Полное произведение на Литрес бесплатно для всех платформ
Прошло два часа, как наблюдение за гостем не дало дельных результатов, решив больше не испытывать терпение, Артур вошел в допросную, молча сел за стул напротив неизвестной персоны, наблюдавшей за ним с терпеливым интересом. Молодой мужчина, на вид не больше тридцати. Стройного телосложения, с ровными чертами лица и зелеными выразительными глазами, волосы средней длины, черного цвета, лицо чистое, без волос. Максимально невзрачная внешность чем‑то все же приковывала к себе взгляд, но чем именно, Артур не мог понять. Но одно он понимал отчетливо, а именно – раздражение из‑за необходимости разбираться с ситуацией, которой никогда бы не произошло, будь в этих стенах больше ответственности перед технологиями, которым он, доверял куда меньше чем людям.
– Здравствуйте. Меня зовут Артур Конлон.
– Здравствуйте. Меня зовут Людвиг. Я полагаю, у вас есть много вопросов ко мне, – Людвиг был спокоен, даже расслаблен. Он получал немалое удовольствие от данного разговора, явно показывая свою открытость и вовлеченность.
– Людвиг. А фамилия, может быть, отчество? – Артур был профессионально собран, воздерживаясь от лишних выводов и провокаций, во всяком случае, до тех пор, пока не узнает собеседника.
– Просто Людвиг.
– Я так полагаю, вы знаете, какие вопросы я буду задавать, верно?
– Думаю, что знаю. Хотя, честно признаюсь, мне интересно, какой вопрос для вас, Артур Конлон, сейчас в приоритете. Возможно, время и место моего отбытия? Следовательно, знания, полезные вам, или же простой интерес к тому, какие мотивы движут мной? Простыми словами: друг я или враг.
– Вы любите играть в игры, Людвиг?
– Нет, что вы. Я просто люблю разговаривать и стараюсь привнести нотку чего‑то уникального в наше знакомство, прошу прощения, если ненароком, но ввожу вас в заблуждение или навожу смуту. Хотите, можем следовать протоколу: вопрос – ответ?
– Вы прибыли из другого времени, расскажете, откуда?
– Из будущего, далекого будущего, настолько далекого, где информация о вашем веке равна таким крупицам, собрать которые невозможно руками.
– За этим вы здесь, за историей?
– В каком‑то роде – да. Я занимаюсь историей, это моя профессия. Меня всегда завораживало то, как меняется жизнь, из года в год, из века в век, цепь событий множества моментов удивляет меня и, даже не побоюсь такого слова, завораживает. Как в нужное время нужный человек принимает решение, казалось бы, настолько невозможное, но определяющее не только многие судьбы, но и само будущее, это, на мой скромный взгляд, – чистое проявление жизни.
– Вы не ответили на мой вопрос, Людвиг.
– Вы правы, я прошу прощения, – Людвиг осмотрелся вокруг, словно подбирая слова, – когда складываешь все известное и предполагаемое из истории мира, ненароком замечаешь, как некоторые события, порой мельчайшие, меняют направление развития в настолько другую сторону, что кажется, будто все это приведет лишь к концу, где исправление невозможно. Но, какие бы трудности не вставали на пути, жизнь, в том или ином виде, как и целые судьбы, находили способ адаптироваться, и, по прошествии времени, все же исправляли ошибки ради дальнейшей жизни. Если починка была невозможна, то история просто стиралась, начинаясь заново на тех самых землях, где когда‑то проливалась кровь и вершились судьбы, – Людвиг замолчал, задумавшись над словами.
– Вы прибыли сюда, чтобы предупредить, о чем‑то?
– Как я уже сказал, история о вашем веке утеряна, остались лишь крупицы. Я прибыл в это время из‑за случайности, заставившей механизм заработать лишь сейчас. Нельзя попасть в любую точку любого времени, нет. Таких механизмов, рядом с которым я оказался, их два. Один во времени отбытия, и второй – для прибытия.
– Но разве, это не позволяет вам выбрать любой день, с сегодняшнего момента вплоть до вашей эпохи?
– Это очень хороший вопрос, который я не учел, – задумался Людвиг, но вдруг сразу продолжил, – в любом случае, я рад быть здесь. И, отвечая на ваш изначальный вопрос, да, я хочу предупредить вас. Любой на вашем месте, и я в том числе, станет подозревать неизвестную персону, особенно появившуюся из другого времени. Друг или враг, соглядатай или диверсант. Как проверить это? Лгать могут все, а, зная откуда я и не имея представления о технологиях и развитии, предположить, каковы могут быть средства манипуляций и обмана, практически невозможно.
– Так кто же вы, Людвиг?
– А разве вы сразу поверите, если я скажу, что друг?
– Мы оба знаем, что нет. Но вы ярко рассказывали о себе, о своей любви к истории, что вряд ли ваша цель лгать. Иначе вы могли бы выдумать куда более актуальную тему, которую мы не можем подтвердить или опровергнуть. Осторожность – залог успеха выживания, уж вы, как историк, должны это понимать. Я прав?
– Абсолютно, Артур Конлон. Но вы сказали, что не можете подтвердить или опровергнуть мои слова. Только ведь это не так. Машина, если верить тому, что мне известно о технологиях, а знания, увы, скудные, это все‑таки не моя сфера, но все же я смог понять – дверь открывается в обе стороны.
– Предлагаете кому‑то отправиться в ваш мир, в ваше время, Людвиг?
– Я не умею, не имею даже права запрещать любопытство, так же, как и не могу запретить вам вполне закономерное и естественное желание подтвердить информацию о личности, знания о которой может предоставить лишь он сам.
– Людвиг, вы не похожи на глупого человека, так что давайте будем откровенны и честны. В таких играх самый простой способ, зачастую, самый губительный. Отправиться в ваш мир, даже при убежденности в вашем альтруизме, будет таким же риском, что и отрицание каждого вашего слова. Потому что вы здесь, а вот кто там, на той стороне двери, как вы назвали её, неизвестно. Мне приходит на ум одно слово.
– Какое же?
– Приманка. – Артур не заметил, как пролетело время, и как легко он забыл негодование по поводу безалаберности сотрудника ЦРТ, и все из‑за Людвига – настолько простого и честного, насколько Артур не готов поверить в подобную простоту, не имеющую двойного дна.
– Я рад, вы не разочаровали меня, как и я не разочарую вас, упомянув, как глупо будет слепо отрицать подобное, не имея доказательств. Вы понимаете это, мистер Конлон. И раз нельзя подтвердить или опровергнуть мои слова, то, что же делать? Ведь я здесь, пришел донести слово будущего. Выбора у меня нет, вы не отпустите меня обратно и не дадите свободу, особенно зная – пусть и поверхностно, но все же – мое происхождение.
– Пока я вижу лишь один логический вариант развития.
– Да, вы правы. Так что дабы не начинать издалека, я скажу главное: почему я здесь. Я хочу предотвратить ответвление, которое поведет нашу историю в русло реки, до сих пор являющееся страшнейшим событием из хроник моего времени. Будет трагедия, будет враг, будут последствия, о которых очень многие из моего мира жалеют уже многие годы.
Вот и случился тот момент, который предчувствовал Артур. То, о чем мало кто думает вначале, но крайне трагично сокрушается в конце – последствия,– а в этом месте именно технологий, ведь другую связь упомянутого Людвигом и созданного в этих стенах, Артур не мог представить.
– Мир всегда был и будет чередоваться с войной. Этот круг не разомкнуть, вы должны это понимать.
– Разве вас не интересует то, что я знаю о том, что будет? – С удивлением спросил Людвиг.
– Я не говорил этого. Я лишь сказал, что ваши знания смогут изменить что‑то одно, но история, увы, циклична.
– Звучит все так, будто вы разочарованы, мистер Конлон?
– Давайте решим это потом, после того как вы поделитесь данными, раз решились ради них на путешествие во времени и пространстве.
– Я готов рассказать все, но для этого нужно кое‑что сделать: не зная всей картины, следовать моей просьбе, иначе все потеряет смысл.
– Не могу согласиться с подобным.
– Я уже сказал ранее: то, что мне известно о вашем веке – это крупицы. Но даже они имеют смысл, иначе меня бы здесь не было, ведь все в истории – это цепь событий, зачастую начинающихся с совсем незначительных решений определенных людей.
9
Всю обратную дорогу в ЦРТ Итан провел в тишине, не разговаривая с О141 и не пытаясь связаться с Майей снова. Все его мысли были о девочке, которая интересовала его куда более неизвестных ему событий, вынуждающих отложить знакомство с ней. Разнообразие способов выражения мыслей, идей и даже знаний в природе и самой науке, не поддаются ограничениям. Ему уже доводилось использовать программные алгоритмы вычисления, дабы понять так называемую речь животных. Когда‑ то он проходил практику в сфере распознавания языка братьев меньших, где один из экспертов по лингвистике – ныне довольно известная фигура среди гениев данного поколения – представил что будет, если перевести активность мозговой деятельности. Операция на мозге, где в борозды будут вживлены принимающие сенсоры и при активности зоны, отвечающей, к примеру, за голод, на компьютер сразу будет поступать слово – голод. Ведь все, что умеют звери, это издавать звуки, но какие это звуки? Лишь те, что подарила природа. Итан вспомнил, как у того профессора спросили: «Зачем это делать? Ведь природа дала нам лишь самое необходимое, животные ведь веками жили так, нам не даст это открытие ничего, кроме чувства контроля». На что профессор ответил: «Когда вы общаетесь с иностранцами, являющимися носителями другого языка, вы же работаете с переводчиком. Так вот, откуда вам знать, где этот переводчик нужен, а где нет, ведь как вы уточнили, животные жили много веков без этого, и мы до сих пор относимся к ним, как к несуразным созданиям, хотя, имей они способ говорить, пусть и в целях примитивных желаний, как мы с вами, ситуация могла бы измениться.»
С того времени прошли годы, Итан давно не общался с тем профессором, и сейчас был тот самый момент, когда он захотел восстановить давно утерянную связь с человеком, который задавался вопросом, и даже составил целую группу людей, занятых лишь тем, как и какой создать универсальный язык для всех в мире, и, в частности, для тех, кого мы можем встретить за пределами нашего голубого шарика.
Стоило Итану выйти из легкового транспорта на внутреннюю парковку ЦРТ, как его уже встретила встревоженная Майя, сразу указавшая ему идти за ней, игнорируя вопросы о событиях, предшествующих её поведению и состоянию, близкому к нервному срыву.
– Где все сотрудники? – Спросил он все же, видя пустые помещения всего этажа, сквозь который они торопливо шли.
– Официально у всех выходной, на время технической проверки всего крыла, до момента, пока не разрешат вернуться обратно, – утвердительно произнесла Майя, идя впереди на пару шагов.
Зайдя вовнутрь нужного помещения, Майя вручную блокировала дверь, оставив робота‑охранника перед ней. Это удивило Итана, так как роботов редко ставят на такие места. ЦРТ строило их и распространяло, заверяя заказчиков и правительство в надёжности системы и защиты программного обеспечения от взлома и перехвата управления, Итан внимательно относился к безопасности, из‑за чего и донес до необходимых людей, как опасно пренебрегать возможностью, которую они же и рассматривают, создавая замки и стены, что кто‑то и где‑то сможет создать лучшую отмычку. Поэтому видеть его же творения, здесь и сейчас, в эксплуатации, было как минимум странно, а как максимум – сразу заставляло думать о том, что он будет говорить и с кем, прекрасно зная, как опасно доверять технологиям.
Они вошли в кабинет, пройдя мимо нескольких помещений, выходы которых были направленны в небольшой зал со слабым освещением, и тот кабинет, куда вошла Майя, был в конце небольшого коридора, выходящего в данный зал.
– Ты ведь знаком с Артуром Конлоном? – Спросила Майя в тот момент, как к ним подошел Артур.
– Артур, рад вас видеть.
– Рад бы ответить взаимностью, Итан, но, боюсь, наша встреча имеет строго рабочий вопрос. Смею предупредить, все, что вы увидите и узнаете в дальнейшем, должно остаться в строжайшем секрете. Как вы успели заметить, мы тут одни, и все происходящее совсем не без причины.
– Я понимаю, сэр, можете рассчитывать на мою помощь.
Конлон включил камеры наблюдения, показав на одном экране, размером метр на метр, камеру допроса, где сейчас сидели Кристофер и Бенджамин, а на другом – такой‑же вид, но уже с другим, неизвестным Итану человеком.
– Вы знакомы с Кристофером и Бенджамином?
– Да, можно и так сказать, не близко, но знакомы, – разглядывая картинку с видео, задумчиво сказал он, но, заметив неудовлетворенность ответом, продолжил, – я знаю, что Кристофер – начальник этажа и целого крыла будущих разработок, а Бенджамин работает над одним из проектов, но в чем именно его работа мне неизвестно. А в чем, собственно, дело, и кто этот человек? – Указал он пальцем на неизвестного.
– Этого человека зовут Людвиг. Его мотивы до конца неясны, но открытой и явной угрозы он не представляет, во всяком случае, на данном этапе. Двое ваших коллег занимались разработкой технического макета, цель которого чуть расширить не только технологические возможности, как и саму физику, прошу прощения за подобное упрощение. Это был маленький проект, цель его была, в первую очередь, не воспроизвести конечный цикл работы, а представить симуляцию того, что должно происходить. По требованию Бенджамина Хилла и, видимо, приличной заинтересованностью Кристофера Дентона, как начальника, был выделен кусок площади и люди для постройки физического образца. Сегодня Бенджамин в одиночку и без какого‑либо разрешения, вопреки всем инструкциям, испытал продукт своего труда. Человек, которого вы не знаете, и который сейчас сидит в камере допроса, вышел из, условно скажем «двери», которую открыла машина Бенджамина. Людвиг, он пришел из другого времени, – Итан все это время внимательно слушал рассказчика, изредка пересекаясь взглядом с пока не определившейся со всем этим Майей, – делая вывод под одному сеансу общения, я могу, почти с уверенностью сказать – он доброжелателен, умен, крайне любопытен.
– Постойте, вы общались с ним? – Неожиданно резко прервал Итан, не скрывая своего удивления, переглянувшись с Майей, ожидавшей продолжения его мысли.
– Что вас так удивило? – С интересом спросил Артур, видя, что Итан погрузился в размышления.
– Тот факт, что он знает наш язык, уже интересно. Он говорил, из какого времени?
– Точной даты не дал, но из настолько далекого, что в его мире о нашем веке, и это точная цитата, «почти ничего не известно».
– Лингвистика не могла не измениться за такой срок, – Итан блуждал в потемках размышлений.
– Что ты имеешь ввиду, Итан? – Майя включилась в разговор тем самым тоном, не позволяющим уклонится от вопроса, но он не ответил, а лишь, закрыв глаза, выдохнул и, открыв их, дал ответ, – Артур, если все сказанное вами – правда, а я думаю, при всем уважении, вас не оскорбят мои сомнения, учитывая все то, что вы произнесли, то я считаю, он солгал, – настала тишина, развеявшаяся, когда Итан вышел из размышлений и обратился к Артуру, – хотя, я бы хотел послушать ваш разговор.
– Вы послушаете, у меня есть запись. Заодно, Итан, вы узнаете причину того, почему я трачу время на вас, а не на него.
10
Кристофер, вернувшийся некоторое время назад к Бенджамину в допросную, хотел бы и быть больше преисполнен чувством разочарования в своем друге и протеже, но весь его ум занимал факт существования человека из будущего, чье наличие вызывало в нем смятение.
– Ты знаешь, кто он Бенджи? – Кристофер пытался вести беседу и вывести Бенджамина на откровение или же признание, в угоду разрешения данной, крайне неординарной ситуации, но все было впустую по неожиданной для него причине.
– Если ты спрашиваешь про нашего гостя, то нет. Я был несколько не в себе после происшествия, как ты наверняка заметил.
– Конлон поговорил с ним, – эти слова оживили Бенджамина,– нашего гостя зовут Людвиг, и он культурен, воспитан и явно не обладает агрессивными мотивами.
– Это прекрасно! Значит, он пришел с миром, как бы это ни звучало наивно, конечно.
Хоть Кристофер все это время и был в своих запутанных мыслях, но все же он не мог не подметить то, насколько изменилось его отношение к некогда хорошему другу, в чем он признавался лишь мысленно. Неожиданно пред ним предстала другая сторона Бенджамина, более надменная и чрезмерно уверенная, настолько, насколько необходимо было возненавидеть кого‑то за его правоту, сказанную без нотки злобы или порицания, а самым простым и откровенным тоном.
– И что будете делать? – Спросил спокойно Бенджамин.
– Мы кое‑кого ждем, а до тех пор я хочу узнать кое‑что у тебя.
– Я открыт, как книга, – с ухмылкой сказал он.
– Тебе смешно… Ты даже не представляешь, что ты сделал и как ты разочаровал меня!
– Я делал свою работу, я делал её хорошо. Если тот человек пришел из будущего, то почему бы не использовать его знания во благо и сделать наш мир чуточку лучше? Так что, если не потерять этот шанс, то я считаю, что сделал все правильно.
– Скажи мне, ты сделал это, потому что и правда хотел помочь людям, или ты просто преследовал цель увековечить свое имя, показав личное превосходство над другими? Конечно, прости, но ты – не филантроп, и не твоя черта добродетельность, как и сочувствие, и в некоторой степени даже эмпатия. Для тебя успехи в работе были всегда важней коллектива и желания стать частью некой семьи. Не забывай, я тебя знаю Бенджамин, ты всегда стремился к тому, чтобы сделать то, чего никто не может, ибо так ты докажешь сам себе и всем вокруг, что ты лучше всех нас. Правда, это не попытка доминирования или властвования, а простые комплексы, которые ты скрывал всегда, не так превосходно, как тебе казалось.
– К чему эти слова, Кристофер?
– К тому, что я не понимаю, почему ты так яро защищаешь Людвига? Ты сделал свою работу, теперь ты – звезда, первый человек, чьи руки и ум создали рабочую, пусть и не до конца, но все же машину времени. Зная тебя, я был уверен, насколько тебе будет плевать на последствия, главное, чтобы памятник был повыше.
– Вот, значит, какое мнение обо мне? – Бенджамин спросил, словно сам у себя.
– Это не только мое мнение…
– Я понял, – сказал он после небольших раздумий, – все вы думаете: раз я привел сюда Людвига, то я буду на его стороне, против всех, ведь он, своего рода, мое создание? Это смешно, – сказал он легкомысленно, – я не хочу, чтобы мои труды были использованы во вред чего‑либо или кого‑либо, ведь ты был прав, мне важно мое имя, и я не хочу, чтобы меня проклинали за то, что я создал – не такой уж я и безответственный, верно? Иначе я разве уговаривал бы вас поступать разумно?
Кристофер молча смотрел на него, видя ответный взгляд человека, который имеет куда более серьезное отношение к происходящему, чем некоторое время назад. Он сидел ровно, уверенно, руки его смиренно и без движений лежали на столе.
– Тебя выпускают из‑под стражи, как минимум на время, требующееся для разрешения созданной тобой ситуации, считай это своим шансом.
– Знаешь… – по‑дружески начал Бенджамин, удивив Кристофера, – я давно этого не говорил, а, может, и не говорил и вовсе, но лучше сейчас, пока мы не вышли за эту дверь. Я хочу сказать спасибо. За то, какие возможности ты смог мне дать, увидев во мне потенциал, да что уж там, поверив в меня. Я знаю, насколько был нестерпим зачастую, но именно с тобой, я был честен, всегда. Я уважал тебя всегда, как друга и коллегу, как… наставника, которого у меня никогда не было, потому что ты был честен со мной, говорил на равных и… ну, ты понял. Последнее чего я хотел бы – это навредить тебе и кому бы то ни было, но я стараюсь делать все правильно. И хочу, чтобы ты услышал это от меня, сейчас. Ты – считай, моя семья, которой никогда и не было толком, и я благодарю тебя за все, что ты делал для меня. Возможно, ты был единственным, кто что‑то во мне разглядел, а я не понимал этого и относился не всегда уважительно, за это прошу прощения. Стоило это все раньше сказать, но лучше поздно, чем никогда, а я, как ты видишь, слегка отстал во многих сферах жизни, так что, я разочарован в себе не меньше твоего, а то и больше. Спасибо, что указываешь на это, что тебе не наплевать.
Кристофер не сводил с Бенджамина взгляда, открыто выражавшего замешательство, но с приятными нотками гордости, которые ему бы хотелось показать человеку, настолько разоткровенничавшемуся, насколько это было возможно в его представлении. Почти с самого знакомства, Кристофер относился к нему чуть внимательней и с большим любопытством, нежели к другим подчиненным, причем, большинство из которых действительно заслуживали внимания и поощрения, но именно сирота, одинокий и практически чужой в любом месте и времени, привлек его внимание. Возможно, как думал он не единожды, вызвано подобное замещением потери, чем‑то общим между ним и Бенджамином. Кристофер курировал многие проекты, но этот ему всегда казался невозможным. Весь труд Бенджамина был бы потрачен впустую с точки зрения науки и открытий ЦРТ, по мнению Кристофера, но он не мог не дать ему шанс, веря, что создание подобного будет инструментом во взрослении Бенджамина, и неким способом ему самому, шансом ухватится за нечто такое, позволяющее пережить личную трагедию. Данное решение было непрофессионально, он понимал это, но соблазн окунуться в мир фантазии, где появилась идея самого механизма, притягивал его именно тем, что не позволяло ему стоять на месте, боясь смотреть вперед, ведь позади были те события, боль от которых была всегда с ним… Он видел, как изменился Бенджамин – за какие‑то пару часов тот, кто был во много младше него, смог преодолеть самого себя, чего Кристофер не добился за долгие годы. Сейчас, когда проект достиг своего апогея, его протеже, практически приемный сын, все же смог сделать большой шаг вперед, отпустив, наконец, прошлое и начав новый этап жизни, разделил ее на «до» и «после». Кристофер же, переживший сложнейший этап, так и остался при своем…. На него данный инцидент отразился в противоположность тому, как это повлияло на Бенджамина, и за истинной гордостью, последовало жгучее разочарование от себя.
