кажись, с животом приключилось неладное."
Люда лежала в больнице, а надписи-обидки снова появлялись там и сям. Между девчонками и мальчишками двора ссоры пошли, нескончаемые подозрения. И вот как-то, уже темнеть начало, пара подружек выпросили меня у мамы на "пять минут" во двор.
Что-то завернули мы за угол дома и обомлели: Юлия Петровна, согнувшись, пардон, раком, что-то выписывала на асфальте. Подкрались ближе. Бабуся выводила старательно Людкиным почерком (не зря с внучкой вместе уроки учила): "Машка дура. Линка дура. Все вы дураки!"
Мы хором прокричали:"Добрый вечер, Юлия Петровна!" Бабуся аж подпрыгнула. Правая рука с мелком метнулась ко рту, будто она собиралась его проглотить. Но одумалась, взяла себя в руки. И ледяным голосом заявила:
"А что мне оставалось делать? Вы Людочку заклевали зря. Кто писал я знаю. Видела. Этот человек затаился пока Люда в больнице лежит, чтоб все на неё так и думали. Вот я и позаботилась о её честном имени, барышни." И пошла, вся такая надменная. "А кто писал-то?"- пискнула одна из нас. "Я не ябеда,"- прозвучало в ответ.
Людку мы больше не видели. Она что-то долго лежала в больнице. Потом её в какой-то особенный санаторий отправили, где можно было даже учиться. А за это время семья переехала - в трёхкомнатную квартиру по неизвестному нам адресу. Прощай, Верблюдина!
Уже совсем взрослая, замужняя девушка и даже мать сына, я пришла в комиссионку, чтобы сдать какие-то ненужные вещи. В те годы это было обычным явлением. Передо мной очередь из пяти человек. Так вот крайней оказалась девушка кого-то мне смутно напоминающая: лягушачий рот, нездешние глаза к вискам. Людка?! Но она нелепой была, а эта девушка просто красотка писаная! "Да я это - Верблюдка!"- засмеялась, развеяв мои сомнения дева.
И вот мы с ней уже обмениваемся информацией: "Замужем. Сын." "И я, но у меня дочка." Мне хотелось про Юлию Петровну спросить, запавшую в память, как анекдот. Но стеснялась да и очередь Людмилина подошла - вещички сдавать. Затем она вышла и мне сказала:"Пока." Я, с сожаленьем , кивнула: все-таки не каждый день гонца из своего далёкого детства встречаешь.
А потом оказалось, что Верблюдка меня дожидается. Говорит:"Раз уж встретились - пошли в кафе - мороженое в парке." И мы отправились. Людмила, вся такая прекрасно модельная и я... торопунька. Нет, со своим, особым, шармом. Взяли на месте по двойному пломбирчику и неожиданно легко полились откровения. Муж Люды был моряком и часто уходил в дальние плаванья. Дочке шёл третий год. "Живём в однокомнатной квартире, зато от родителей отдельно,"- говорила Люда.
"А бабуся твоя жива?" "Ну, как жива? Плохонькая. Ей уж под девяносто. С нами живёт." "В смысле - с вами?" "Да, нас четверо в одной комнате - я, муж, дочка и бабуся. Выручает, что мой Серёжка (имя мужа Люды я запамятовала, пусть будет так) часто отсутствует, а то бы сбежал, наверное. У бабуси кишечник слабый - частые газы, недержание кала. И это намного неприятнее, чем у ребёнка, скажем. На расширение жилья копим,"- огорошила меня Людмила.
Собственно, всё, что она мне рассказала о себе, своей семье (про маму, папу, бабусю) меня поразило. Её мать преподавала в музыкальной школе ("Вот поэтому у нас было пианино, а я вам врала, что играю сама, но мне медведь на оба уха наступил.") и подрабатывала концертмейстером в городской филармонии. Отец Люды был директором круглогодичной туристической базы. "Нужный" для начальствующего люда человек. В вип домиках у него постоянно толклись дядьки высокого толка. Иногда с жёнами, но чаще с любовницами.
"Добрый папочка в лепёшку расшибался, чтоб им угодить. Ну и сам не отставал - ни в выпивке, ни в бабах. Деньги у него водились всегда. Не то, чтоб зарплата большая, а с номерами химичил, в конвертах от гостей получал за секретность и угождение. Опять же, на развитие турбазы деньги давали, а папочка умел ими распорядиться так, чтоб в убытке не быть. Дома жил редко - всё в своей вотчине. Мать от ревности сходила с ума - любила его до зависимости. Бывало, придёт поздно с работы (она ею старалась забыться) и пол ночи в истерике бьётся:"Мама (это бабусе), а вдруг он там с другой?!" - Люда говорила о прошлом спокойно, но побледнела лицом.
Ещё хуже выходило, если папаша оставался в семье. С женой и тёщей он разговаривал, не стесняясь мата. Хвастался, какой он крутой: сыт, пьян и нос в табаке. Говорил:"Мебеля, золотишко в ваших ушах, шмотки, всё, что вы жрёте - я заработал. Только к Людмилке претензий нет. Любимая доча моя. Иди поцелуй папку!" И Люда подходила. Обнимала, пропахшего спиртусами отца и просила:"Папуля, ложись спать. Не ругайся на бабусю и маму."
Как-то женщина к ним заявилась. Отца дома не было. "Гостья" сообщила, что беременна и его уход из семьи, дело времени. Тут пришёл виновник "торжества" и попытался женщину выставить, заявив, что она давно надоела и про пузо пусть не рассказывает - у него уж давно другая. Люда плакала в своей комнате, слушая, как взрослые выясняют отношения. Потом дверь почему-то дважды хлопнула и наступила тишина.
Оказалось, что после ухода соперницы, мать Люды, следом, в ванной закрылась. Объявив, что не хочет жить, воду включила. Отец сначала тигром ходил по квартире и угрожал, что психушку вызовет, а потом взломал дверь. Мама Люды стояла у раковины: рука расцарапана, чем-то острым. И девочка всё это видела. Бывали, конечно, времена перемирия, но не часто и короткие.
"Я никому не была нужна, кроме бабуси. И мне хотелось быть очень плохой потому, что жить было страшно. Все видели благостную картину: обеспеченная семья, муж и жена интеллигентные люди. Родители этот обман поддерживали: даже самые ужасные вещи друг другу говорили негромко. Как же - оба члены партии! В тот день, когда вы меня за тетрадью послали, для сличения почерка, я застала отца за сбором вещей. Он собрался от мамы уйти насовсем, а она елозила перед ним на коленях и выла, как по покойнику. Бабуся кудахтала рядом. А он вдруг развернулся и ударил её, разбив нос. Я на кухню прошла и выпила из аптечки какую-то пачку таблеток. Дальше всё помню смутно,"- мороженое в вазочке Люды таяло, но ей было не до него.
Больница, где мать с бабусей твердили, что ребёнок выпил лекарство по неосторожности. Санаторий для детей с заболеваниями нервной системы. Вернулась Люда уже в новую, трёхкомнатную квартиру. Родители присмирели и старались ей показать, что всё отлично. Школу закончила. В институт поступила. И не расстроилась, когда отец от инфаркта умер.
Она потом мать спросила отчего та терпела издевательства столько лет? Мать призналась, что отец Люды был когда-то женат и она десять лет оставалась его любовницей. Любила безумно. "Он ушёл от жены, когда я тобой забеременела. Детей в браке у него не случилось. А только от его интереса ко мне пшик остался. Оно понятно - мне уж за тридцать натикало, а вокруг него молоденькие вились. Жизнь и пошла на перекосяк. Тут ещё бабуся твоя с нами жила, а он тёщу терпеть не мог,"- откровение мамы долго не выходило у Люды из головы.
Без отца зажили хорошо. И денег хватало - мать неплохо зарабатывала, бабусина пенсия. Но мама Люды в свои 50+ вдруг решила, что ещё не жила. Престарелые бойфренды стали сменять друг друга. Женщина противно молодилась и возненавидела старую мать, которая пыталась её пристыдить. А бабуся уже нехорошей была - проблемы с памятью, здоровье ни к чёрту. Они обе так надоели Люсе, что замуж она выскочила за первого, кто позвал. Им оказался Серёжа. К счастью такой, что полюбить его было нетрудно.
Молодые снимали квартиру. Муж частенько отсутствовал - плаванье дело долгое. Беременная Люда вдруг с ужасом открыла, что мать бьёт бабусю. А на возмущение дочки ответила:"Легко судить! А ты возьми бабку себе да нянькайся! А я устала под всех вас подстраиваться. Замуж выхожу!" И, впрямь, вышла за вдовца с квартирой. Но трешку дочери не отдала. Разменяла на две однокомнатных. Свою стала сдавать. Люде с мужем, дочкой и бабусей, приходилось вариться в своём тесном "котелке" и мечтать накопить на расширение квартиры.
В кафе-мороженом мы просидели около часа. Пора было возвращаться к своим семьям, делам. На прощанье мне Люда сказала:"Знаю, бабуся моя, как и я выглядела не лучшим образом - в ваших глазах, в глазах соседей. А для меня ближе её человека не было и нет. Вернее, люблю её не меньше дочери. И если бы муж меня перед выбором поставил: он или бабуся, я бы её выбрала, не задумываясь. Он не пропадёт, а бабуся в собственных какашках утонет, в каком-нибудь богоугодном учреждении. Мать её ни за что к себе опять не возьмёт. Но верю, что крайностей не случится - я своё отстрадала." И пошла - красивая, высокая. Прежде, чем за углом скрыться, обернулась и показала мне язык. Больше с Верблюдиной мы не встречались.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина