Пушкины: «Хозяйство своё они не любили. Что делалось в их деревнях, в поле и па гумне, их не касалось.
Вот парк и сад — это другое дело! Сюда Сергей Львович (Отец поэта — Прим. И.Л. Викентьева) заходил часто, мечтая о разных новшествах и благоустройстве.
Иной раз, начитавшись старых книг с рассуждениями о хозяйственных опытах доброго помещика-селянина, Сергей Львович приказывал казачку крикнуть приказчика. Шёл с ним осматривать усадьбу, оранжерею, вольер, пруды и разглагольствовал о том, как лучше устроить новые цветники, куртины и рабатки, как развести в огороде дыни, а в прудах — зеркальных карпов, где поставить новую беседку или грот и как превратить один из старинных курганов в Парнас.
Приказчик слушал вдохновенные барские речи, подобострастно кивал головой и говорил, что ему всё это отлично понятно и что всё будет завтра же готово.
Сергей Львович удивлённо смотрел на приказчика и выговаривал ему, переходя на французский: «Се que j’ai de niieux a faire au fond de mon triste village est de tacher de ne plus pense» (Лучшее, что я могу сделать в своей печальной деревенской глуши, — это ей о чём не думать)
Потом кричал: «Ах Мишель, Мишель, чучело ты гороховое, где тебе попять меня!..»
На что приказчик отвечал: «Покорно Вами благодарны!»
И всё оставалось по-старому, до нового обхода.
Сергей Львович мечтал о том, чтобы перестроить обветшалый дедовский старый дом, эту, как он говорил, «бедную хижину», хотел увеличить его, убрать современными мебелями, превратить дом в сельский замок, наподобие английского коттеджа.
Но как объяснить всё это бестолковому приказчику, да и где взять деньги, в которых всегда была нужда?
Ещё мечтал он о своём хорошем портрете, который украсил бы залу господского дома, где висели портреты царей и предков. Дочка Ольга Сергеевна любила рисование. Одно время даже хотела стать художницей.
Сергей Львович часто заставлял её писать с него портреты. Составляя программы в стихах и прозе, принимал позы. Читал вслух «Канон портретиста» Архипа Иванова — старинную книгу о портретном искусстве, которую как-то нашёл в библиотеке Тригорского.
Бывало, сильно тиранил художницу, придирался к каждой детали, распространялся о величии рода Пушкиных и Ганнибалов и почти всегда заканчивал свои рацеи или рассуждениями о несчастной судьбе своего опального сына, или брал гитару и начинал напевать романс, сочиненный им на сей предмет:
Где ты, мой сын, — там мысль моя витает,
Туда стремятся все мои мечты,
И сердце быть с тобой желает, -
О Александр, где ты, где ты?
Я здесь, я в горьком чувств забвенья;
Не вижу время долготы,
Я здесь не знаю наслажденья,
О Александр, где, где ты?
Приди ко мне, здесь жизнь светлее,
Я жду тебя, скорей приди...
Та-та-ра-ра, та-та-те-те-те...
О Александр, где ты, где ты?«...
Гейченко С.С., У Лукоморья. Записки хранителя Пушкинского заповедника, Л., «Лениздат», 1971 г., с. 20-21.
Сам Александр Сергеевич Пушкин, прямо скажем, также не отличался хозяйственностью, но проявлялось это иначе...
«Он долго привыкал к Михайловскому дому. Беседовал сам с собой: а зачем ему в сущности все эти хоромы?.. Ещё в лицее он понял великое таинство уединения, «жития в пещере». [...] После отъезда родителей, прежде чем окончательно устроить свой кабинет, он долго присматривался к дедовским хоромам. [...]
В старых комнатах было порядочно вещей, любезных сердцу его деда и отца с матерью. Вот огромный комод, из которого так же трудно тянуть ящики, как открывать бутылку цимлянского с порченой пробкой. Вот кресла и стулья — доморощенные псковские «жакобы» и «чиппендейли», бильярд с неизменно заваливавшимися под рваное сукно щербатыми костяными шарами. Кровати двуспальные и односпальные, шкапы, полушкапы, канапеи, гора изрезанной ножами и вилками фаянсовой посуды и просто черепьё. В углу спальни — книжный шкап. В нём землемерные планы имений, озер, лесов, деревень, бумаги по хозяйству, календари, месяцесловы, памятные книжки, Священное писание, несколько французских романов. Всё это сильно источено мышами и крысами.
А это — старенький альбом с оторванными бронзовыми петельками, перевязанный розовой ленточкой. Раскрыл. Стал листать. На первой странице нарисован венок из незабудок и якорь — символ надежды. Под ним старательно выведенная рукой отца надпись: «Ангелу души моей несравненной Надиньке от верного и нелицемерного супруга. Июля 1801 года». Дальше шли стишки, стихи и стишищи. Улыбнулся: «Верный и нелицемерный... Хм, хм!» [...]
А всё-таки как здорово получается — все Пушкины, вся фамилия — поэты! Отец, мать, брат, сестра, дядя один, дядя другой и сам Александр Сергеев Пушкин! Поэтическая семейка. Поэтическая деревенька. Сплошной Парнас!
Путешествие по дому закончилось. Он сделал окончательный выбор. Остановился на большой светлой комнате, выходящей окнами на юг, во двор, на гульбище, цветники. Здесь всегда было весело, солнечно. Вся усадьба видна как на ладони. Всё нужное рядом. Большой хороший камин. Чуланчик. Что еще нужно?
Велел вызвать старосту, дворовых, кликнул няньку. Началось переселение вещей, изгнание иных из дому. Вещи упирались, как зажившиеся родственники. Не лезли в двери. Пришлось выкидывать через окно. Дворовые ужасались святотатству. Хозяин весело командовал и хохотал. Всё мало-мальски стоящее было свалено в родительской спальне, остальное отправлено в сарай. Столовую превратил в стрельбище. Мишенями должны были служить доска от стола-сороковки и детские этюды Ольги, (Сестра поэта — Прим. И.Л. Викентьева) целая кипа которых валялась в шкапу.
Зальце приказано было ошпарить кипятком, обои подштопать, потолок побелить, после чего полагать аванзалом для приема знатных обоего пола персон первых пяти классов по табели о рангах, буде таковые попросят аудиенции.
Еще приказал: «В собственный нашего высокородия апартамент поставить: книжных шкапов — два, канапей один, туалет тож, кресел четыре. Кровать поставить в углу, завесив её пологом, который приказано найти госпоже Родионовой незамедлительно. Дорожный баул — под диван, ящик с пистолетами и книгами не трогать, под страхом отправления в крепость! Всё!»
Оставшись один, раскрыл портфель, шкатулку, вынул памятную мелочь и стал размещать ее в кабинете. Стали на свои места портреты Жуковского, Байрона, «столбик с куклою чугунной», табачница, подсвечник, чернильница, «черная тетрадь», болван для шляпы.
Пододвинув кресло к окну, забрался на него с ногами, свернулся калачом, оперся локтями на подоконник и уставился во двор: «Господи, а здесь всё же ничего! Но, боже мой, боже, угодники и святители, неужели мне суждено жить здесь долго? А вдруг вечно, до конца жизни?.. Нет! Нет! Нет!»
Встал, открыл ящик с пистолетами, подошёл к окну, взвёл курок, прицелился в небо и бабахнул«.
Гейченко С.С., У Лукоморья. Записки хранителя Пушкинского заповедника, Л., «Лениздат», 1971 г., с. 28-31/
+ Ваши дополнительные возможности:
1) БИЗНЕС-ПРОЦЕСС.RU: 5 + 2 = 0
http://www.triz-chance.ru/business.html
Это обязательный материал для изучения на бесплатном воскресном онлайн-курсе VIKENT.RU: https://vikent.ru/w0/
2) Более 50-ти материалов VIKENT.RU по теме «Внедрение инноваций»
http://vikent.ru/enc-list/category/361/
3) Творческие стратегии А.С. Пушкина. Юность
4) Творческие стратегии А.С. Пушкина. Зрелость.
5) Каждое третье воскресенье месяца — бесплатная (!) онлайн-консультации VIKENT.RU, по более чем 400-м https://vikent.ru/map_000/ направлениям креативной / творческой деятельности.
Ваша свободная регистрация и вопросы (по желанию):