Сегодня приснилась моя ночь на баррикадах. Моя единственная и незабываемая ночь на баррикадах. Проснулась и поняла, что этой ночи исполнилось почти тридцать лет. Точнее, через месяц будет ровно тридцать.
Вечером 18 августа 1991 мне позвонил приятель. Он тогда учился в медицинском институте в Саратове. Сказал, что звонит с вокзала —специально приехал, чтоб защищать страну от реакции. Путчисты-ГКЧПисты — Янаев, Крючков, Пуго и иже с ними — заталкивают нас обратно в советское болото, а ведь мы только вздохнули.
Мы встретились с ним на Баррикадной и пошли к Белому дому. Шли мы в толпе, все время останавливаясь и обмениваясь новостями с незнакомыми, но явно «за нас» людьми. Мой друг привез из Саратова помидоры сорта «Поль Робсон» и мы их раздавали. Пакет быстро опустел, а все опомидоренные стали на ту ночь нашими прям ближайшими друзьями — они наливали нам чай из термоса и давали приникнуть ухом к карманному транзистору, из которого говорило Эхо Москвы (оно уже тогда так называлось? Или еще «радио-ЭМ»?)
Я помню, как на рассвете пошли слухи о фаросском пленении Горбачева, как потом стали говорить о том, что выдвигается Таманская дивизия и нас будут давить танками. Помню, как неизвестные люди рядом со мной декламировали стихи, сбивались, а случайные прохожие им подсказывали. Помню заблудившегося англичанина, у которого случилась паническая атака. Помню — уже вечером следующего дня — танки той самой дивизии и всеобщую радость, что мол «перешли на сторону народа» (да, я тогда говорила такие слова).
Я никогда не чувствовала себя больше внутри кино, чем тогда (хотя с тех пор пару раз в кино снималась), никогда не верила в перемены и их правильность так сильно и так радостно. Никогда с тех пор не считала себя «победителем».
Примерно год после августовских событий девяносто первого любой таксист, к которому ты садился («таксист» здесь название примерное — в те годы извозом занимались на своих машинах без всяких лицензий) сообщал, что помогал бороться с путчистами, развозя записки из штаба сопротивления («голубиная почта» таксистов была одной из самых распространенных легенд). Я часто думаю о том, как эти люди открещивались бы от этого сегодня. Говорили бы — да что вы, я был в стороне. Я в политику не вмешиваюсь.
Невозможно быть дальше от «победивших» тогда идей и настроений, чем мы сегодня. Политолог Александр Морозов, тоже ночевавший тогда у Белового дома, написал:
«После того, как Конституционный суд РФ акцептировал поправки к Конституции (2020 г.) и связанные с ними законы, никакой политической преемственности в отношении событий августа 1991 года в российской политической системе нет:”. Более того, по официальной версии (вернее, по «официальному подтексту») — это не дни обретения субъектности, а наоборот — дни «геополитической катастрофы и потери субъектности».
Это все, разумеется, верно, но это даже не так важно, как грандиозная смена настроения и человеческих векторов. Открытость сменилась на закрытость, общественное — на властное, презумпция жизни в мире и с миром — на презумпцию жизни в своих границах и отдельно.
Я не была супер юной тогда и я не супер старая сейчас. То есть это мгновенная практически перемена. Прямо-таки кувырок в историческом смысле. Так что голова кружится и подташнивает.
Подташнивает сейчас, кстати почти постоянно.