Глава 7
часть 6 - Новая жизнь Айгуль
К обеду все были дома.
Радости Аграфены не было конца. Она, то обнимала каждого племянника, то принималась выговаривать:
— Ах вы, варнаки этакие, это пошто вы загостились-то, али позабыли да позабросили телят да жеребят. Эвон чё рёвут-то, голоса ваши заслышали и ревут на злу голову.. А собаки-то, собаки, вон чё творят, визг-то какой подняли, на всю округу слышно. Уморили вы всех ожиданьем-то — глаза её наполнились слезами, голос дрогнул, она продолжала, говорить сквозь слёзы,
— Эт пошто вы спозабыли про тётку-то свою? Тама в тайге своёй и не помянули, поди, ни разичку обо мне горемычной. А исхудали-то как, изморенные совсем, одни глазоньки торчат, космы-то, космы-то, хош косыньки плети. — она трепала их по волосам, гладила впалые щёки и вновь начинала причитать и журить ребят.
А те терпеливо переносили её упрёки, молча, но улыбаясь, разбирали поклажу. Затем убирали седла с лошадей, уздечки, одевали пута и отправляли их на вольные выпаса.
Михаил, долго молчавший, неожиданно прервал сестру.
— Аграфена Петровна, вот тебе помощница с гор,дочь Акшана, научи её кухарить, как надобно по-нашенски, щи варить, драники печь, да курники готовить, а там ещё и как одёжу нашенску шить, да и как носить тож научи. Ей тута жить, а стало быть во всяком женском деле уменье требуется. — снимая седло с коня Айгуль, объяснил он сестре. Выслушав брата, она кивнула головой в знак согласия и взглянула на девушку.
—А как же тя звать-величать, девонька ?— обратилась к девушке Аграфена..
— А-куль — представилась Айгуль, исказив от волнения своё имя.
— Эт по-нашенски, Акулина стало быть. Ты Акулина ступай в дом, мужики без нас тут всё управят.
— Михал Петрович, покуда вас не было, Петро Семёныч приходил, весь в заботе, лица нет, как в заботе. Не иначе чёт худое случилось, надо б проведать его — после чего подошла к Айгуль, взяв кожаные мешки с вещами девушки, Аграфена поспешила в дом.
Айгуль отправилась следом, поднялась на высокое крыльцо и вошла в сени, окинула их быстрым взглядом,следом за Аграфеной, вошла в дом.
Переступив через порог дома, девушка замерла. Всё было для неё очень необычным: вместо открытого очага, стояла огромная белая печь. Над ней была белая кружевная занавеска. Возле печи было много всякой посуды и кухонной утвари. В комнате было два окна. На них висели такие же белые кружевные занавески.
— Проходи, проходи девонька, не стой в куте-то, айда сюда, вот на лавку пока садись. Мужики в хлев подались, побежали, кажный свою скотинку проведать, видать уж больно наскучались. Пусть натешатся. А мы похлёбку варить приставим — она поставила воду в чугуне на огонь, выбежала в сени и вернулась с охапкой дров.
Аграфена то ныряла в низкую дверь за печью, где была клеть, то что-то ставила на лавку возле печи, то вновь выбегала в сени, заносила наполненные чем-то вёдра и снова куда-то убегала.
Присев на широкую лавку, возле входа в другую комнату, Айкуль обвела взглядом всё, что её окружало.
Через всю комнату стоял большой деревянный стол с широкими лавками вдоль стен. На одной из стен были образа, они занимали весь угол до самого окна. Остановив взгляд на иконостасе, Айгуль стала внимательно разглядывать каждую икону. Увлекшись, она не обращала внимания на Аграфену, а продолжала знакомиться с русской избой.
Аграфена не стала отвлекать девушку, а дала ей возможность всё разглядеть. На стене, у которой сидела девушка, были полки с красивой посудой. Она подняла голову и стала разглядывать глиняные и медные миски, тарелки и кружки.
Осторожно, поднимаясь с лавки, Айгуль, отстранила занавеску и заглянула в другую комнату. В глаза бросилась кровать, она была наряжена,как невеста. Белое покрывало, расшитое крестиком и подшито белыми кружевами, которые спускались до самого пола. Пышной горкой в белоснежных наволочках с кружевами, на кровати располагались подушки. На стене, над кроватью висел, вышитый крестиком красивый ковёр
Она увидела два окна, на которых тоже весели белые кружевные занавески и красные цветы в деревянных ящичках.
Между окон стоял сундук, на котором лежал красивый шерстяной коврик, над сундуком Айгуль впервые увидела большое зеркало, обрамленное красивым белым, тоже с кружевами на краях, расшитым крестиком, рушником.
У другой стены стоял комод, на нём были такие-же, белоснежные кружева, что и на окнах.
В комнате была кирпичная стена, возле неё стоял небольшой столик. И на нём тоже что-то было накрыто красивым покрывальцем с кружевами.
Всюду по полу расстелены красивые домотканые дорожки. В доме аппетитно пахло свежим хлебом, было тепло, уютно чисто и очень красиво.
Такой красоты Айгуль в своей жизни ещё не видела.Ей казалось, что она попала в какую-то сказку.Она даже представить себе не могла, что так могут жить обычные люди.
— Акулина, ступай к рукомойнику, рученьки сполосни, да подсобишь мне с похлёбкой. Тестечко вот подошло, я его подобью, что бы поболе было, да рыбных пирогов с тобой наготовим. Рыбка то свежая, Нестер Степаныч, племяш, наудил, занёс аккурат перед вами, угодил-то как вовремя! Мужики рыбны пироги шибко любят. — и обратилась к Айгуль
— Акулинушка, утерник там свежий висит, утрёшь рученьки, да накроши сало для шкварок. Лучёк покроши. Похлёбку пора заправлять, уж сготовилась, а я пока тесто раскатаю — она разложила доски на столе, положила на одну нож, лук и сало для Айгуль, а на другую достала из квашни тесто, подсыпав муки, стала его проминать.
— О! Глянь-ка, мальцы-то, уж баню затопили, скоро их не жди, нет. Баня -то уж с утра топлена. Воду грела. После зимы бельё простирываю, белья то, страсть скока. Мужики-то хош и моются почитай кажин день, а всё одно бельё затирается. — объясняла Аграфена, быстро и ловко управляясь с тестом.
--—Льняны –то постилки на постелю, да полотняны на одеяло, наволочки, всё вывариваю в щёлоке, да в речке выполащиваю. На солнышке повесят, так таки свежи делаются, что как снег белы. Исподне тож вывариваю. У мальцов-то зиму вымачивала, да вымораживала, а щас тож выварила, да на солнце выбелила. Одеяла все пересушила на солнышке, все угоила.
Наскучались поди в своёй тайге по свойской жизни. — приговаривала Аграфена расстилая тесто на противень.
Забежал в дом Николай
— Мама Феня, нам бельё дай, мы в баню пойдём. Она уж сготовилась.
— Да я вот только что толковала с Акулиной, что белья вам припасла на целую зиму, которы малы, так подшила, да всем нового сготовила. Како дать, стары подшиты, аль новы?
— Дак ведь не праздник, стары давай, мам Феня.
— И то верно, в новы на покос нарядитесь,— она достала из сундука нижнее бельё для каждого и отдала Николаю. Приняв бельё, он тут же убежал.
Когда всё было готово и похлебка заправлена, и уже пироги в печи пеклись, она обратилась к Айгуль:
— Ты девонька, погоди пока здесь одна, я к батюшке сбегаю, приспрошусь к Анискину белью для тебя. Аниска-то. как двоешек принесла, так совсем бабой стала, что в девичестве носила, всё у матушке покоится, внучкам, мол сгодится. Тока пока они вырастут, так моль побьёт наряды-то. Ну, я скоренько — и тут же скрылась за дверью.
А Айгуль продолжила разглядывать дом. С другой стороны печи был вход в ещё одну комнату. Осторожно ступая по нарядным домотканым дорожкам, она вошла в комнату. Стена, которая разделяла эту комнату от той, что Айгуль осмотрела, была кирпичной и возле неё стояла двухъярусная кровать, а у другой стены, где было окно, стояла одна кровать. Над ней были длинные полки, на которых стояли книги.
Под окном стоял небольшой сундук. Напротив, за двуярусной кроватью, тоже был сундук, длиннее того, что под окном в два раза. Сразу за окном комнату разделяла большая, тяжёлая занавес.
Айгуль осторожно отклонила край занавеса и увидела двуспальную кровать, с красивым покрывалом и горой пышных подушек, в белых расшитых наволочках. У окна стоял большой комод, под кружевным покрывалом. На комоде стояли различные шкатулки: из дерева, из бересты, из камня, и из серебра. Над кроватью, под самым потолком была полка, на ней находились мешки с шапками из соболя и другого меха.. У противоположной стены стоял большой деревянный шкаф.
От кирпичной стены шло тепло, Айгуль притронулась, стена была горячей. Тогда она поспешила в другую комнату и там прикоснулась к стене, и там она тоже была горячей. Девушка заглянула под кровати, но там ничего не было, чтобы могло гореть и подогревать стену.
В это время Михаил осматривал своё хозяйство. Увидев пополнение у лошадей, он очень обрадовался, поглаживая кобылу по морде, приговаривал:
— Голубушка моя, без меня разрешилась. Ах какого жеребчика то принесла, шустрый пострелёнок ох чё, взбрыкивает то, здоровенький, да ладненький. Спасибо тебе Голуба сизая. Спасибо.
Оглядев коровник и овчарню, Михаил отправился через огород к отцу, но Пётр Леонович уже спешил сыну навстречу.
— А я как углядел, что у вас шевеления во дворе начались, так и думаю, что не иначе как Михайло с ребятами с гор возвернулся. Заждались вас все, ох заждались. Здорово сын!.
— Здорово батя — Михаил прижал к своей груди худенькое тельце отца, нежно похлопал по спине, и они вместе пошли во двор к Михаилу.
— Дык ты-то как, здоров? Чёт так и прихрамывашь, аль никак хворь не проходит, вот ведь, привязалась окаянная, якорти её-то. Как сходили в горы-, всё ль удалося? Акшан чё там? Как поживат, всё охотой промышлят, пчёл -то разводит, аль как? Чё не наведывался зимой?
— Добре сходили, батя, добре, всё удалось. А вот у Акшана беда батя, да.. Жена Акшана представилась, царствие ей небесно — оба перекрестились и Михаил продолжил.
— А вот дочь последню сюда отправил, с этого дни здесь жить станет. Аграфена, уж в дом её увела — ответил с грустью сын.
— Ах ты якорти тя, кака беда-то, а пошто девку - то услал? — но Михаил не успел ответить отцу, как подбежала Аграфена с узлом в руках.
— Батюшка, побаниться хочешь? Мальчишки славно натопили, ступай, а исподне -то я щас принесу. Вот к матушке бегала за бельем для Акулины — и она быстро поднялась по ступенькам и скрылась за дверью дома.
— А молодцы-сорванцы как? Сдюжили? Аль сопли на кулак мотали? — засмеялся Пётр Леонович.
— Да внуки у тя дед чисто орлы! Переморщатся, коли чё не так и айда дальше — засмеялся Михаил, дед улыбаясь, одобрительно тряхнул головой.
— Ну, Слава те Господи, что к срокам возвернулись, землица-то поспела, пахать время. Брат-то твой сродственный, уж двух дён назать, как пахать взялся. А я в замятне, уж время подошло, а вас нет, одолела было,окоянная, якорти ее-то, да глядь сёдни к вам во двор-то, а у вас тут шевеленья. Да. Ну Слава Богу, Слава Богу.
— Не горюй батя, всё успеем, давай-ка в баньку подсобироваться, из трубы уж жар пошёл, сготовилась.
Разговаривая, Михаил подбирал брошенную в кучу конную сбрую и развешивал на деревянные крюки под навесом. Пётр Леонович, опершись обеими руками на свой посошок, слегка подавшись вперед, внимательно слушал сына.
Пока разговаривали отец с сыном, внуки успели сбегать к Степну Петровичу, побывали у Сафрона и Нестера, а у Кузьмы в кузне и весёлые и шумные возвращались обратно.
Как уж было принято, в "первый пар" всегда первыми отправлялись мужики. Почти месяц прожили они в тайге, по баньке своей соскучились.
— Миколка, плесни-ка ещё на каменку, никак жар кости не проймёт, сколь ни хлещусь, а всё зудит да зудит, а по спине бышить мороз пробират. Нахолодали кости-то, плесни-плесни ещё-то пущай жар простуду из кости гонит — хлеща себя веником, приговаривал Михаил.
— Да куды ж ты так жаришь, Михайло, окстись, впору за шапкой да исподками бежать от ентой жары — взмолился Петро Леонович.
— Батя, да на лавку-то слезь, а то уморим тя, ноня наш день, ноня телу праздник — улыбаясь, радостно отвечал отцу Михаил.
— Да ну вас, скаженных, я в дом пойду, не пуд грязи на мне, чёбы с вами тута маяться. Вот угораздило меня, с какого ляду потащился, дома-то Настасья Михайловна и намоет, и в лёгком духе напарит, и охолонит водой — возмущался Пётр Леонович. Он окатил себя холодной водой и вышел из бани.
А мужики, от души напарившись, один за другим выбегали из бани нырять в реку. Ванька с Санькой не договариваясь, пропустили вперед себя Николая, и поспешили за ним вдогонку. А он, разбежавшись, собрался прыгнуть с высокого берега в реку, но тут братья с полного разбега со словами: "А ну Миколка воду грей!" — толкнули Николая вперед, и он сорвавшись, покатился по глинистому берегу вниз и свалился в холодную весеннюю воду.
— Ну, берегитесь, вот я вам задам жару — уже из воды кричал им Николай. Мальчишки дружно смеялись и вслед за старшим братом попрыгали в реку, обдавая друг друга прохладными брызгами. Николай, поворачиваясь, то в одну сторону, то в другую , обдавал, то одного брата, то другого, сильной струёй холодной воды, поднимая сильные брызги на реке.
Ванька с Санькой, быстро встав по разным сторонам, развернувшись спиной к Николаю, принялись с обеих сторон окатывать старшего брата брызгами. Вертясь то в одну сторону, то в другую, он старался не уступить братьям и тоже накрывал их холодными струями.
Река бурлила и пенилась, словно кипела, и от этого мальчишкам становилось только веселее и задорнее. Они, то смеялись, то взвизгивали от радости, а то вскрикивали, пытаясь, что-то сказать и весело смеялись.
— Да будет вам озорничать-то, надо ж и бабам засветло помыться! Айда ещё по разочку на полок, да и меру надо знать, а то вы больно разошлись, так и до завтрева вас из бани не вызволить — выходя из воды, ворчал Михаил.
Видя, что Николай собрался вслед за отцом выйти из воды, Санька обратился к нему:
— Миколка, Миколка, а баба сеяла горох? — тот остановился, после секундного раздумья вернулся. Обрадованные мальчишки, подскочив к брату, взявшись за руки, стали кричать во весь голос, ритмично подпрыгивая в такт кричалки, поднимая волны на реке:
"Баба сеяла горох. Ох, да ох. Ох, да ох.
Дунул сильный ветерок, прыг-скок, прыг-скок.
Разлетелся весь горох, прыг-скок, прыг-скок.
Баба стонет: где горох? Ох, да ох. Ох, да ох.
Будем прыгать, как горох, прыг-скок, прыг-скок.
Из воды и на полок, прыг- скок, прыг- скок …
— Ну, будет вам прыгать-то, айда батю догонять. Из воды и на полок. Ну-ка, кто быстрей— и Николай выскочил из воды на берег.
Обгоняя отца, друг за другом, мальчишки дружно бежали в баню. Михаил смотрел вслед сыновьям, и сердце сдавливало от боли и гордости.
— Ах, Дуняша, Дуняша, каких ты сынов-то народила, смотришь и душа ликует. Славные они у нас, бесхитростные, бескорыстные, добрые и ладные. Никакой работы не гнушаются, растут радостные. Эх, как бы, ты щас возрадовалась, глядя на них. Знашь ли ты про то, ведашь ли? — он тяжело вздохнул и продолжил. — Девчонку вот с тайги привёз, слово Акшану дал, что в жёны её возьму, а ты бы мне тако присоветывала? Она ведь совсем ребёнок. Знак бы, какой дала, что делать-то? Эх, Дуняша, Дуняша, как жить-то? — раздумывал Михаил, возвращаясь с реки в баню.
Горькие раздумья прервал шум и озорной смех в бане, ребята резвились не в меру.
— Ох, сорванцы, озоруют без удержу, надо б приструнить, а то весь пар выпустят и воду выхлещут, бабам-то ничё не останется — с этими мыслями он поспешил в баню к сыновьям.
Когда мужчины пришли из бани, стол уже был накрыт.
Аграфена с Айгуль пошли во "второй пар".
Мастерская Николая и баня были под одной крышей. Большая кирпичная печь служила разделительной стеной между мастерской и баней.
Зимой, когда топится в бане печь и в мастерской тепло, потому что труба проходит в семь колодцев по этой самой разделительной кирпичной стене.
В деревне баню каждый день протапливают, то стирка воды горячей требует, то тёплой воды для стельных и растелившихся коров понадобится, да после работы в скотном дворе, ополоснуться в баньке хочется. А что бы всякий раз тепло было, Николай старался поддерживать температуру, сжигая охапку берёзовых дров.
Поэтому баня у Скударновых всегда была протоплена, доливай воды в бочки, добавляй дров в печь и парься. Печь была в бане, а топка в предбаннике.. Рядом с топкой лежали дрова. В предбаннике стояла большая лавка.
— Это чтобы отдыхать от жара.. — объяснила Аграфена, видя, как удивилась этой лавке Айгуль.
Девушка улыбаясь, внимательно рассматривала все, что её окружало. Вслед за Аграфеной, она сняла одежду, бросив её на лавку, и скользнула в низкую дверь. Тело обдало мягким жаром, пахло свежим деревом, берёзовым веником и запашистыми травами.
Айгуль окинула всё, что ее окружает, любопытным взглядом.
Баня показалась ей очень большой и просторной. Кирпичная печь занимала третью часть помещения. В углу, за дверью, стояли две большие бочки. Одна с холодной водой, а другая с горячей. От печи по стене шли две металлические трубы в эту бочку. С трубы,что была сверху, лилась в бочку горячая вода. Возле этой бочки, на лавке, стоял ушат со щелочной водой, настоянной на древесной золе. Над ним висели волосяные мочалки.
Напротив входной двери, от одной стены до другой, был полок, на нём тоже стоял ушат, с запаренными вениками и запашистыми травами. Перед полком стояло несколько лавок. Ошпарив полок и лавки кипятком, Аграфена усадила на полок Айгуль и, открыв дверцу в печи, несколько раз плеснула туда кипятком из ковша. Тотчас из открытой дверцы стремительно вырвался горячий пар и всё окутал густым жарким туманом.
— Давай-ка пропотей хорошенько, попаримся, опосля будем мыться. Как разомлеешь, так веником похлопайся — после этих слов, она взяла веник и протянула его Айгуль, та приняла веник, но продолжала наблюдать за Аграфеной.
Кряхтя и постанывая от жары, Аграфена энергично хлестала себя берёзовым веником, время от времени поддавая пару.
Напарившись, соскакивала с полка и окатив себя из бочки холодной водой, вновь заскакивала на полок и продолжала париться.
Айгуль, положив веник на колени и закрыв лицо руками, боялась пошевелиться.
Досыта напарившись и уже в который раз, окатив себя холодной водой, Аграфена, подхватила веник, с колен девушки и с большим усердием принялась им парить Айгуль.
Девушка терпела из последних сил, крепко прижимая ладони к лицу, а потом они вместе обливались холодной водой из бочки, смеясь и радуясь прохладе.
— А как мыть волосы, у нас нет кислого молока? — спросила огорчённая девушка.
— А нашто оно нам, кислое-то молоко? Мы щёлоком голову намоем, кажну волосиночку промоем, да прополощем водой со взваром, да с кислым хлебным квасом, волосики-то и засияют. А, от лесной душники, дух хороший, головушка лесом пахнуть станет. А что от кислого-то молока? Несет от волос, чисто мужитскими портянками, эка красота? — наговаривала Аграфена, промывая густые и длинные волосы Айгуль.
— А это мыльце я сама варила, матушка так научила. Жир скотский, нутряной от всякой скотинки, варишь в щёлоке до тех пор пока он киселём сделается, долго варишь, а потом духмяными травками сдобришь и вот такое оно мягонькое, телу благостное —ласково приговаривала Аграфена Намылив волосяное мочало, принялась натирать тело девушки.
— Ах, как ладно скроена-то! Стан ладный, словно выточен, шейка, чисто лебединая, головушка славная, волосыньки богаты, лицом баска и кожа шёлкова, вот в годы войдёшь, заневестишься, так сваты все пороги нам обобьют — она весело засмеялась. — Тока за кого тя выдавать-то? Ровне тебе тута нет, разве тока наш Миколка, но тогда девонька, тебе надо б жить под другим кровом. Надо б с батей сдоговариваться, Анисьины хоромы - то пустуют.
И, окатив девушку с головы теплой, с березовым листом и душистым отваром, водой, укутала тело Айгуль мягким полотном, а волосы, смотав в тугой узел надо лбом, заколола гребнем
— Давай-ка протрися, да вот тебе банные рубахи, снаряжайся, таперь я мыться стану, а ты ступай домой — улыбаясь, нежно сказала Аграфена.
— Узнать надо — еле выдавила из себя Айгуль.
— Узнать? Узнать можно, узнавай — засмеялась Аграфена.
— Стена дома горячий, как ? — опять с трудом произнесла девушка.
— Как? Ух, ты Боже мой, это ж колодцы, по ним из печи и идёт теплый дым в трубу и он колодцы греет а они стену греют. — смеясь ответила она . -- Вот стена кирпична, дак так же сделана, что бы Николке в его мастерской завсегда тепло было. Баню топим, а в мастерской тепло, он затопит, в бане тепло. Ну, ступай, ступай, а то в пот бросит, сызнова перемываться придется.
— Ещё узнать, можно?
— Ну, так, а чё нельзя-то, можно, спрашивай.
— Горячий вода сама в бочку идёт, как это?
— Просто всё. Видишь внизу из бочки труба идёт? — Айгуль кивнула. — Ну, так вот холодная вода, внутри этой трубы, бежит в печку. В печке вода в трубе от огня нагревается, потом эта труба поворачивает вверх и вода в трубе идёт вверх, а потом труба сгибается и идёт с печи по стене и в бочку. Вот горячая вода по ней идёт и льётся в бочку, а холодная опять в печку идёт. Горячая вода в бочку вливается, холодная из бочки в печку уходит, её горячая выталкиват. Мне Кузьма сказывал, это Миколка с Кузьмой такое чудо сотворили. Кузьма-то у себя так же сладил. Ну беги, беги домой.
Когда Айгуль вошла в дом, сидящие за столом мужчины хором прокричали:
— С лёгким паром! — она застеснялась от такого внимания и совсем забыла, что нужно говорить в таких случаях.
Выскочив из-за стола, Ванька, показывая на комнату, с одной кроватью сказал:
— Ступай сюда, тут тебе Миколка кровать из горенки принёс.
— Постелю застелили, хочешь отдыхай, хочешь садись паужнать с нами — перебивая брата, в разговор вступил Санька — А хошь Аграфену дождись, вместе и попаужнаете — предложил он.
Переводя взгляд то на одного, то на другого, Айгуль кивнула головой в знак согласия и вошла в комнату. Столика у кирпичной стены не было, он стоял у окна, а на его месте стояла ещё одна кровать. Айгуль поняла, что эту кровать приготовили для неё. Постель была белой и необычайно мягкой, она села и почувствовала большую усталость. Слишком много событий произошло за последние дни, всё это нужно было пережить, глаза сомкнулись, и она проснулась только утром.
В комнате было темно, но Аграфена уже гремела кухонной утварью. На кухне горела керосиновая лампа, и было светло. Айгуль вышла на кухню.
— С добрым утром девонька, в становинке-то не мельтеши, на стуле в комнате тебе одёжа. Матушка, Анастасия Михайловна занесла, ступай оболокайся. Потом волосики маслицем духмяным смажем, да уберем их уборами девичьими. Я гребень тебе подарю с черепашева панциря, вешный, не сломаешь.
Так началась у Айгуль , на новом месте, новая жизнь..
Свидетельство о публикации №221071801199
начало: Скудара-1
продолжение : Скудара - 30