Найти тему

Мистика и Ермолов. Детективная история о жизни после смерти прославленного генерала. Часть 20. Глава третья

Оглавление

Продолжение книги-детектива Владимира Матвеева и Елены Годлевской «Собери моё тело».

Рисунок Константина Зайца
Рисунок Константина Зайца

Историческая переписка

Орел, 25 августа 1953 г.

Уважаемая тов. Кемпе!

…Я не забыл Ермолова – к работам приступили – роют котлован – место для памятника подобрал, по-моему, самое выгодное в смысле обозрения памятника – на проходе у самой колокольни, на фоне зелени деревьев, но ввиду того, что, располагаясь здесь, памятник будет в отрыве от склепа, т. Антипов рекомендует внутри церкви не устанавливать плиты и ограды, чтобы не создать впечатления о двух местах захоронения. Как Ваше мнение? Оно очень важно для решения этого вопроса.

Барельеф и мемориальную доску поручено высечь из мрамора лучшему местному скульптору т. Бологову. Я сейчас готовлю в карандаше портрет Алексея Петровича в натуральную величину для Бологова; насколько в моих возможностях стараюсь передать гордое почти надменное выражение его лица, но задача скульптора передать благородный облик воина-полководца, уверенного в правоте своего дела…

Жаль, что и в этом году не удалось встретиться с Вами…

С приветом Каплинский.

22.10.53

Мирдза Яновна!

На днях получил письмо от проф. Бескровного, в котором он сообщает, что Институт Истории переслал запрос о Ермолове Бородинскому музею, и как только будет получено его мнение, институт сообщит нам свое заключение.

Директором Бородинского музея в настоящее время работает полковник Клавдиев, он выразил полную готовность обсудить на совещании этот вопрос.

В обком партии поступил запрос о памятнике из ЦК. Поэтому меня обязывают быстрее закончить это дело. Но я настаиваю в обкоме задержать текст доски до получения ответа института, если обком еще колеблется согласиться на «героя». Так и порешили.

Средства на окончание работ забронированы в сумме 7 млн. руб. Таким образом, как только институт пришлет ответ, немедленно приступим к работам в мраморе и через месяц все будет установлено.

Ваш Каплинский.

Из воспоминаний М. Луговской:

«Архитектор Каплинский писал… из Орла: «…Вновь неудача и на этот раз, кажется, с последствиями. Когда почти всё было готово к сооружению памятника: изваян барельеф, вырезана мемориальная доска и начаты строительные работы, - наложен запрет и все работы приостановлены. В Орёл приехал к своей сестре на отдых директор Бородинского музея т. Кожухов С.И. и, узнав об этих работах, заявил категорический протест, ссылаясь на то, что по материалам, которыми он располагает, Ермолов не заслуживает увековечивания и чуть ли не покрыл себя позором в Бородинском сражении…».

И вновь полетели письма Мирдзы к писателю Первенцеву (А. Первенцев – троюродный брат В.Маяковского, писатель, публицист, автор романа «Кочубей» - Авт.), в «Литгазету» Симонову.

«Думаю, – писала она, – что значение Ермолова не определяется только Бородинской битвой. И какой бы он ни был, он всё же заслуживает хотя бы надписи на своей могиле. Я не историк и не могу судить, но если рассуждать просто по тому, что написано в учебниках истории и Большой Советской Энциклопедии (новое издание), то не может быть никаких сомнений…».

Каплинский – Кемпе

Орел. 19/XI 53 г.

Мирдза Яновна!

… Вы способствовали моему увлечению проектом памятника Ермолову; вместе со скульптором т. Бологовым я работал над барельефом; мой карандашный набросок, совместные обсуждения всех объемов, головы были вкладом в эту работу. Мой проект мемориальной доски составлен по подлинным аксессуарам времен 1812 года; как только будут готовы фотографии с них – перешлю Вам. Хочется знать Ваше мнение.

Второй экземпляр барельефа направлен в Москву на республиканскую выставку периферийных работ…

… Тов. Никулин написал мне еще одно письмо, в котором он сообщает о своей переписке с т. Первенцевым по справке т. Кожухова, а также написал, что Аркадий Алексеевич очень возмущен подобной справкой и собирается на неё ответить…

Уважающий Вас Каплинский.

До Москвы – далеко, а здесь, в Орле, борьба за Ермолова, а фактически – за историческую правду о первой Отечественной войне в России, которую в одиночку(!) вёл скромный архитектор – без связей, без учёной степени, без имени, каковое было у того же Тарле, Симонова, Первенцева, – требовала высочайшего гражданского мужества. Не будем забывать: шёл 1953 год – время, когда за «не то» слово или мнение могли просто уничтожить.

25/XI 1953 г.

Мирдза Яновна!

Сегодня мне пришлось дискутировать с Кожуховым в обкоме партии, куда нас обоих пригласили для окончательного решения вопроса увековечивания Ермолова.

Характеристика Ермолова по книге Глинки была вслух зачитана собравшимся, а также я зачитал письмо т. Никулина.

Кожухов парирует выдержки приведённого т. Никулиным как двурушничество Ермолова, по его словам выходит так, что и современники Ермолова, и советские писатели, и историки не знали и не разобрались с Ермоловым – один Кожухов знает настоящую цену и Ермолову, и Барклаю. После этого спорить и доказывать бесполезно. Я написал Голубову (С.Н. Голубов – русский советский писатель, исторический романист. Среди книг Голубова выделяются исторические романы «Солдатская слава» (1939) — о кавказской войне 1830; «Из искры пламя» (1940) — о декабристах; «Багратион» (1943); «Сотворение века» (1947) — о 1-й мировой войне и становлении Советской власти; «Когда крепости не сдаются» (1953) — об обороне Брестской крепости и подвиге Героя Советского Союза Д. М. Карбышева; «Птицы летят из гнёзд» (1958) — о Христо Ботеве. Книги Г. основаны на изучении обширного документального материала. - Авт.) просто сообщить о результатах обсуждения своей выписки в Совете Бородинского музея и мнение Института истории; со своей стороны написать о том же т. Голубову. Видимо, только мнение авторитетного научного учреждения (института) поможет разобраться в выводах Кожухова.

По вопросу увековечивания решено – внутри церкви установить ограждение и доску о захоронении Ермолова, а на наружной стороне церкви установить мемориальную доску и на том ограничиться.

Я с этим согласился. Тем более, что проект памятника считаю неудачным и не отвечающим ни эпохе, ни задаче увековечивания.

Пусть будет скромнее, зато не уродливо.

Вот и решился, наконец, этот так затянувшийся вопрос!...

Что же касается справки Кожухова, будущее покажет, кто прав. Придётся, видимо, ещё попортить нервы и себе, и Кожухову, а добиться подлинно справедливой и научно обоснованной оценки.

Пишите, Мирдза Яновна, не забывайте меня. Мне тяжело будет без знакомых синих конвертов, ставших такими дорогими и близкими.

Ваш Каплинский.

Орел. 26/XI 53 г.

…От вчерашней беседы с Кожуховым (я впервые услышал его выступление) у меня остался очень неприятный осадок; в жизни выпадало немало на мою долю обидного и неприятного, но сегодня мне как-то особенно не по себе, точно не смог убедительно защитить несправедливо обиженного человека.

Как все приемы Кожухова далеки от научного анализа исторического материала, и как все его выпады походят на пасквиль и интригу. Обидно за оскорбление памяти дорогого для Вас человека, как недостойны по самой форме выпады против человека, почти 100 лет назад ушедшего из жизни. Разделяю Ваше негодование. Меня всегда поражало Ваше отношение к памяти Ермолова, как теплее становится на душе, когда есть на свете такой человек, как Вы, родная моя Мирдза Яновна, поверьте, сделаю всё, что в моих возможностях!

Мне поручено составить докладную 1-му секретарю обкома и внести предложения по увековечиванию памяти орловских уроженцев; буду просить тов. Волкова (Иван Волков – первый секретарь обкома ВКП(б)-КПСС (1951-1954 гг. – Авт.) направит в Институт истории справку Кожухова.

С приветом Ваш Каплинский.

Орел. 8/XII

Мирдза Яновна!

В Москве я встретился с Сер. Ник. Голубовым и Люб. Григ. Бескровным (Л.Б. Бескровный - советский военный историк, специалист в области истории армии и флота Российской империи. Доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. – Авт.). Я им обязан не только радушием, но и деловой помощью в нашем вопросе. Выписка из справки Кожухова обсуждалась на кафедре Института истории и вызвала всеобщее возмущение; Кожуховым возмущены буквально все, с кем мне удалось говорить о нём; даже, видимо, сдержанный генерал Сухомлин (я говорил с ним телефоном) с трудом удерживался от крепких эпитетов по его адресу. Секретарь Тарле – т. Озерецкая прямо заявила, что Тарле не считает нужным вступать в полемику с этим неучем, и никакого опровержения не готовит на его статью; он, как сказала Озерецкая, запретил напоминать о Кожухове. (И понятно, почему – Тарле сам пострадал от нападок Кожухова! – Авт.).

Сергей Николаевич письменно на фотоснимке чертежа мемориальной доски подтвердил своё согласие именовать Ермолова Героем и генералом от артиллерии, считая, что чин генерал-майора снижает боевые его заслуги. С моим проектом доски он согласен и написал очень хороший отзыв…

По возвращении в Орел я подготовил запрос в Институт истории, мне его подписал зам. Председателя облисполкома тов. Шарнин, который, узнав от меня мнения историков о Кожухове, сказал: «Я считаю поведение Кожухова преступным и нечестным».

Так видите, какое мнение начало уже складываться о нём в Орле…

Ваш Каплинский.

21/I 1954 г.

Дорогая Мирдза Яновна!

Не всё идет так гладко, как думалось. Нашлись скрытые сторонники Кожухова, которые вновь хотели протащить его предложение о переносе праха и всяко затормозить дело. Вот и пришлось мне вновь ополчаться; нужно было добить подобные настроения. Я написал письмо нашему первому секретарю обкома, просил его навести порядок в деле увековечивания славных имён орловчан и в числе них Иосифа Дубровинского, Тургенева, Грановского, Федотовой, Мешкова, Штернберга, Поликарпова, Тюленева, Гуртьева, Пришвина; конечно, не был забыт и Ермолов. Это письмо из обкома было направлено предоблисполкома т. Филатову, который и собрал нас для его решения. И вот когда был поставлен вопрос о Ермолове, то Крапчин (предгорсовета) внес предложение Кожухова о перезахоронении с выносом праха на окраину кладбища; пришлось ему резко возразить. Тов. Филатов со мной полностью согласился и все еще раз выезжали на место и на этот раз остановились на нише фасада церкви у изголовья Ермолова.

Если новых изменений не будет, то это окончательное решение. К сожалению, я не мог воспользоваться таким решающим доводом, как мнение ЦК, так как сообщение частного письма не давало мне на это права и возможности.

Как только доска и барельеф будут установлены, я сообщу Вам, и тогда будет возможным поместить внутри церкви Ваши цветы, но прошу с ними прислать небольшую металлическую доску с посвящением от Вас Ермолову, без чего не будет понятно их нахождение в церкви…

С приветом Каплинский.

Орел. 27/X 1953 года

Уважаемая тов. Кемпе!

... У меня были и неприятности – мне не могут простить некоторые самолюбивые руководители критику их действий и огласку за пределами области. Вот почему… письма к т.т. Симонову и Первенцеву способны вызвать новый взрыв разъярений и помешать делу; … с мелким чувством людей, не желающих понять необходимость обмена мнений о роли Ермолова, считаться не следует…

С приветом Каплинский.

Тем временем умирает Сталин. Майя Луговская вспоминает:

« Меня Мирдза… не оставляла в покое, я получала от неё послание за посланием, удивляясь и восхищаясь её неугомонности и упорству:

«…Действуйте силой своего очарования, отправляйтесь к академику Тарле. Расскажите ему, в каком положении могила Ермолова и какие дураки живут в Орле, и что мы просим надписи и только».

Аналогичные письма М. Кемпе, судя по всему, писала и Каплинскому, призывая его искать и теребить сторонников в столице.

Орел. 24 июня 1954 г.

Дорогая Мирдза Яновна!

… Только после моего письма к Первенцеву, которое он переслал в Президиум Верховного Совета было 28-го мая принято решение облисполкома…, а в эти дни изыскиваются горсоветом дополнительные средства и лимиты. По опыту знаю, что придется ещё не раз побывать у т. Крапчина, прежде чем будут найдены деньги для окончания работ.

С приветом Каплинский.

Г. Орел, 28 октября 1954 г.

Дорогая Мирдза Яновна!

Сегодня, 28 октября в 15 часов состоялись прием и открытие мемориальной доски Алексею Петровичу. В комиссии участвовали представители местных воинских частей гарнизона, горсовета, партийных организаций, архитекторов и художников.

Ваша телеграмма, вернее, вторая её половина, мною зачитана комиссии, а затем вместе с актом приема доски помещена в делах горсовета.

Предполагаемый митинг ввиду того, что церковь действующая, нашли невозможным проводить.

Мой первичный проект оформления оконной ниши в виде мощной портальной арки пришлось переделать, сократив размеры, так как недоставало средств на эти работы. Но и теперь плита в 2,5 метра почти в три раза больше ранее запроектированной доски.

Конечно, хотелось бы большего, более величественного оформления, но пришлось так сжать расходы, что все подсобные работы и транспорт проводились в порядке общественной нагрузки, все проекты и чертежи делались безвозмездно.

Хорошо получился барельеф, хорошие отзывы о нем.

Много посетителей, особенно учащихся школ. За кладбищем размещена обл. сел-хоз. Выставка, и проход на нее проходит мимо церкви.

Побывало и наше обл. руководство; отзывы тоже хорошие.

Очень хотелось бы, чтобы Вы побывали в Орле на могиле Ермолова, Вы более чем кто-либо являетесь создателем и вдохновителем этого дела.

Напишу Первенцеву, он также крепко помог своим письмом в Президиум Верх. Совета…

С приветом Каплинский.

Они добились невозможного. Подумать только: изменился взгляд советской власти на историю войны 1812 года и её героев, когда Кутузова и безликий «народ» потеснили реальные конкретные герои, победившие гениального Наполеона! А в Орле открыли не просто памятную доску. Надпись на барельефе утверждала: «А.П.Ермолов, генерал от артиллерии – герой Отечественной войны 1812 года». Царский генерал – герой. Не-Кутузов – герой. Просто невероятно!

5. ii.54

Дорогая Мирдза Яновна!

Пересылаю Вам информацию местной газеты, всего лишь несколько строк о Ермолове, выхваченных из моей большой заметки, переданной в редакцию; это ещё раз убеждает в существующих в Орле отношениях к своим землякам и тех трудностях, с какими создавалось все это дело. Возможно, Вы будете счастливее меня, и Вашу заметку о Ермолове поместят в Литгазете.

Не огорчайтесь, что не разрешили митинга, я добился согласия на проведение часовых экскурсий к памятнику Ермолову.

Проведено совещание учителей-историков и местная Станция туристов запланировала на ноябрь экскурсию учащихся всех гор. школ.

Большое Вам спасибо за добрые слова обо мне в телеграмме; поверьте, что никто, кроме Вас, не додумался поблагодарить меня. Точно все забыли, чего мне это стоило. Ну дело не в этом, важно, что своего я добился, а Кожухов посрамлён.

Я написал письмо Первенцеву и генералу т. Сухомлину об открытии доски Ермолову и поблагодарил их за помощь их в этом трудном деле.

Хорошо было бы, если Вы прислали бы венок – или привезли сами его. Я установлю под доской, и он хорошо свяжется с общим оформлением.

Привет Вам большой и поздравление с призывом от Татьяны Михайловны…

С приветом Каплинский.

… Мирдза Кемпе приедет в Орёл в декабре 1954 года. В открытке своей подруге Майе она напишет: «…В Орле я произнесла речь на могиле Алексея Петровича» в присутствии генералов и партийных работников. Возложила огромный венок из цветов. Выступала там по радио со стихами. Пережила сверхъестественные мгновения».

Она оставила не только цветы.

Каплинский - Кемпе

«Сегодня, 2-го февраля установлен Ваш венок под мемориальной доской Ермолова. Венок смонтирован на шлифованной цементной доске размером 50х50 сант.; место для установки я выбрал с таким расчетом, чтобы венок обозначил место захоронения в склепе Алексея Петровича», – напишет Каплинский в начале 1955 года.

В наши дни тот венок может увидеть каждый. Он прикреплён на стене Троицкой церкви под барельефом Ермолова. На венке написано: «А.П.Ермолову. М. Кемпе. РИГА. 1954».

Это была полная победа!

Но Каплинскому её не простили. О чём он напишет своей соратнице по борьбе с невежеством:

«Февраль 1955 года.

…Я, по-видимому, скоро перееду в Смоленск на новое место работы. Вчера я приехал из Смоленска, ездил ознакомиться с условиями. Кстати, был в Краевед. музее и очень удивлён, что в огромном материале, посвящённом войне 1812 года, нет даже упоминания о Ермолове – пристыдил музейных работников; рассказал, что сделано в Орле, а вчера по приезду послал почтой копии письма Института истории, Никулина и всё, что у меня имеется положительного из отзывов о Алексее Петровиче. Уверен, что имя Ермолова будет оценено в Смоленске, и ему будет отведено соответствующее место в экспозиции.

Надо честно сказать, что из Орла меня постарались выжить. Я не особенно об этом жалею. Москва так радушно встретила меня, и столько было проявлено забот, что меня это взволновало и очень тронуло.

Спасибо хорошим людям за их привет и работу...

С приветом Каплинский».

Последнее письмо Каплинского к Кемпе возвращает нас к проблеме захоронения Ермолова:

«Уважаемая тов. Кемпе!

Письмо Ваше получил; по-видимому, сведения о склепе исчерпаны. Рад, что Вы ими удовлетворены».

Похоже, Татьяна Каплинская нашла-таки таинственную прихожанку и узнала тайну «костей Ермолова».

Рисунок Константина Зайца
Рисунок Константина Зайца

Конец третьей главы.

Продолжение

Мистика и Ермолов. Начало

Предыдущая глава