Снятый в новой метамодернистской концепции Тарантино почти инстерн про Великую Отечественную войну, как ни странно, выглядит гораздо более патриотичным, духоподъемным и живым, чем большая часть современных российских фильмов про войну.
Зимой 1941 года несколько бойцов с раненным командиром, беременной санитаркой Верой (Полина Чернышова, уже выступавшая в образе Родины в «Легенде о Коловрате») выходят из окружения около Вязьмы. По дороге встречают полузамерзшего героя Юры Борисова. Ведет бойцов Дед (Владимир Гостюхин), хорошо знающий эти места.
Бойцы развлекаются анекдотами и байками про Красного призрака со снайперкой (которого уже показали в экспозиции), совершающего налеты на оккупантов. Они направляются в ближайшую опустевшую деревню. Туда же решает наведаться, чтобы попариться в бане, немецкий офицер Браун (Вольфганг Черни), проверяющий легенду о Красном призраке.
Встреча в деревне превратится в зимний истерн с сильным влиянием спагетти-вестерна и творчества позднего Квентина Тарантино под саундтрек Сергея Соловьева, похожий на музыку Эннио Морриконе.
Уже культовое кино
От фильма Андрея Богатырева ждали всякого, думали, что выйдет легковесно, типа «Дикой лиги», настораживала попытка показа войны с юмором, тревожил замах на западный «жанр» (зритель помнит нелепый дизельпанк в довоенном СССР в «Танках»). Фестивали мощный потенциал фильма не раскусили, зритель во время проката был дезориентирован.
Зато теперь «Красный призрак» высоко оценен критикой и публикой и уверенно укрепляет свой культовый статус. Для ряда зрителей он уже стал лучшим российским фильмом о войне в 21 веке. Почему так получилось? Потому что так бывает с настоящим искусством.
Солдаты без имени
Если говорить про отголоски вестерна, то почему бы нет? Зритель давно привык. Вспомним, сколько истернов сняли в СССР про Гражданскую войну. Такая жанровая мера условности устраивала публику, которую от военных событий отделяли полвека, если вспомнить «Белое солнце пустыни» (1969) или «Неуловимые мстители» (1966). После зимы 1942 прошло уже 80 лет. Это больше, и подобный увод военной темы в жанр выглядит естественно. И, самое главное, уже по-нашему.
А как великолепно метамодернистски отыграна тема Серджио Леоне про человека без имени! Этот человек прочно «врастает в землю тут», в нашу землю, да еще и «к плечу плечо» с другими защитниками Родины, которых в фильме неслучайно не называют по имени. Создается коллективный портрет Неизвестного Солдата, которому и посвящено это кино.
Если говорить о гротеске и трагикомичности, тут дело не только в Тарантино. «Красный призрак» очевидно опирается и на советскую классику, да еще и военных лет, на «Боевые киносборники» 1941-1942 годов, в которых были и юмор, и сатира, и масса гротескных ситуаций.
Да и Тарантино, раз мы его постоянно вспоминаем, в своем известном военном фильме цитировал не только вестерны, а также, например, задорное кино 1942 года про операцию «Валькирия». Военное кино военных лет и в США, и в СССР не всегда было суровым, находилось место и духоподъемным элементам комедии.
Тарантино и спасение Зои
Когда кто-то говорит, что «в стиле Тарантино», следует уточнять — какого Тарантино? Квентин первого периода — постмодернист. Но второй этап его творчества уже метамодернизм. Его фильмы с концепцией «восстановления исторической справедливости» создают баланс между ироничным переосмыслением старого кино и подлинной чистой романтикой, которая уже способна вдохновлять и даже вызывать слезы.
«Красный призрак» берет в качестве референса метамодерн-романтику Тарантино. И пользуется этим блестяще. Это ироничное трагикомическое действие может растрогать до слез и воодушевить как карикатуры Кукрыниксов. Да и «восстановления справедливости» тут повсюду: от первой сцены спасения пары артистов в последние секунды до самого образа Красного призрака и более хитрых синефильских моментов.
Интересно, что в этом фильме сошлись два актера, ранее исполнивших роль Иуды. Это Владимир Гостюхин, игравший сломавшегося в плену Рыбака в наполненной евангельскими отсылками картине Ларисы Шепитько «Восхождение», и Алексей Шевченков (тот самый Красный призрак), в 2013 году получивший приз ММКФ за главную роль в картине Андрея Богатырева «Иуда». Вот еще одно одухотворяющее «восстановление справедливости», ведь на тот раз герои этих актеров устраивают такую священную войну, что мало не покажется.
А главный батальный конфликт? Он ведь завязывается вокруг санитарки Веры, которая отчасти повторяет историю Зои Космодемьянской. Только на этот раз товарищи не позволят истории дойти до известного финала.
Метамодерн еще и в том, что Вольфганг Черни играет почти того же персонажа, что вел допрос партизанки в недавнем фильме «Зоя», только теперь он будет наказан и сам окажется босиком на снегу. Будет и сцена с эшафотом на фоне сельской церкви, как в фильме «Зоя» 1944 года.
Спасти Зою — чистая и светлая национальная греза. В 21 веке кино, подобное «Однажды в Голливуде» или «Красному призраку», пережив темные времена постмодернизма, пусть и с долей иронии, ненадолго дает шанс поверить в такую грезу. Странно ли, что зритель благодарен?
Постмодернистский «симулякр» тут оказывается не в тему. Спасение Зои — явление другой природы, это страстное и романтичное деяние, как намоленное чудо (кстати, уже придумали новый термин для такого вот?). На этом снегу пути постмодерна и метамодерна расходятся. Потому что с постмодернистом не пойдешь в разведку, а метамодернист, пусть даже шутит невпопад и не в такт подпевает, не подведет и не продаст.
Спасибо за дочитку! Подписывайтесь на канал, и продолжим!
«Рядовой Чээрин» – фильм про якутского супергероя в плащ-палатке
Почему фильм «Ржев» лучше книги «Искупить кровью»
«Подольские курсанты» – с советской честью, но с манерами Джона Ву
Холокост, концлагерь. Один из сильнейших фильмов сделан в России