Лохматый мальчишка лет девяти , дочерна загоревший за короткое, но знойное лето, подбежал ко мне поинтересоваться сколько сейчас времени. Когда я ответила, что не знаю, потому-то у меня нет часов, в его глазах застыло удивление. Он побежал дальше по своим очень важным мальчишечьим делам и скорее всего очень быстро забыл об этом эпизоде. А может быть не забыл, а может быть еще долго рассуждал на тему, почему же у взрослой тети нет часов. Ведь больше всего на свете он хотел бы получить в подарок именно часы. Но папа говорит, что он еще не дорос. А мама требует, чтобы в пять он был дома .А откуда ему знать когда пять, по солнцу что-ли определять? Все эти мысли если и возникли в его лохматой голове, то очень быстро сменились другими более насущными для девятилетнего человека. А я навсегда запомнила это выражение глаз.
Недоумение и непонимание, проглядывающее из под загнутых ресниц. Я потом много раз видела этот взгляд у тебя, когда наши внутренние миры сталкивались, и ты приходил в замешательство от их непохожести. Справедливости ради, надо заметить, что поначалу ты старательно пытался понять законы, по которым существует моя вселенная, но наверно это было невозможно в принципе. Разве может рыба понять птицу? Но ты решил иначе. Ты решил, что никаких законов нет, никакой логики нет, есть только один сплошной бардак. Ты назвал мой мир хаосом и стал наводить в нем порядок. А для начала ты подарил мне часы.
Их можно было бы назвать моими первыми в жизни часами, но они все-таки были вторыми. Первые часы мне подарила мама. У мамы была своя жизнь, и мы редко виделись. В качестве компенсации за такую явную ущербность детства она задаривала меня подарками. Они были дорогими и неуместными, я понимала это уже тогда и только гораздо позже осознала причину. Мама просто не знала, что дарят маленьким девочкам. В том году, когда я стала первоклассницей, она подарила мне часы. У Лидочки Селивановой моей соседки по парте и по совместительству тайному кумиру всех школьных лет, на руке красовались игрушечные детские часы. Этот кусочек пластмассы был Лидочкиной гордостью и предметом зависти остальных первоклашек. Поэтому когда мама спросила, что мне подарить я робко прошептала: « Часики».
Настоящие взрослые электронные японские часы превратили меня в мгновение ока в самую популярную персону нашего 1 «Б». Такое не могло мне присниться даже в самом страшном сне. Скандальная известность, сомнительная слава и даже откровенное восхищение в презрительно сощуренных Лидочкиных глазах не принесло радости, да и не могло принести ничего хорошего скромной девочке такое повышенное внимание. Я краснела от постоянных вопросов одноклассников « Сколько время?» ,съеживалась от неодобрительного взгляда учительницы и постоянно прятала сползающие с тонкой детской ручонки часы обратно под рукав школьной формы. Но это был мамин подарок, и я продолжала их носить до тех пор, пока батарейки не сели.
Сейчас они лежат в деревянной шкатулке, как память. А рядом лежат часы, подаренные тобой. Твои часы в сотню, а может быть и в тысячу раз дороже часов, купленных мне мамой. Даже учитывая инфляцию и все мыслимые и немыслимые дефолты, случившиеся с нами c тех пор, как мне было семь лет. Но по ним никогда нельзя было этого сказать. Дорогие вещи имеют такое, странное, на мой взгляд, свойство. Чем они дороже, тем меньше это заметно. Некий тайный код. Только для посвященных. Снобство чистой воды, но почему- то в тебе меня это совсем не раздражало. И я даже с удовольствием носила твой подарок. Но ты все равно был недоволен. Потому что хоть я и стала носить часы, я все равно никогда не знала точного времени. И не то, чтобы я не ориентировалась или всегда куда-нибудь опаздывала, нет. Просто для меня время характеризовалось не протяженностью, а содержимым. Я читала, что у некоторых народов понятие о времени не линейное, как у европейцев и как принято в цивилизованном мире. Кто-то представляет время в виде спирали, у кого-то оно сферично. У меня была привычная система координат, но отличная от тебя система отсчета времени. Ты считал, что мы провели вместе два волшебных года, а я прожила за это время целую жизнь, по моим внутренним часам это было 15 лет. И это только первый год. Второй год уложился в 30 минут. Все, что я в тебе полюбила, возненавидела и разлюбила, случилось в первый год. В этот год мы узнали и сделали все то, на что у людей уходят десятилетия. По крайнее мере у меня было такое ощущение. Ощущение, что мы прожили вместе целую жизнь и состарились вместе. А второй год не принес ничего нового, ничего не добавил, ничего не убавил. Как будто его и не было вовсе. Мы ели, пили, спали, ходили на работу…Наверное. Я не помню совсем этот год.
Иногда я улыбалась, думая о том, что так мы с тобой живем по разным системам времени, то я старше тебя на пару веков. А иногда я думала, что это ты умудренный сединами древний старец. Потому что мое время было меняющейся субстанцией. Сегодня мне было 15 лет, завтра-30, а послезавтра - снова 24 года. А однажды мне было сто лет. Правда, правда. И я совсем не была несчастлива при этом. И это было удивительно. Это неправда, что женщины скрывают свой возраст и врут. И неправда про то, что тебе столько, на сколько, ты выглядишь. Я могу ошибаться, но может я совсем не уникум и у всех женщин отличная от мужчин система временных координат. Просто не все это осознают и не все могут озвучить. А ты за моей спиной тайно консультировался с психологами. Потому что во столько-то надо закончить институт, во столько-то сделать карьеру, во столько-то сделать детей и они, в свою очередь, во столько-то должны сделать внуков. Ты не понимал, что дело в не том, что я не хочу. Дело в том, что мне не столько лет, сколько по паспорту. Ты вообще не понимал, как я могу выглядеть моложе на десять лет, ведя такой, на твой взгляд, нездоровый образ жизни. Тебя злило, что у меня всегда есть свободное время. По-твоему, это было просто невозможно, ведь в твоем мире время было главной ценностью, дороже всех денег и его вечно у всех не хватало.
Помню, я специально повезла тебя на Урал, в глухую деревню к бабушке, чтобы показать, что календарь-это всего лишь условность. Что это у тебя в офисе на Тверской 2011 год, а здесь еще двадцатый век не начался. Но ты не хотел этого понимать. Не тогда на Урале, не потом в джунглях Камбоджи. Ты хотел, чтобы весь мир жил по твоим часам и по твоему календарю. Весь мир ты переделать и подчинить не смог бы и поэтому решил ограничиться моей скромной персоной. Я очень тебя любила. Я носила твои часы и завела электронный календарь. Я стала писать редкую чушь, потому что настало время писать «женские романы» и переквалифицировалась в автора путеводителей, когда твое время в твоем мире изменилось. Я выучила все часовые пояса и убрала из лексикона фразу о том, что дружба понятие круглосуточное. Я перестала заниматься чем бы то ни было до изнеможения, до того момента, когда любовь умирает, и стала все делать по графику. По полчаса, по часу в день. Я на самом деле перестала уставать и даже совсем отказалась от кофе. Я очень старалась и ты мной гордился.
А потом мне на день рождения подарили песочные часы. И я вспомнила нашу поездку в Египет…И поняла, что так больше не могу и не хочу.
Сейчас я живу там, где времени нет вообще. И часов нет. Кроме тех, песочных. Мне здесь очень хорошо. Только тебя не хватает. Я не знаю, что бы ты тут делал. Не знаю, смог бы ты быть здесь счастлив. Наверное, нет. Хотя если ты сюда летишь, значит, у тебя что-то поменялось. В жизни, в системе координат. Значит, тебе тоже меня не хватает. Меня, женщины без часов. Наверно это значит, что ты готов к какому-то компромиссу. Я готова, у меня есть на это очень много времени.