В Великую Отечественную сотрудники Агитпропа на местах попали под власть регионального руководства. Социальный статус пропагандистов снизился. Их превратили в «менеджеров», а успехи в тылу стали измерять экономическими показателями. Как агитаторы утратили монополию на политический язык и стали «мотивационными спикерами» — рассказывается в исследовании доцента НИУ ВШЭ в Перми Александра Чащухина.
Игра на понижение
В ситуации военного времени главы советских регионов вынуждены были решать множество задач для фронта и тыла. Они получили больше автономии, и, выполняя производственные планы, стали уделять меньше внимания вопросам идеологии.
Это не могло не отразиться на политработниках — лекторах, агитаторах и начальниках соответствующих подразделений. Все они подчинялись Управлению пропаганды и агитации (Агитпроп) ЦК ВКП(б), но на периферии зависели и от первого секретаря обкома. Поэтому, с началом войны, местные власти быстро перепрофилировали их из «носителей и трансляторов высокого политического знания в специалистов по хозяйственной отчетности и мобилизации трудовых ресурсов». Такая трансформация произошла помимо собственной воли пропагандистов и интересов их ведомства.
«Пропагандистских работников почти всюду используют больше всего в качестве уполномоченных по хозяйственным кампаниям, — жаловался в Секретариат ЦК один из агитпроповцев. — И, так как кампания набегает на кампанию, получается, что работник отдела пропаганды большую часть года занят лишь хозяйственно-административными делами…»
Новая практика распространялась по стране и приводила к тому, что «ответственные за идеологическую работу утрачивали официально декларируемые статусы».
«Социальный статус работника пропаганды оставался существенно ниже предписанной политической роли. Идеологические компетенции в глазах местного начальства если и конвертировались в экономическую пользу, то с большим понижением в региональной табели о рангах», — говорит Александр Чащухин.
Униженные и оскорбленные
Профессиональные бойцы за идеологию, ставшие «административными деятелями», теряли ориентиры и чувствовали себя маргиналами на обочине жизни. Ведомственная принадлежность не спасала — областные чиновники обращались с ними грубо и приказывали по своему усмотрению.
Из жалобы руководителя отдела агитации и пропаганды Татарского обкома:
…кричат не только первые секретари, но и уполномоченные обкома ВКП(б). Обычные рассуждения в этих случаях: «Сейчас хлебозаготовки — не до партшколы». «Чем сейчас заниматься партшколой или уборкой?»
По словам автора письма, такие определения, как «фразер», «болтун», «трепач» по отношению к пропагандистам были чуть ли не самыми мягкими среди местных партийных бонз.
Причем должного уважения не было и к командированным из столицы:
Когда к нам приехал лектор ЦК, мы решили организовать лекцию для аппарата обкома. Договорились о помещении ... Но когда узнал об этом т. Никитин, то запретил: «Мне нужно заседать там, а вы мне там воздух сделаете спертым». На мое приглашение т. Никитину присутствовать на лекции, получил вразумительный ответ: «Это с какой же стати» (дескать, вот чудак, с какими вопросами пристает).
Система без контроля
Как реагировали на жалобы сотрудников в московском Управлении? Пересылали на рассмотрение в Центральный комитет партии. Эта система — с подключением вышестоящего арбитра, по мнению автора исследования, показывает, что у Агитпропа не было прямого контроля над состоянием дел.
Руководитель Управления, через Секретариат ЦК, мог предъявить претензии главам регионов и отстоять свою позицию, апеллируя к значению идеологии. Но это — отношения на уровне партийной номенклатуры. В провинции «наделенные высокой миссией» пребывали под прессом и прессинговали нижестоящих.
«Несоответствие символического статуса пропагандиста его властным полномочиям вело к депривации, которая репрессивным образом транслировалась на подотчетных ему людей».
Подотчетные — это руководители районных отделов, рядовые агитаторы, редакторы газет. Последних часто обвиняли в том, что они сокращают утвержденные лозунги, не мобилизуют читателей на соцсоревнования или неверно трактуют международную обстановку.
Для наглядности — фраза, признанная грубой политической ошибкой:
В день 1 мая, в каких бы условиях, в той или иной капиталистической стране, рабочий класс ни проводил смотр своих боевых сил, — всюду в этот день сердца рабочих будут биться сильнее, горя священной ненавистью к строю, порождающему войны.
Редактор в этом случае провинился по трем пунктам: 1) подошел ко всем странам с одной меркой, то есть не разделил на союзников и противников Гитлера; 2) отрицал «наличие англо-советско-американского боевого союза, возникшего для борьбы против злейших врагов человечества — немецко-фашистских поработителей»; 3) не уяснил «ленинского учения о войнах справедливых и несправедливых».
Менеджеры от политики
Отвечая одновременно за идеологию и экономические показатели, пропагандисты начинают по-новому отчитываться о работе. Ее успехи стали равнять на выполнение хозяйственных планов, а их реализацию, соответственно, объяснять качеством агитпропа.
При этом, комментирует Александр Чащухин, действия агитатора напоминали «практики современного менеджера, организующего стратегическую сессию»: помочь коллективу с мотивацией, сформулировать цель и пути ее достижения.
Пример из Пермского края (в годы войны — Молотовская область):
Тов. Клинкова агитационную работу строит так, находит она в колхозе узкое место и вокруг его ведет разъяснительную работу, дает практические советы, например, в период подготовки к севу колхозу требовалось обменить 400 центнеров семян. Председатель колхоза и члены правления не верили в свои силы и не знали как организовать. Тов. Клинкова собрала их всех вместе, рассказала им о том как наши славные воины в неравном бою одерживают победу над врагом, не считаясь ни с какими трудностями и рассказала о задачах колхозов, находящихся в тылу. С карандашом в руках подсчитали сколько же потребуется лошадей и дней, чтобы провести обмен семян. Решили выделить 15 лошадей и семена в несколько дней были обменены. Посевную колхоз закончил вторым по с/с, а сейчас сами колхозники не нарадуются на высокий урожай.
Перевод политоценок в цифры экономики еще больше усиливал зависимость от местных начальников. «Руководитель района или области получал возможность замерить эффективность работы пропагандистов в тоннах собранного урожая», — пишет исследователь. Но парадокс в том, добавляет он, что политический язык все-таки оставался главным, и позже это помогло «нанести удар по региональным автономиям, появившимся в ходе войны».
IQ
Автор исследования:
Александр Чащухин, доцент социально-гуманитарного факультета НИУ ВШЭ в Перми
Автор текста: Светлана Салтанова