(Продолжение. Начало см. тут)
Командир призраков (окончание)
К большому облегчению Йоханнеса Ойгена, бой под Аррасом закончился за день, и более ничего такого за всю кампанию не произошло. 24 мая 1940 года Хитлер приказал всем наступающим танковым частям сделать «тайм-аут» — знаменитое «необъяснимое решение», спасшее столпившихся в Дюнкерке от массового плена и вселившее в британцев намерение продолжать сопротивляться до победного конца. Впрочем, при том, что французская армия начала агонизировать и, как следствие, саморазрушаться со скоростью геометрической прогрессии, и уже без помощи противника, это мало что изменило в перспективах скорого краха Франции. 26 мая 7-я танковая получила новый приказ — форсировать канал Ля-Бассе. И тут Роммель снова отличился своим бесшабашным наплевательством на окружающих — пулеметный батальон попал под огонь вражеских снайперов и остановился, генерал со словами «вы всё неправильно делаете!» взлез на насыпь и начал указывать цели лично. «Один за другим наводчики и командиры расчетов были убиты выстрелами в голову, но сам генерал оставался неуязвимым для снайперского огня противника», — с каким-то мазохизмом повествует полковая история.
Для наступления на Лилль Хот временно передал в подчинение командиру 7-й танковой дивизии два танковых полка из соседней 5-й танковой. Правда, случился конфуз — на общем совещании танковых командиров оберст Йоханн Штрайх из 15-го танкового полка «падла-падла-падлавил» Роммеля на неумении читать карту (подробности, увы, неизвестны, но выглядит это как-то слишком феерично для правды…). Разразился гран-скандаль с криками, который прервал Ханке, явившийся при полном параде и в каске, возглашая, что вручает генерал-майору Рыцарский крест по личному приказу фюрера — Эрвин стал первым из танковых комдивов, получивших его за Францию. В 18:00 27 мая усиленная дивизия начала наступление на Лилль. При его взятии наш прострел снова отличился — разглагольствуя о том, что «нельзя, чтобы получилось, как на высоте 1114» (он снова вспоминал гору Матаяр и уплывший от него Пур ле Мерит — сие стало идефиксом всей его жизни), он так жаждал стать «первым немцем в Лилле», что вперся в город, когда тот еще кишел французами, пока не готовыми сдаваться. Пришлось быстро ретироваться и входить повторно уже с войсками и боем.
За все эти заслуги комдив-7-танк был единственным из коллег-комдив-танков, кто был приглашен на оперативное совещание в походной штаб-квартире Хитлера в Шарлевилле 2 июня 1940 года. Фюрер встретил его радостными криками, как старого друга, и рассказал, как «они все» переживали, наблюдая за его «подвигами». Наступление возобновилось 5 июня, когда 7-я танковая перешла Сомму. Начался «Тур де Франс» — дивизия мчалась, как гоночный болид, делая по 65-80 км в сутки, 8 июня первой из германских частей достигла Сены возле Соттевиля, а затем повернула к морю, которого достигла 10 июня у Дьеппа. На следующий день передовые части подошли с Сен-Валери-ан-Ко, где стоял большой гарнизон, и потребовали сдать город. Тут в миниатюре отразилась вся кампания — французы были «на всё согласные», но британцы уперлись рогами. Тогда Роммель приказал утром 12 июня обстрелять город из тяжелой артиллерии, а также вызвал штурмовики. Французы кинулись сдаваться, принудив своим предательством к тому же самому англичан — генерал-майор Виктор Морвен Форчун, командир 51-й хайлендерской дивизии, был вне себя и громко негодудел.
Четыре дня дивизия отдыхала, потом снова рванула вперед — через Сену на полуостров Котантен, сделав 16 июня 120 км, а 18 июня 320 км (свистеж! Так не бывает!) и с ходу взяв Шербур. Тут для 7-й танковой Французская кампания и закончилась, ибо 22 июня ровно в четыре часа 1940 года лягушатнЕГи подняли кверху лапки и подписали сепаратное перемирие. Роммель хвастался, что за полтора месяца боев потерял всего 42 танка (из 159… почти треть… ну… вряд ли стоило вот так громко этим гордиться) и взял 92 000 пленных. По его словам, командир корпуса Хот был от него в восторге и ставил в пример прошлому командиру 7-й танковой Штумме. На самом деле, в июле 1940 года Херманн Хот написал характеристику на подчиненного, в котором отметил «склонность к импульсивным решениям» и предупреждал, что командиром корпуса его можно назначить лишь когда «наберется побольше опыта и побольше рассудительности», а также отмечал неблагодарность и неблагородство по отношению к подчиненным и коллегам. В том же самом — присвоении чужих успехов — упрекнул Эрвина всё тот же Штрайх (см. выше), написавший в мемуарах, будто тот в книге о «призрачной дивизии» без зазрения совести приписывал ей некоторые достижения 5-й танковой.
Слова комкора тут же подтвердились историей с «другом-другом» Ханке, который спас Роммелю жизнь (см. предыдущую серию) и вручил ему Рыцарский крест (см. выше). Комдив алаверды-представил его к Рыцарскому кресту и, вопреки все й субординации, отправил представление с курьером прямо в ставку Хитлера. Но тут в приятельском разговоре Ханке заявил, что его служебное звание статс-секретаря министерства пропаганды по рангу выше чина генерал-майора. Взвившийся костром Роммель тут же отправил в ставку фюрера адъютанта, чтобы тот перехватил и уничтожил наградной лист. Рыцарского креста Карл Ханке так и не получил, впрочем, и без того будучи завален ранее за 1940 год боевыми наградами — Железным крестом 2-го и 1-го класса и знаком «За танковую атаку». Но случай сей внезапно стал широко известен в дивизии и произвел крайне негативное впечатление. «Он сильно запятнал тот образ, который сложился о нем в представлении всех его подчиненных благодаря его мужеству и таланту руководителя», — писал в воспоминаниях один из ветеранов.
(Продолжение следОВАет.)