Нет в мире чувств других людей. Слезы текут у нее по щекам, и она не может их остановить. И зачем она только причинила ему боль? Ей не следовало прогонять его и унижать. Теперь она это понимает. Он пережил ужасы развода. Она тоже, но она ошиблась, унизила его, ей следовало бы… Ей следует разобраться в себе, прежде чем идти дальше. Может быть, ей стоит вернуться домой?
– Кажется, у вас здесь отличное место, мистер Уинтер.
Вилка с куском торта останавливается у нее во рту.
Что за черт?..
Он смотрит на нее, на его лице отражается напряжение.
Мне кажется, или он нервничает?
Он что, смутился?
Бедняга, он выглядит до нелепости испуганным. Он пытается подавить вспыхнувшее желание и не выдать себя. Он старается выглядеть спокойным, хотя в его глазах стоят слезы, а в животе все сжимается от возбуждения.
Он не любит, когда он давит на нее. Все, чего он хочет, это поухаживать, но до сих пор ему это не удавалось. Он не знает, сколько еще времени она пробудет в этом ресторане.
Ему нужно просто с ней заговорить.
– А вы не хотите позвонить домой? – спрашивает она. – Я думала, что вам сейчас необходимо быть дома. Вы ведь пережили… ужасное время.
Она никогда не видела его таким неуверенным.
Что, если она скажет: «Может, мне пригласить вас к нам домой?»
Все остальное он узнает из ее книг.
Но она не должна этого делать. Ему нужно утешение.
Мы должны быть такими, как принято на Западе. Там женщинам не нужно открывать рот.
У нее на все есть ответы, но ей нужно дать ему время об этом подумать.
Обычно мужчины так и поступают. Им нужен мужчина, с которым они делятся своими мыслями и чувствами.
Кроме того, она должна осмыслить, что она могла сделать не так.
Может быть, она продала его дом?
Ему бы это понравилось.
Ей следовало быть с ним искренней.
Сейчас он такой неуверенный в себе и ранимый, поэтому она должна выглядеть спокойной, чтобы создать ему приятное впечатление.
Ее собственное детство было непрочным и болезненным.
Его детство было спокойным, но таким же горьким.
Девушка почти жалеет о своем отступлении.
Сутки позади, но мы не спали уже сутки. Уже. И их не хватало, сил и свежего воздуха. Сутки, одни сутки, я их не считала, знала, что сегодня будем спать, а дальше, дальше начнется такая движуха, что мы не успеем пообедать! Но ведь мы сейчас не на объекте, где нужно работать, а на свободе. И мы на воле. Гул в голове, сознание затуманено, туман, вернее его остатки. Мы сидели за столиком в каком-то кафе, у нас была трапеза. А вокруг нас весело носились дети.
По лицу я поняла, что он не пьян, а просто устал. Глаза закрыты, колени упираются в стол, голова на руках. Руки дрожат. Ему дали таблетку. Он выпил ее, в желудке что-то щелкнуло, он открыл глаза, посмотрел на меня, улыбнулся, посмотрел в меню, поднял голову, посмотрел вокруг.
Человек-гора, он держал меня, одной рукой, хотя до сих пор у меня дрожали ноги. Он был не пьян. Он просто тяжело дышал, видимо, после вчерашней тренировки. Еще он сказал мне, что на прогулке уже третьи сутки, спал он чуть-чуть, а ночью опять бегал. Никогда я не видела, что бы человек столько ходил. А он еще и шутил, что мол, легкие чистые, но все равно, натренировал, все легкие чистые.
Рана еще болела, как его оставили в камере, я не спала, не хотела спать. А ты спи, если хочешь, я на твоём месте тоже бы не спала.
Но я его не бросила.
Как только он вышел, я вызвала скорую. В это время к нам подошел охранник, мы с ним быстро все обсудили. Врач приехал очень быстро, как в кино. Врач не мог поверить, что у нас такой вид. Но его удивили руки, они были такие красные, а эти зеленые пятна. Он поставил диагноз - ожог второй степени, аллергия на солнце, слабость, жар, грипп.
Несколько дней я приходила к нему, относила еду, спрашивала, как у него дела. Он не помнил ничего. Он снова очень много спал.
Я все повторяла себе, что я свободна, что это все позади, что же я опять в клетке, что, наконец, все кончилось, ура, ура.
А он все не приходил в себя, ему становилось хуже, и лучше.