Молча разошлись по своим спальным местам. Спать легли рано, потому что Марьянин чердак ждал нас с нетерпением. Работы там оставалось совсем немного, и нам хотелось закончить её как можно быстрее. Но после купания в лесной речке запал остыл, искры в работе высечь не удавалось. Мы почти не разговаривали. Одно желание владело нами:
найти заветный мешок и на этом всё закончить.
Мы его нашли к концу второго дня расхламления! Бережно перенесли в чистый, освобождённый угол. И тут силы совсем иссякли. Поэтому никто не бросился смотреть, что же в этом заветном, когда-то белом советском пододеяльнике. Теперь белым назвать его можно было условно. Он был серым, пыльным, кое-где рваным. К его внимательному разбору мы вернулись только на следующий день.
Осматривая дело рук своих, сравнивая чердак первого дня с тем, что получилось, мы остались довольны. После того, как из него всё вынесли, вымели мусор и вымыли пол и окна, получилось довольно уютное, светлое помещение. Струганное дерево стен и пола наполняло пространство медовым свечением. В окнах с обеих сторон просматривалось небо с плывущими вдаль облаками.
Марьяна предложила нам с Ансаром не "партизанить", а перебраться в это чудесное место, на мансардный этаж: "И жить, как нормальная семья". У неё нашлась ещё одна железная кровать, старый столик и несколько табуреток, стоящие без дела в дальнем сарае. Мы не стали устраивать диспутов, на тему: "Хорошо ли это?", а с радостью занялись обустройством на новом месте. Вторую кровать перетащили из чуланчика, где я спала. Марьяна сказала:
- Вы уедете, я сюда внуков буду селить, когда они приедут.
Первое совместное жильё, хотя и временное, вдохновило нас. Ансар даже попробовал себя в роли столяра. Из старых досок, сложенных во дворе под навесом, сколотил что-то вроде шкафа для одежды без двери, но с двумя полками, куда я разложила свои вещи из рюкзака. Грифанов принес с сеновала свой и тоже принялся разбирать. Вывалил всё содержимое на кровать, но, увидев свой ноутбук, пошёл делать подставку для него.
Пока он опять пилил и сколачивал доски во дворе, я продолжала хозяйничать. Вещи Ансара тоже развесила и разложила в импровизированном шкафу. На кровати остались разные мелочи: сигареты, целых три пачки, книга в толстом текстильном переплёте, шариковые ручки, маркеры, записная книжка, два телефона с зарядниками. Одним Грифанов постоянно пользовался. А вот второй я видела впервые.
Когда мы вечером сидели с ним, обнявшись и глядя в открытое окно на вечернее небо, я спросила:
- Зачем тебе два телефона?
Он посмотрел мне в глаза, как бы пытаясь уловить настроение:
- Второй у меня с номером, который я дал в объявлении. Может, кто-то звонил. Завтра проброшу сюда удлинитель, заряжу, посмотрим. А ты что подумала?
- Не скажу…
Как всё-таки хорошо… в деревне летом… в сумерках… в обнимку с любимым.
Утром Ансар первым делом съездил в магазин и привез сетевой фильтр на двадцать пять метров, подключил к розетке в сенях и через лестницу протянул наверх. Поскольку проводки на чердаке не было в принципе и некуда было ввернуть лампочку, Марьяна дала две настольные лампы. Они, как многие вещи в этом доме, выглядели почти раритетными. Одна очень напоминала лампу на фотографии "Ленин за рабочим столом читает газету "Правда". Где я видела эту фотографию, уже не помню. У нас в художественной школе была целая библиотека книг с репродукциями картин разных времён, народов и стилей. Фотографий тоже.
Лампа была очень уютная. Зелёный плафон делал свет мягким и загадочным. По настроению он напоминал предновогоднюю ночь, ожидание чудес и безграничного счастья. Второй светильник был попроще - обычный торшер на трёх коротких ножках.
Зарядившись, второй телефон Ансара ожил и выдал пачку смс-ок о том, кто и когда звонил. Абонент с любопытством уставился в дисплей, забыв на время окружающую действительность. Я же, наконец, принялась за мешок с архивом. Осторожно, чтобы не пылить, доставала из него пачки бумаг, пакетов, фотографий и раскладывала на полу. Всё извлечённое представляло интерес разве что для местного краеведческого музея. Школьные похвальные грамоты, юбилейные медали за труд, благодарственные письма от советской власти Артемию Митрину и его жене. Табель с оценками, аттестаты, удостоверения председателя сельсовета, партбилет с отметками о взносах… Примерно тот же набор уже на имя Марьяны Артемьевны и её брата Михаила. Фотографии семейных пикников, партийных собраний в деревенском клубе… проводы… свадьбы… похороны…
Но " крупицу золота" в куче макулатуры я всё-таки нашла. Пожелтевший, в водяных подтёках лист бумаги, исписанный смутно знакомым почерком, попался мне среди гимназических тетрадей Артемия и Олимпиады Митриных. Первой страницы, где обычно пишут "Здравствуйте, дорогие мои (или наши)…" не оказалось. О чем там шла речь, можно было только догадываться. Анна Нодбек (на тот момент семнадцатилетняя студентка Бестужевских курсов) писала:
"… таково было условие. Занятия начнутся ближе к осени. Сейчас живу в Санкт-Петербурге, снимаю квартиру вместе с троюродной сестрой. Её отец - двоюродный брат моего папеньки. А сам папенька сейчас в экспедиции. Вернётся не раньше ноября…
Мне очень горько было читать о Санькиной одиссее с замужеством. Всё могло бы принять трагический оборот. Как её родители об этом не подумали? Хорошо, что всё закончилось благополучно. А Санька умница, настойчивая. Я восхищена её характером, её целеустремлённостью и самоотверженностью! Выбрать такую сложную профессию - надо иметь немало мужества. Предполагаю, что выбор этот продиктован неким событием, произошедшим в нашей с ней жизни в тот год, когда ты сдавала выпускные экзамены в гимназии. Ей бы сюда, с нами на курсы!
Кажется, я тебе писала уже, что зачислена на физико-математическое отделение. Там будут лекции по моей любимой химии с практическими занятиями в лаборатории. Предвкушаю!
Пиши мне, Липочка. И передай огромный привет от меня Санечке, если встретишь. Я помню её. Мы с ней теперь, как сёстры, связаны провидением…
Санкт-Петербург, июнь, 1918"
Голова вдруг закружилась. Осторожно спустившись по лестнице, я направилась в дом, к умывальнику. Марьяна хлопотала на кухне. Вымыв руки, я прошла и села на диван. К головокружению присоединилась тошнота и слабость.
- Марьяна Артемьевна, нет ли у вас таблетки от головы?
Продолжение: А мечта моя не так проста
Предыдущая глава: Пирожное и бесконечный забор
Информация для тех, кто хочет читать книгу целиком.
Подпишись на канал, чтобы ничего не пропустить.