Какое-то неосознанное чувство привело меня в состояние бодрствования, но глаза решила не открывать. Тихо так. Наверное, мороз за окном, ого-го. Не хотелось тревожить это раннее утро. Но мне что-то мешало, я поёрзала под одеялом, решила покрутить головой на подушке, она как-то неудобно лежала. Я протянула руку, хотела её взбить, поправить и наткнулась на ладонь. Повернулась в сторону Павла и пришлось открыть глаза. Он спал, даже не ощутил моих телодвижений, руку пристроил под мою подушку. Я приладилась на бочок и рассматривала его расслабленное во сне лицо. Ресницы его дрожали, снится что-то, подумалось мне. По лицу вдруг прошла гримаса отчаяния он вздохнул и одновременно вздрогнул всем телом: «не-ет, - проговорил еле слышно. - Нельзя». Опять судорожно вздохнул. Я замерла, приподнявшись на локте, во все глаза пялилась на него. Потом опять: «нельзя… никто не должен». Тут он открыл глаза и резко сел в кровати, согнув ноги в коленях, упёрся в них головой:
- Да, что ж такое-то?.. - с отчаянием в голосе хрипло прошептал он.
Я застыла, будто меня в бетон залили, боялась пошевелиться. Но разведчика обманешь что ли? Он, не отрывая головы от коленей, повернулся в мою сторону, не успев спрятать в своих глазах тоску и отчаяние:
- И что я говорил?
- Сказал: «нет, нельзя» и ещё «никто не должен», - тоже шёпотом ответила я.
- М-м. Да. Никто не должен, но… хотели как лучше, получилось как всегда, - пробормотал он.
Я молчала и всё ещё боялась пошевелиться. Паша заговорил снова, стараясь быть спокойным:
- Яна, мне всё время снится один и тот же долбаный сон про эту паршивую последнюю операцию.
- Но, ты говорил, она была признана успешной? – опешила я. - Почему ты так переживаешь из-за нее? Нет, точнее, я помню ты винишь себя в том, что не нашёл, не определил того засланного казачка. Но Паш, это же не всегда возможно, даже для профессионалов.
- Ты права. Наверное. Но этот промах, мой промах он до сих пор саднит. Но я о другом. Та операция в целом, никакая она не успешная. Масса просчетов и… несколько трупов, это успешно? – взглянул на меня.
- Но почему ты так себя изводишь? Может надо отпустить ситуацию? – волнуясь, спросила я.
- Если бы я настоял на своём, вероятность положительного исхода, была куда бы выше, - опять заговорил военным сленгом.
- Ну, хорошо. Почему не настоял? – непонимающе смотрела на него.
- Тогда не попал бы туда в принципе, - пожал плечами и сердито посмотрел на свои руки. Взгляд его упал на часы. - А тебе на работу не пора?
- Не меняй тему. Я сегодня гуляю. Расскажи мне наконец, конец этой истории, - вспыхнула я, даже не проследив за построением своей фразы.
Он улыбнулся, протянул руку ко мне и погладил по волосам:
- Наконец, конец, говоришь? Руководитель операции был новичком. Сватом, братом или ещё кем-то, большому начальству. И очень хотел себя показать. Нами предложенный вариант, доработал лично и на последнем совещании, уже на аэродроме, прямо перед посадкой в самолёт, озвучил. Пресёк, с помощью другого начальника, наше недовольство и особо предупредил, что отступивших от намеченной разработки, ждут особые меры наказания, вплоть до увольнения из рядов доблестных спецвойск.
- Ага, значит, у вас и наказания особые, - пробурчала я, хотя на душе было как-то кисло. Как всегда и в последнее время всё чаще, выплывают у нас такие вот горе-начальники. Хорошо, если это не задевает напрямую жизнь людей, как вот с нашей работой. Даже если тебе продавец в магазине нахамит, ну, неприятно, противно, но не смертельно же? А здесь, где всё связано с риском, вот так вот – раз, поменял план и доволен, что поучаствовал, а то что там заложники, сами бойцы – это уже так, по боку.
- Конечно, можно на гауптвахте посидеть недельку, - грустно ответил Паша, естественно не услышав, моих мысленных умозаключений.
- Да я подумала о таких вот… козлах-начальниках. И что ему ничего не было? Он-то посидел где-нибудь? – хмуро спросила я.
- До сих пор сидит. В кресле. Ты забыла, что операция была успешной? – с сарказмом произнёс Паша.
- Ах, ну да! Конечно! Ему дали очередное звание и булку с маслом. Урод!
Павел покачал головой и усмехнулся:
- Ещё какую… булку…
- А после, тоже нельзя было что-то сделать? – поинтересовалась я.
- Можно. Только тогда я в госпитале валялся. А ребята, да. Попытались.
- И? – подстегнула я Павла.
- Один попал под увольнение, второго понизили в звании, третьего отправили в горячую точку, командовать подразделением, - недовольно нахмурившись пояснил он.
- То есть удалили из спецов?
- Точно, - он провёл пальцем по моему носу, взял за подбородок, приподнял. - Только вот это уже всё под грифом секретно.
Я хмыкнула:
- Кто бы сомневался, - Павел продолжил.
- А мне дали очередное звание, которое я так и не получил, поскольку считаю, что не имею права. И позволили пройти реабилитацию в госпитале ФСБ. Баш на баш, я не болтаю, а они мне не припоминают мою некомпетентность.
- Грустно, очень. Некомпетентность, говоришь? Не верю я! Знаешь, бывают ситуации, когда есть пострадавший, но никто не виноват, а грёбаное стечение обстоятельств. И ещё скажи, гриф секретно покрывает только ту часть, где ваш начальничек набедокурил?
- Я уже не удивляюсь. В самое яблочко, – смотрел он на меня тёмными глазами, потом кинул взгляд на часы. - О, уже почти девять.
Павел потянулся и встал с кровати, пошёл на свою разминку утреннюю. Я провожала его взглядом, тренированную и подтянутую фигуру облегала футболка без рукавов всё с тем же высоким горлом и мягкие трикотажные брюки. Вот не хочет и всё тут! Неужели правда думает, что взглянув на его шею я в обморок упаду, а потом вскачу и убегу без оглядки?