Ползать по веткам Тусю было тяжело. Особенно по самым тоненьким. Но именно там оставались вкусные листья после нашествия всех старших братьев и сестер. Он пыхтел, сопел, но тянулся передней парой лапок. Ветка сломалась.
Тусь лежал под кустом, радуясь своим толстым бокам.
— Ну и пусть сестры дразнятся, умням-ням, зато не больно, — один лист он успел зажать жвалами и увлеченно поедал. Есть хотелось постоянно. — И вообще, мама сказала, что это нормально. А в школе это назвали периодом вегетации и приближением метаморфоза, вот, — сообщил он крохотным мотылькам, пронесшимся роем перед носом.
Тусь удовлетворено рыгнул, сел вертикально, увидел совсем рядом вожделенный лист и радостно подпрыгнул. Потом он съел мелкую мошкару, потом два листа, не замеченные другими гусеницами.
— Тусь, ты снова забыл об уроках. Где ты шлялся? Твои братья и сестры уже спят!!! А Пусь уже начал окукливание. О, мамочкина гордость! — госпожа Мтп на миг прижала к груди многосуставные лапы.
— Я все успею, ма. Хорошо, что все спят, — вежливо ответил Тусь. Он с трудом втиснулся в свою нишу, вытащил листы тавии с нанесенными на них буквицами и приступил к чтению.
Через некоторое время самый крупный гусениц из рода Мтп почуял всем своим немалым телом, что в жилище уснули все. Он не знал откуда это умение, как и некоторые другие отклонения. Но пользовался как мог. Хотел выползти уже в общую круглую комнату, но наткнулся на интересные сведенья о старших.
А ведь и это подспудно беспокоило! Отсутствием логики, прежде всего. Если гусеница в определенном возрасте проходит метаморфоз и меняет форму, так почему их родители все равно гусеницы, а не бабочки? Или это только видимость? Или о таком не пишут в учебниках?
Тусь тяжело вздохнул и выдвинулся задом из своей спальни. Снова хотелось есть.
Наружа была совсем темной. Спасибо прожорливости обитателей — куст, зияющий прорехами, пропускал звездный свет.
Гусениц воровато огляделся, распушил все ворсинки на туловище. Он никому не говорил, что выползает погулять ночью. Во-первых, никто бы и не поверил, потому что такого не может быть никогда. Во-вторых, ему все меньше и меньше хотелось спать, и все больше хотелось знать.
Никто не отвечал на непонятные вопросы Туся, даже учителя. Они тоже начали отпускать нелестные комментарии в адрес неуемного любопытства и нестандартной внешности.
Тусь вскарабкался на максимальную высоту, вцепился для надежности в еще одну ветку, задрал голову и уставился на звезды. Его совсем не устраивало учение о вечных светлячках, приглядывающих за обитателями Инсектра. Он же прекрасно видел, что звезды находятся на разном расстоянии, а не сидят на прозрачном куполе неба.
Где-то в спине зародилось странное копошение. Потом заскреблось в горле. Тусь, не отрывая взгляда от ярких точек на черном небе, потерся боком о ветку. Мало, этого было мало! Тогда он извернулся и с урчанием заелозил почти спиной. И веточки снова обломились.
Каждый удар с переворотом сопровождался сдавленным хеканьем, пока не случился финальный бамц. О землю. Тусь на минуточку отключился, но перед этим ему показалось, что все вокруг осветилось дрожащим желтоватым светом.
Перекатываться на спину не пришлось, он и так на ней лежал. Поизвивался, стараясь унять никуда не девшийся зуд, потом ловко, сегментами по очереди, развернулся и побрел в свою спальную нишу. Она, казалось, стала еще теснее. Тусь немного разгреб мягкую почву и с облегчением погрузился в сон.
Снилось гусеницу что-то очень приятное, но осознать, что именно, ему не дали.
— Это перешло все границы! Тусь, немедленно убирайся из моего дома! Ты же монстр!!!
Тусь ничего не понял, кроме того, что дышать было тяжело и что-то сдавливало со всех сторон. Потом его грубо тянули за хвостик и задние лапы, ругались на множество голосов, а земля засыпала глаза и забивала рот.
Из домика его практически выволокли. Гусениц с перепугу плохо соображал, но отметил, что все сделалось еще меньше и теснее. На воздухе стало легче, громкий хор поющих бабилотти перекрывал крики родни, возмущенные вопли сестер о порушенном втором этаже.
— Мама? Что случилось? — испуганно пропищал Тусь.
— Какая я тебе мама? Какая мама? Взяла личинку по доброте душевной, а ты вот как мне отплатил! Разнес полдома своими телесами!!! Куда ты пухнешь? Нам тебя не прокормить! Убирайся, урод, убирайся куда подальше!
Твердый комок земли больно ударил над глазом. Один из братьев издал победный клич. Еще три колючих укуса от палок и Тусь взревел, поднялся на задних лапах, размахивая передними.
Домик стал совсем маленьким, а так называемая родня, кинувшаяся врассыпную, мельче мошки, которую гусениц любил ловить ртом целыми роями.
От отчаянного крика горло заболело еще сильнее, чем вчера. Тусь поперхнулся горячим воздухом, развернулся, стоя на хвосте, тяжело рухнул, сминая траву, и помчался прочь.
Он несся, как жук-маёк в гоне, не замечая разлетающуюся из-под лапок мелочь. В голове звенела только одна фраза: «Урод-урод-урод, поди прочь».
Тусь пришел в себя лишь оказавшись в воде. Забился, не понимая, как он тут очутился, но погрузился еще глубже. По поверхности скользили, хихикая, водомерки, над головой хлопали неведомые крылья, жидкость заливалась в рот.
И он решил поспать.
«Ну и хорошо. Все равно я никому не нужен», — вяло подумал Тусь. Лапки обвисли, хвост воткнулся в близкое дно, голова скрылась под водой.
Почему-то именно в этот момент вспомнился сегодняшний сон. Там он летал. Высоко-высоко, гораздо выше всех бабочек и даже стрекоз. Все они порхали, едва приподнявшись над травяным лесом, мелкие, безобидные и смешные.
Спина, выступавшая горбом над поверхностью небольшого прудика, снова болезненно зачесалась, разгоняя туман из головы. Тусь немного удивился раздвоившемуся осознанию — хотелось забуриться вглубь ила и остаться там навеки, предаваясь меланхолии, и, одновременно, выпрыгнуть с громкими воплями, скакать, валяться в траве, раскачаться на самой высокой веточке, отпустить ее и пролететь сколько выйдет.
Он завозился, вытаскивая увязший хвост и лапки. И тут кто-то вцепился ему в холку, в самое чесучее место, и потянул с силой вверх.
— Эгей, глупая гусеница, ты тут самоубиться решила? — заорал задорный голос прямо в ушные отверстия.
Непрошенный спаситель издавал множество звуков одновременно: хрипел от натуги, сдавленно ругался всеми ядовитыми травами, громко хлопал крыльями. И Тусь никак не мог определить, к какому виду тот относится.
Впрочем, он не смог этого сделать, даже когда увидел воочию того, кто со звонким чпоком отобрал его у вязкого придонного ила.
Спаситель был похож на пятнистых кругляшей только спинкой и верхней частью хвоста. Как будто позаимствовал панцирь у кого-нибудь из этих приметных, красных в черную крапинку жучков. Длинная шея, длинный шипастый хвост и крылья, сложенные сейчас, были темно- серого цвета. И он был крупнее кругляшей раз в пять. Впрочем, Тусь сейчас сам себе казался гораздо больше и своих мнимых родичей, и этого странного инсектоида.
— Привет! Меня зовут Коровка, — жизнерадостно представился незнакомец.
— Тусь, — буркнул гусениц, — ты кто такой?
— Я мутантный кругляш пятнистый, — гордо выпятил грудь Коровка. Стали видны его когтистые лапы, мощные, мускулистые.
Он прошелся, забавно подергивая головой на запрокинутой шее.
— Мутантный? Это как? — заинтересовался Тусь.
— Не такой, как папа с мамой. Особенный, — это занятное создание продолжало говорить о себе с гордостью, как будто хвасталось.
— А я урод. И тоже не такой. Только мама сказала, что она вовсе и не мама мне, а личинку нашла, — сознался Тусь, — тогда получается, что я не гусениц. И бабочкой мне не быть.
— Тю-у, не пузырись, личинка! Разберемся. Я тебя дедушке покажу. Он у меня знаешь какой умный! Даже с пришельцами разговаривал, во!
— С кем? — опешил Тусь.
— С теми, кто живет в другом мире, а к нам прилетели в гости, познакомиться, — важно объяснил Коровка.
— А где этот другой мир? — от любопытства у гусеница снова зачесалась спина.
— Там, — мутантный кругляш наставил лапу вверх.
Но Тусь сначала заинтересовался как раз лапой Коровки. На ней были еще махонькие отросточки, которыми тот здорово управлялся. Четыре сложились вместе, пятый нацелился в небо. Потом он ловко подхватил этой своей мутантной лапкой толстенькую безмозглую мушку и закинул себе в пасть.
— Ты не на меня смотри, ты на звезды смотри! — укорил Коровка.
— Так их же не видно сейчас.
— Глупый Тусь, они все равно там. И на каждой живут разные инсекты. Может твоя личинка прилетела с другой звезды. То есть твоя настоящая мама просто потеряла тебя, — уверенно сказал Коровка.
— Ты думаешь? — преисполнился надежды непонятно на что гусениц.
— Ползи за мной. Я буду взлетать ненадолго и говорить, куда двигаться. Дедушка тебе подскажет все что угодно!
— Подожди, — смутился Тусь, — я есть хочу.
— Ешь, — великодушно разрешил Коровка, — хочешь, я тебе вон те листья оборву с самого верха?
И Тусь принялся питаться. Он чувствовал, что ему нужно как можно больше, еще больше, потом еще…
— Так. Стоп! Тусь, эй, личинка ты прожорливая! Ты же растешь на глазах! Эй-ей-ей, так неправильно. У тебя глаза мутные. Ты уверен, что листья с того куста не были ядовитыми? Ползем быстрее, вдруг ты окукливаться начнешь вот прямо сейчас? Спина у тебя подозрительно круглой стала.
Тусь уже ничего не понимал. В голове стоял непрерывный звон.
— Нужно еще еды, — вздохнул он, — а потом спать.
— Вот и я о чем. Давай, ползи, здесь уже все сожрано тобой. Я помогу. Ну ты стал еще тяжелее, мне не взлететь! Вперед, теперь туда, а теперь сюда.
Коровка ругался, кусал за загривок, пытался тащить, подпихивал сзади и направлял. Тусь сцепил жвалы, поклялся самым вкусным листком, что не проглотит ничего, пока не доберется до прославленного дедушки.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда цель была достигнута.
— Коровка, хулиган ты этакий! Где пропадал целый день? — услышал Тусь сквозь звон в ушах скрипучий голос.
— Дедушка Нии, смотри какого мутанта я привел! Это Тусь. Он считает себя гусеницей, из которой вылупится бабочка. Ты когда-нибудь видел таких огромных гусениц, дед?
— Здрасте, — прохрипел Тусь.
Лапки разъехались, и он с облегчением распластался на маленькой полянке.
Совершенно обыкновенный кругляш пятнистый обошел-облетел желто-зеленую тушку, остановился перед устрашающими жвалами.
— И тебе не болеть, Тусь. Можешь тоже звать меня дедушкой Нии, — кругляш захлопнул крапчатый панцирь.
— Спасибо, — только и выдавил гусениц.
Он как раз чувствовал себя больным. Но и радостным оттого, что встретил инсектов, глядящих на него с любопытством и сочувствием, а не с отвращением.
Звуки стали доноситься очень выборочно: «принеси листьев, внук», «какое занятное образование на спине», «пусть спит», «отправь мелких за пришельцем».
Тусь чувствовал, как по нему пробегают лёгкие лапки, щекотно трогают беспокоящее место, заботливо вкладывают в приоткрытый рот сочные листья. Он немного пожевал, но силы кончились совсем. И гусениц невиданной породы погрузился в оцепенение.
Он уже не слышал, как явился неведомый «пришелец» и что за странные дела начались после.
Зато Коровка оторвался за двоих. Он порхал вокруг прямоходящего существа, закладывал виражи и пируэты, красуясь изо всех сил. Но и поглядывал изучающе на его почти плоскую морду, торчащие из густых шерстинок уши и длинный хвост. Мутантный кругляш чрезвычайно заинтересовался дополнительным покрытием на теле пришельца. А когда тот в конце концов позволил Коровке присесть себе на плечо, еще и разорвал когтями все три слоя.
Пришелец по имени Неко беседовал с дедушкой с помощью штучки, которая была размером как раз с деда.
И Коровка даже кое-что понял из диалога мудрых стариков разных рас. Во-первых, про себя. Что он, скорее всего вовсе не мутант, а тоже, как и Тусь, пришлый в этом мире. Во-вторых, про несчастного огромного гусеница. Неко суетился, замерял сонную тушку, которая, пожалуй, была с него размером, говорил в свою штучку непонятные слова.
— Деда, а я теперь не внук твой, что ли? — робко спросил Коровка. Он переступил лапами ненастоящие длинные разноцветные стебли, которые тянулись между тремя пришельцевыми штучками.
— Чушь не говори! Умищем-то весь в меня, а? Догадался, понял и домыслил? Подумаешь, нашли яйцо! Главное же кто вырастил, а не снес, — дед аж встопорщил все надкрылья от возмущения.
— И крапинки у меня такие же, — польщенно сказал Коровка.
— Вот именно! Неко, правда, считает, что ты можешь менять расцветку по желанию, то есть маскироваться под местность, когда надо.
Но эту новость приемный кругляш решил обдумать позже.
— А с Тусем что? Он заболел? Или просто спит?
— Твой новый друг вошел в метаморфоз, — скрипнул дед.
— Но как же…
Коровка неоднократно видел окуклившихся гусениц. И это было совершенно не так!
— Будем наблюдать. Неко сказал, что его жизненные ритмы затормозились. Сколько это продлится, представления не имею. Неко сверяется со своими справочниками, ищет сходства с известными видами. Ему тоже интересно, как выживают и преобразуются организмы в чуждых условиях.
Столько умных слов разом Коровка переварить не смог. Он быстро сделал себе гнездо из травы, умостился так, чтобы видеть все происходящее, но не путаться под лапами старших товарищей, сунул голову под крыло и неожиданно уснул.
Тусь плавал в вязком придонном иле. Дышалось тяжело, двигалось тоже. Водомерки над головой хихикали басом, забавно растягивая слово «урррооод». Было почти не обидно, потому что гусениц помнил другое слово. Но забыл. Оно оказалось слишком длинным и изломанным, как ручейник. Потом звонкое «пиу-пиу» разогнало водомерок, те разъехались медленно, скрипя лапами по поверхности воды.
Тусю стало интересно, кто издает такие веселые звуки, поэтому он на удивление легко всплыл, осознавая, что это его сон. А раз сон, значит можно делать все, что угодно. Над ним, над водой, над землей, над травяными лесами парили огромные бабочки. То есть, они не были похожи ни на один известный молодому инсекту вид. Просто Тусь не знал других имен. На Коровку они походили гораздо больше, формой крыльев и мордами, но не расцветкой.
И гусениц просто захотел к ним, в небо, вот так же скользить, практически не шевеля крылами, сверкать на солнце, просвечивать насквозь, растворяясь в ласковых лучах, и снова собираться, наливаться густой синевой с багрянцем, кружить попарно с такими же как ты…
Боль расколола надвое все тело, от налобной пластинки до кончика хвоста. Тусь пронзительно закричал и родился.
Стало много яркого неба, оглушительных запахов, обеспокоенных вскриков смутно знакомых существ.
— Тусь, земля там, смотри, куда прёшь! Тусь, мутантик родненький, крыльями маши чаще, еще чаще, вооот, теперь можно расслабиться… Не складывать крылья!!! Расслабиться, в смысле напрячься и просто держать их раскрытыми, — верещал то в одно ухо, то в другое Коровка, — пикируй, плавнее, не воткнись носом в землю, право руля, еще право, видишь? Видишь полянку нашу? Ты вообще видишь хоть что-то???
Тусь ничего не ответил. Он просто не мог, настолько перехватило горло от сотни открытий сразу. Он летит??? Почему жутко ноет спина и болит вторая пара лапок? Что за мелькающее сверкание справа и слева? Крылья?
«Это мои крылья???», — хотел закричать Тусь, но снова не смог. Как выяснилось позже, к счастью.
Уменьшившийся до размеров обыкновенного кругляша Коровка мелькал перед глазами, указывал вниз, напоминал, что пора приземлиться.
— И помни, у тебя теперь есть хорошие лапы! Сильные лапы! Давай, давай, еще немножечко, лапы вперед, крылья назад, пробежишься немного потом и все, — отдавал распоряжения летучий кругляш. А потом он ринулся стрелой вниз, опережая более тяжелого Туся.
— Па-а-аберегись!!! Освободить посадочную полосу!!! — верещал Коровка во все горло.
Тусь и в самом деле промчался по инерции по земле, взрывая ее когтистыми лапами. Крылья сложились за спиной сами, но как-то странно, частями, растопырив для равновесия согнутые сегменты.
Он резко развернулся, увидел, как мотнулся его удлинившийся хвост, оценил ширину пропаханной полосы травяного леса. Из-за стеблей робко выглядывала всяческая живность.
Тусь внимательно посмотрел на свои передние лапки, нет, лапы, с такими же, как у Коровки отростками, увенчанными острыми лезвиями, повел плечами, развернул во всю ширь мощные темно-синие крылья и издал восторженный рёв.
Струя пламени ударила в небо, горячий воздух задрожал, три обугленных шарика шлепнулись на посадочную полосу.
— Э-э-эт-то были тупые шершни, ничего страшного, не вздумай переживать, Тусь, — почтительно пролепетал Коровка.
— Хорошо, что в воздухе я тебе не ответил, — виновато вздохнул гусениц, — ты больше не захочешь со мной дружить. Я теперь всем уродам урод, да еще и опасный.
— Ну, началось! Дедушка!!! Иди сюда и Неко тащи. Скажите ему, кто он такой! — завопил Коровка, — никакой ты не урод, а вовсе даже красавец. Если бы ты мог видеть как я…
— Почему вы все уменьшились? — первым делом спросил Тусь у деда Нии. Отчего-то именно это сейчас волновало больше всего.
Кстати, сам кругляш бесстрашно сидел на лапе этого самого пришельца, который с трепетом взирал снизу вверх на Туся.
— Это ты вырос, дракоша, — проскрипела угловатая штучка в другой лапе пришельца, — мне нужно еще время для изучения. Но ты дракон. Те виды, что нам известны — яйцекладущие. Но у твоего, как у инсектов, вероятно имеется промежуточная стадия развития.
Тусь недоуменно кашлянул в сторону. Травяная стена съежилась от жара.
— Какой воспитанный мальчик! — восхитился дедушка Нии, — я рад, что мой беспутный внук подружился с тобой. Идите, ребятки, играйте. А мы тут, по-стариковски. Сядем, переберем все варианты, Неко вон сбегает в свое летающее блюдце, поговорит с другими. Найдем мы твоих родичей рано или поздно.
— Точно? — усомнился Тусь. Разом вспомнилась тесная земляная конурка, вечно галдящие «братья» и «сестры», так и норовящие поддеть словом или жвалом.
— Ты про неприятное забудь, — погрозил лапкой крапчатый кругляш, — а настоящие родители-то переживают за тебя, потеряшку. Ну, а если не судьба, так Инсектр большой, места всем хватит.
— Да, — в коротком выдохе смешалось все: облегчение, радость, принятие.
И пламя стало прозрачным, не сжигающим мир вокруг.
— Слышь, Тусь, пойдем полетаем? Я буду у тебя на-ви-га-то-ром, — выговорил Коровка новое, услышанное от пришельца слово.
Неко и Нии проводили взглядами удаляющегося неспешно огромного дракона, на макушке которого сидела его точная, только маленькая копия.
— Твой внук, Нии, однозначно метаморф, — сказал Неко, — удивительные способности к мимикрии. А хочешь покажу в замедленной съемке появление на свет Синего Дракона?
— Конечно хочу! Десять оборотов ждал и пропустил, — оживился старый кругляш.
— Да там было все быстро, как взрыв. Я полагаю, что в естественной среде они метаморфоз в подвешенном состоянии проходят, чтобы сразу лететь. Хотя Тусь и так молодец. Со всем справился, как лупанул свечкой вверх!
— Неко, я твоих метафор не понимаю. Говори по-нашему.
— Пойдем ко мне на корабль, покажу в лучшем виде и с максимальным разрешением. Кстати, возможно пришел ответ с Мраммы насчет драко-бабочек и тех, кто знает, как с ними связаться. Вот они-то про драконов все должны знать.
Ползать по веткам Тусю было тяжело. Особенно по самым тоненьким. Но именно там оставались вкусные листья после нашествия всех старших братьев и сестер. Он пыхтел, сопел, но тянулся передней парой лапок. Ветка сломалась.
Тусь лежал под кустом, радуясь своим толстым бокам.
— Ну и пусть сестры дразнятся, умням-ням, зато не больно, — один лист он успел зажать жвалами и увлеченно поедал. Есть хотелось постоянно. — И вообще, мама сказала, что это нормально. А в школе это назвали периодом вегетации и приближением метаморфоза, вот, — сообщил он крохотным мотылькам, пронесшимся роем перед носом.
Тусь удовлетворено рыгнул, сел вертикально, увидел совсем рядом вожделенный лист и радостно подпрыгнул. Потом он съел мелкую мошкару, потом два листа, не замеченные другими гусеницами.
— Тусь, ты снова забыл об уроках. Где ты шлялся? Твои братья и сестры уже спят!!! А Пусь уже начал окукливание. О, мамочкина гордость! — госпожа Мтп на миг прижала к груди многосуставные лапы.
— Я все успею, ма. Хорошо, что все спят, — вежливо ответил Тусь. Он с трудом втиснулся в свою нишу, вытащил листы тавии с нанесенными на них буквицами и приступил к чтению.
Через некоторое время самый крупный гусениц из рода Мтп почуял всем своим немалым телом, что в жилище уснули все. Он не знал откуда это умение, как и некоторые другие отклонения. Но пользовался как мог. Хотел выползти уже в общую круглую комнату, но наткнулся на интересные сведенья о старших.
А ведь и это подспудно беспокоило! Отсутствием логики, прежде всего. Если гусеница в определенном возрасте проходит метаморфоз и меняет форму, так почему их родители все равно гусеницы, а не бабочки? Или это только видимость? Или о таком не пишут в учебниках?
Тусь тяжело вздохнул и выдвинулся задом из своей спальни. Снова хотелось есть.
Наружа была совсем темной. Спасибо прожорливости обитателей — куст, зияющий прорехами, пропускал звездный свет.
Гусениц воровато огляделся, распушил все ворсинки на туловище. Он никому не говорил, что выползает погулять ночью. Во-первых, никто бы и не поверил, потому что такого не может быть никогда. Во-вторых, ему все меньше и меньше хотелось спать, и все больше хотелось знать.
Никто не отвечал на непонятные вопросы Туся, даже учителя. Они тоже начали отпускать нелестные комментарии в адрес неуемного любопытства и нестандартной внешности.
Тусь вскарабкался на максимальную высоту, вцепился для надежности в еще одну ветку, задрал голову и уставился на звезды. Его совсем не устраивало учение о вечных светлячках, приглядывающих за обитателями Инсектра. Он же прекрасно видел, что звезды находятся на разном расстоянии, а не сидят на прозрачном куполе неба.
Где-то в спине зародилось странное копошение. Потом заскреблось в горле. Тусь, не отрывая взгляда от ярких точек на черном небе, потерся боком о ветку. Мало, этого было мало! Тогда он извернулся и с урчанием заелозил почти спиной. И веточки снова обломились.
Каждый удар с переворотом сопровождался сдавленным хеканьем, пока не случился финальный бамц. О землю. Тусь на минуточку отключился, но перед этим ему показалось, что все вокруг осветилось дрожащим желтоватым светом.
Перекатываться на спину не пришлось, он и так на ней лежал. Поизвивался, стараясь унять никуда не девшийся зуд, потом ловко, сегментами по очереди, развернулся и побрел в свою спальную нишу. Она, казалось, стала еще теснее. Тусь немного разгреб мягкую почву и с облегчением погрузился в сон.
Снилось гусеницу что-то очень приятное, но осознать, что именно, ему не дали.
— Это перешло все границы! Тусь, немедленно убирайся из моего дома! Ты же монстр!!!
Тусь ничего не понял, кроме того, что дышать было тяжело и что-то сдавливало со всех сторон. Потом его грубо тянули за хвостик и задние лапы, ругались на множество голосов, а земля засыпала глаза и забивала рот.
Из домика его практически выволокли. Гусениц с перепугу плохо соображал, но отметил, что все сделалось еще меньше и теснее. На воздухе стало легче, громкий хор поющих бабилотти перекрывал крики родни, возмущенные вопли сестер о порушенном втором этаже.
— Мама? Что случилось? — испуганно пропищал Тусь.
— Какая я тебе мама? Какая мама? Взяла личинку по доброте душевной, а ты вот как мне отплатил! Разнес полдома своими телесами!!! Куда ты пухнешь? Нам тебя не прокормить! Убирайся, урод, убирайся куда подальше!
Твердый комок земли больно ударил над глазом. Один из братьев издал победный клич. Еще три колючих укуса от палок и Тусь взревел, поднялся на задних лапах, размахивая передними.
Домик стал совсем маленьким, а так называемая родня, кинувшаяся врассыпную, мельче мошки, которую гусениц любил ловить ртом целыми роями.
От отчаянного крика горло заболело еще сильнее, чем вчера. Тусь поперхнулся горячим воздухом, развернулся, стоя на хвосте, тяжело рухнул, сминая траву, и помчался прочь.
Он несся, как жук-маёк в гоне, не замечая разлетающуюся из-под лапок мелочь. В голове звенела только одна фраза: «Урод-урод-урод, поди прочь».
Тусь пришел в себя лишь оказавшись в воде. Забился, не понимая, как он тут очутился, но погрузился еще глубже. По поверхности скользили, хихикая, водомерки, над головой хлопали неведомые крылья, жидкость заливалась в рот.
И он решил поспать.
«Ну и хорошо. Все равно я никому не нужен», — вяло подумал Тусь. Лапки обвисли, хвост воткнулся в близкое дно, голова скрылась под водой.
Почему-то именно в этот момент вспомнился сегодняшний сон. Там он летал. Высоко-высоко, гораздо выше всех бабочек и даже стрекоз. Все они порхали, едва приподнявшись над травяным лесом, мелкие, безобидные и смешные.
Спина, выступавшая горбом над поверхностью небольшого прудика, снова болезненно зачесалась, разгоняя туман из головы. Тусь немного удивился раздвоившемуся осознанию — хотелось забуриться вглубь ила и остаться там навеки, предаваясь меланхолии, и, одновременно, выпрыгнуть с громкими воплями, скакать, валяться в траве, раскачаться на самой высокой веточке, отпустить ее и пролететь сколько выйдет.
Он завозился, вытаскивая увязший хвост и лапки. И тут кто-то вцепился ему в холку, в самое чесучее место, и потянул с силой вверх.
— Эгей, глупая гусеница, ты тут самоубиться решила? — заорал задорный голос прямо в ушные отверстия.
Непрошенный спаситель издавал множество звуков одновременно: хрипел от натуги, сдавленно ругался всеми ядовитыми травами, громко хлопал крыльями. И Тусь никак не мог определить, к какому виду тот относится.
Впрочем, он не смог этого сделать, даже когда увидел воочию того, кто со звонким чпоком отобрал его у вязкого придонного ила.
Спаситель был похож на пятнистых кругляшей только спинкой и верхней частью хвоста. Как будто позаимствовал панцирь у кого-нибудь из этих приметных, красных в черную крапинку жучков. Длинная шея, длинный шипастый хвост и крылья, сложенные сейчас, были темно- серого цвета. И он был крупнее кругляшей раз в пять. Впрочем, Тусь сейчас сам себе казался гораздо больше и своих мнимых родичей, и этого странного инсектоида.
— Привет! Меня зовут Коровка, — жизнерадостно представился незнакомец.
— Тусь, — буркнул гусениц, — ты кто такой?
— Я мутантный кругляш пятнистый, — гордо выпятил грудь Коровка. Стали видны его когтистые лапы, мощные, мускулистые.
Он прошелся, забавно подергивая головой на запрокинутой шее.
— Мутантный? Это как? — заинтересовался Тусь.
— Не такой, как папа с мамой. Особенный, — это занятное создание продолжало говорить о себе с гордостью, как будто хвасталось.
— А я урод. И тоже не такой. Только мама сказала, что она вовсе и не мама мне, а личинку нашла, — сознался Тусь, — тогда получается, что я не гусениц. И бабочкой мне не быть.
— Тю-у, не пузырись, личинка! Разберемся. Я тебя дедушке покажу. Он у меня знаешь какой умный! Даже с пришельцами разговаривал, во!
— С кем? — опешил Тусь.
— С теми, кто живет в другом мире, а к нам прилетели в гости, познакомиться, — важно объяснил Коровка.
— А где этот другой мир? — от любопытства у гусеница снова зачесалась спина.
— Там, — мутантный кругляш наставил лапу вверх.
Но Тусь сначала заинтересовался как раз лапой Коровки. На ней были еще махонькие отросточки, которыми тот здорово управлялся. Четыре сложились вместе, пятый нацелился в небо. Потом он ловко подхватил этой своей мутантной лапкой толстенькую безмозглую мушку и закинул себе в пасть.
— Ты не на меня смотри, ты на звезды смотри! — укорил Коровка.
— Так их же не видно сейчас.
— Глупый Тусь, они все равно там. И на каждой живут разные инсекты. Может твоя личинка прилетела с другой звезды. То есть твоя настоящая мама просто потеряла тебя, — уверенно сказал Коровка.
— Ты думаешь? — преисполнился надежды непонятно на что гусениц.
— Ползи за мной. Я буду взлетать ненадолго и говорить, куда двигаться. Дедушка тебе подскажет все что угодно!
— Подожди, — смутился Тусь, — я есть хочу.
— Ешь, — великодушно разрешил Коровка, — хочешь, я тебе вон те листья оборву с самого верха?
И Тусь принялся питаться. Он чувствовал, что ему нужно как можно больше, еще больше, потом еще…
— Так. Стоп! Тусь, эй, личинка ты прожорливая! Ты же растешь на глазах! Эй-ей-ей, так неправильно. У тебя глаза мутные. Ты уверен, что листья с того куста не были ядовитыми? Ползем быстрее, вдруг ты окукливаться начнешь вот прямо сейчас? Спина у тебя подозрительно круглой стала.
Тусь уже ничего не понимал. В голове стоял непрерывный звон.
— Нужно еще еды, — вздохнул он, — а потом спать.
— Вот и я о чем. Давай, ползи, здесь уже все сожрано тобой. Я помогу. Ну ты стал еще тяжелее, мне не взлететь! Вперед, теперь туда, а теперь сюда.
Коровка ругался, кусал за загривок, пытался тащить, подпихивал сзади и направлял. Тусь сцепил жвалы, поклялся самым вкусным листком, что не проглотит ничего, пока не доберется до прославленного дедушки.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда цель была достигнута.
— Коровка, хулиган ты этакий! Где пропадал целый день? — услышал Тусь сквозь звон в ушах скрипучий голос.
— Дедушка Нии, смотри какого мутанта я привел! Это Тусь. Он считает себя гусеницей, из которой вылупится бабочка. Ты когда-нибудь видел таких огромных гусениц, дед?
— Здрасте, — прохрипел Тусь.
Лапки разъехались, и он с облегчением распластался на маленькой полянке.
Совершенно обыкновенный кругляш пятнистый обошел-облетел желто-зеленую тушку, остановился перед устрашающими жвалами.
— И тебе не болеть, Тусь. Можешь тоже звать меня дедушкой Нии, — кругляш захлопнул крапчатый панцирь.
— Спасибо, — только и выдавил гусениц.
Он как раз чувствовал себя больным. Но и радостным оттого, что встретил инсектов, глядящих на него с любопытством и сочувствием, а не с отвращением.
Звуки стали доноситься очень выборочно: «принеси листьев, внук», «какое занятное образование на спине», «пусть спит», «отправь мелких за пришельцем».
Тусь чувствовал, как по нему пробегают лёгкие лапки, щекотно трогают беспокоящее место, заботливо вкладывают в приоткрытый рот сочные листья. Он немного пожевал, но силы кончились совсем. И гусениц невиданной породы погрузился в оцепенение.
Он уже не слышал, как явился неведомый «пришелец» и что за странные дела начались после.
Зато Коровка оторвался за двоих. Он порхал вокруг прямоходящего существа, закладывал виражи и пируэты, красуясь изо всех сил. Но и поглядывал изучающе на его почти плоскую морду, торчащие из густых шерстинок уши и длинный хвост. Мутантный кругляш чрезвычайно заинтересовался дополнительным покрытием на теле пришельца. А когда тот в конце концов позволил Коровке присесть себе на плечо, еще и разорвал когтями все три слоя.
Пришелец по имени Неко беседовал с дедушкой с помощью штучки, которая была размером как раз с деда.
И Коровка даже кое-что понял из диалога мудрых стариков разных рас. Во-первых, про себя. Что он, скорее всего вовсе не мутант, а тоже, как и Тусь, пришлый в этом мире. Во-вторых, про несчастного огромного гусеница. Неко суетился, замерял сонную тушку, которая, пожалуй, была с него размером, говорил в свою штучку непонятные слова.
— Деда, а я теперь не внук твой, что ли? — робко спросил Коровка. Он переступил лапами ненастоящие длинные разноцветные стебли, которые тянулись между тремя пришельцевыми штучками.
— Чушь не говори! Умищем-то весь в меня, а? Догадался, понял и домыслил? Подумаешь, нашли яйцо! Главное же кто вырастил, а не снес, — дед аж встопорщил все надкрылья от возмущения.
— И крапинки у меня такие же, — польщенно сказал Коровка.
— Вот именно! Неко, правда, считает, что ты можешь менять расцветку по желанию, то есть маскироваться под местность, когда надо.
Но эту новость приемный кругляш решил обдумать позже.
— А с Тусем что? Он заболел? Или просто спит?
— Твой новый друг вошел в метаморфоз, — скрипнул дед.
— Но как же…
Коровка неоднократно видел окуклившихся гусениц. И это было совершенно не так!
— Будем наблюдать. Неко сказал, что его жизненные ритмы затормозились. Сколько это продлится, представления не имею. Неко сверяется со своими справочниками, ищет сходства с известными видами. Ему тоже интересно, как выживают и преобразуются организмы в чуждых условиях.
Столько умных слов разом Коровка переварить не смог. Он быстро сделал себе гнездо из травы, умостился так, чтобы видеть все происходящее, но не путаться под лапами старших товарищей, сунул голову под крыло и неожиданно уснул.
Тусь плавал в вязком придонном иле. Дышалось тяжело, двигалось тоже. Водомерки над головой хихикали басом, забавно растягивая слово «урррооод». Было почти не обидно, потому что гусениц помнил другое слово. Но забыл. Оно оказалось слишком длинным и изломанным, как ручейник. Потом звонкое «пиу-пиу» разогнало водомерок, те разъехались медленно, скрипя лапами по поверхности воды.
Тусю стало интересно, кто издает такие веселые звуки, поэтому он на удивление легко всплыл, осознавая, что это его сон. А раз сон, значит можно делать все, что угодно. Над ним, над водой, над землей, над травяными лесами парили огромные бабочки. То есть, они не были похожи ни на один известный молодому инсекту вид. Просто Тусь не знал других имен. На Коровку они походили гораздо больше, формой крыльев и мордами, но не расцветкой.
И гусениц просто захотел к ним, в небо, вот так же скользить, практически не шевеля крылами, сверкать на солнце, просвечивать насквозь, растворяясь в ласковых лучах, и снова собираться, наливаться густой синевой с багрянцем, кружить попарно с такими же как ты…
Боль расколола надвое все тело, от налобной пластинки до кончика хвоста. Тусь пронзительно закричал и родился.
Стало много яркого неба, оглушительных запахов, обеспокоенных вскриков смутно знакомых существ.
— Тусь, земля там, смотри, куда прёшь! Тусь, мутантик родненький, крыльями маши чаще, еще чаще, вооот, теперь можно расслабиться… Не складывать крылья!!! Расслабиться, в смысле напрячься и просто держать их раскрытыми, — верещал то в одно ухо, то в другое Коровка, — пикируй, плавнее, не воткнись носом в землю, право руля, еще право, видишь? Видишь полянку нашу? Ты вообще видишь хоть что-то???
Тусь ничего не ответил. Он просто не мог, настолько перехватило горло от сотни открытий сразу. Он летит??? Почему жутко ноет спина и болит вторая пара лапок? Что за мелькающее сверкание справа и слева? Крылья?
«Это мои крылья???», — хотел закричать Тусь, но снова не смог. Как выяснилось позже, к счастью.
Уменьшившийся до размеров обыкновенного кругляша Коровка мелькал перед глазами, указывал вниз, напоминал, что пора приземлиться.
— И помни, у тебя теперь есть хорошие лапы! Сильные лапы! Давай, давай, еще немножечко, лапы вперед, крылья назад, пробежишься немного потом и все, — отдавал распоряжения летучий кругляш. А потом он ринулся стрелой вниз, опережая более тяжелого Туся.
— Па-а-аберегись!!! Освободить посадочную полосу!!! — верещал Коровка во все горло.
Тусь и в самом деле промчался по инерции по земле, взрывая ее когтистыми лапами. Крылья сложились за спиной сами, но как-то странно, частями, растопырив для равновесия согнутые сегменты.
Он резко развернулся, увидел, как мотнулся его удлинившийся хвост, оценил ширину пропаханной полосы травяного леса. Из-за стеблей робко выглядывала всяческая живность.
Тусь внимательно посмотрел на свои передние лапки, нет, лапы, с такими же, как у Коровки отростками, увенчанными острыми лезвиями, повел плечами, развернул во всю ширь мощные темно-синие крылья и издал восторженный рёв.
Струя пламени ударила в небо, горячий воздух задрожал, три обугленных шарика шлепнулись на посадочную полосу.
— Э-э-эт-то были тупые шершни, ничего страшного, не вздумай переживать, Тусь, — почтительно пролепетал Коровка.
— Хорошо, что в воздухе я тебе не ответил, — виновато вздохнул гусениц, — ты больше не захочешь со мной дружить. Я теперь всем уродам урод, да еще и опасный.
— Ну, началось! Дедушка!!! Иди сюда и Неко тащи. Скажите ему, кто он такой! — завопил Коровка, — никакой ты не урод, а вовсе даже красавец. Если бы ты мог видеть как я…
— Почему вы все уменьшились? — первым делом спросил Тусь у деда Нии. Отчего-то именно это сейчас волновало больше всего.
Кстати, сам кругляш бесстрашно сидел на лапе этого самого пришельца, который с трепетом взирал снизу вверх на Туся.
— Это ты вырос, дракоша, — проскрипела угловатая штучка в другой лапе пришельца, — мне нужно еще время для изучения. Но ты дракон. Те виды, что нам известны — яйцекладущие. Но у твоего, как у инсектов, вероятно имеется промежуточная стадия развития.
Тусь недоуменно кашлянул в сторону. Травяная стена съежилась от жара.
— Какой воспитанный мальчик! — восхитился дедушка Нии, — я рад, что мой беспутный внук подружился с тобой. Идите, ребятки, играйте. А мы тут, по-стариковски. Сядем, переберем все варианты, Неко вон сбегает в свое летающее блюдце, поговорит с другими. Найдем мы твоих родичей рано или поздно.
— Точно? — усомнился Тусь. Разом вспомнилась тесная земляная конурка, вечно галдящие «братья» и «сестры», так и норовящие поддеть словом или жвалом.
— Ты про неприятное забудь, — погрозил лапкой крапчатый кругляш, — а настоящие родители-то переживают за тебя, потеряшку. Ну, а если не судьба, так Инсектр большой, места всем хватит.
— Да, — в коротком выдохе смешалось все: облегчение, радость, принятие.
И пламя стало прозрачным, не сжигающим мир вокруг.
— Слышь, Тусь, пойдем полетаем? Я буду у тебя на-ви-га-то-ром, — выговорил Коровка новое, услышанное от пришельца слово.
Неко и Нии проводили взглядами удаляющегося неспешно огромного дракона, на макушке которого сидела его точная, только маленькая копия.
— Твой внук, Нии, однозначно метаморф, — сказал Неко, — удивительные способности к мимикрии. А хочешь покажу в замедленной съемке появление на свет Синего Дракона?
— Конечно хочу! Десять оборотов ждал и пропустил, — оживился старый кругляш.
— Да там было все быстро, как взрыв. Я полагаю, что в естественной среде они метаморфоз в подвешенном состоянии проходят, чтобы сразу лететь. Хотя Тусь и так молодец. Со всем справился, как лупанул свечкой вверх!
— Неко, я твоих метафор не понимаю. Говори по-нашему.
— Пойдем ко мне на корабль, покажу в лучшем виде и с максимальным разрешением. Кстати, возможно пришел ответ с Мраммы насчет драко-бабочек и тех, кто знает, как с ними связаться. Вот они-то про драконов все должны знать.
