Начало можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6 и часть 7.
Insecta
Она ожидала чего угодно и крепко вцепилась в отцовскую ладонь. Но такого… такого она никогда не видела… Маленькая ладошка разжалась, и девочка сделала шаг навстречу... сказке.
Мягкий свет заливал всё пространство вокруг. Они будто очутились в чаще леса. Но не в сумрачной, тревожной, с поросшими мхом корягами и пнями, а зелёной, увитой сплошь причудливыми растениями и освещённой множеством солнц. А самое-самое чудесное, что в этом пространстве повсюду порхали диковинные бабочки.
Одни – совсем маленькие с тонкими, почти прозрачными крылышками. Другие – крупные, размером с ладонь взрослого человека – яркие, с замысловатыми узорами. Они то присаживались на кувшинки, плавающие в крошечном прудике меж двух пышных кустов, то вспархивали, никого не замечая и чувствуя себя совершенно вольготно.
Глаза Нютки до того расширились, словно не верили сами себе или хотели запечатлеть эту картину. Тут можно было увидеть всё – как гусеничка превращается в куколку, а из куколки появляется бабочка; чем и как питаются маленькие крылатые создания; как сливаются с природой, прячась в ярко-зелёных листочках, залитых светом; как распускаются подобно цветам несказанной красоты.
Нютка только лепетала без остановки:
– Ой, а кто это? А что это? – она была совершенно очарована, а Вадим только с улыбкой поглядывал на её потешную физиономию и хлопающие реснички.
Правду сказать, он и сам не ожидал увидеть ничего подобного. А ещё сомневался, стоит ли идти в инсектарий… Когда ребёнок просто счастлив и в неописуемом восторге!
– Дочь, пойдём дальше. Ведь там тоже, наверное, что-нибудь интересное, – взял он Нюту за руку. Она пошла, но всё оглядывалась и показывала на каких-то особо понравившихся бабочек.
Следующий зал был совершенно другим… По всему периметру помещения расположились аквариумы, за стеклянными витринами которых при ближайшем рассмотрении… ползали, перебирая тоненькими короткими или, напротив, длинными лапками всевозможные жуки, гусеницы и невесть кто ещё… Они копошились в песке, шуршали камешками, забирались на сухие ветки или зелёные листочки. А то и сами были похожи на листики – не разобрать.
Ползающее племя не вызывало у Вадима особого восторга. Он бы с лёгким сердцем поскорее покинул сие заведение, но дочь внезапно начала проявлять излишнюю любознательность к жучкам и паучкам, чего он от неё никак не ожидал.
Нютка тянула отца за руку от одной витрины к другой и требовала читать написанные на небольших стендах названия представителей беспозвоночных. Что удивительно, она при этом кривила губы, морщилась, передёргивалась, а то и непроизвольно почёсывалась, повторяя:
– Смотри, пап, какие противные… бррр, – и Вадим смотрел, хотя ему было и неохота…
– Котёнок, может, пойдём отсюда? – предложил он.
– А там кто? – вместо ответа, в свою очередь, уточнила дочка, и Вадим, закатив глаза, поплёлся к следующей витрине.
«Итак, она звалась Татьяной...»
Не успел он сделать пары шагов, как почувствовал некое движение – справа от него открылась дверь, впустив свет, воздух и голос, который заставил его обернуться. Девушка.
От её головы, по плечам стекали лучи, подсвечивая светлую макушку, и вся она стояла в ореоле света. Возможно, напротив, в коридоре, было окно, в которое било солнце, но так ли это важно. Словом, вся она светилась, и ему показалось, что солнечные зайчики пляшут по её высоким скулам, раскрашивая щёки румянцем. Лица он пока разглядеть не мог, он слышал только голос – голос будто из далёкого сна, который снился всегда, и вот, наконец, он услыхал его наяву.
Он даже не вслушивался в слова, но только звуки её голоса словно были настроены на одну с ним волну. В первый миг он было подумал, что больше её никто слышать не может. Только он один, и говорит она единственно с ним, хотя и не смотрит в его сторону.
Она, наверное, ощутила его взгляд, потому что вдруг повернула голову, и теперь он её увидел. Мыслей не было. Он просто смотрел, как смотрят на что-то совершенное, на саму природу, на то, что дорого и близко. Почему-то он не мог отвести взгляд и только хотел снова услышать голос, ведь она теперь молчала и смотрела на него.
Тут кто-то к ней обратился, и она что-то тихо отвечала, кивая. Вадим почувствовал, что дочь тянет его за руку:
– Па-а-ап, ну, пойдём – там же рассказывают!
– Что? – он всё стоял, а Нютка уже потопала прямо к ней, к этой девушке, от которой он не мог оторвать глаз.
Вскоре он понял, что это сотрудница зоопарка, экскурсовод, специалист-энтомолог. Ничего не оставалось делать, как последовать за дочерью. Он всё ждал, когда спадёт наваждение... Но вот незнакомка ближе, а он отчего-то разволновался. Впрочем, её волшебный голос будто успокаивал. Внезапно ему подумалось, что он никуда бы не уходил, а остался рядом, чтобы только видеть и слышать её.
Что же это с ним? Или он мальчишка? Да и в юности такого не было. Женой он увлекся в своё время, закрутился роман, но оба трезвомыслящие люди, а Ольга, та всегда знала и знает, чего хочет...
Наконец, через его размышления стал пробиваться смысл слов, а не только тембр голоса. Вадим оглянулся вокруг – дети и взрослые внимали экскурсоводу, и даже знатные шалуны притихли. Нютка открыла рот от удивления и, осмелев и освоившись, переспрашивала о чём-то.
Девушка в с вьющимися волосами, собранными в пучок, который держался изящной заколкой, молодая – на вид нет и тридцати – не только прекрасно знала свой предмет, но и умела увлечь аудиторию. Она говорила, и рассказу её не было конца, ведь у слушателей возникали вопросы, и она толково отвечала, открывая такие вещи, о которых мало кто слышал.
Вскоре они уже знали, что в мире свыше миллиона видов насекомых, а живут они везде, даже в жерле вулкана. Что самое крупное из них – палочник, а цикады, например, славятся пением. Увидели, как маскируются насекомые, рассмотрели гусениц тутового шелкопряда, похожих на мохнатые желтоватые шарики, и крупнейшего представителя жуков – геркулеса; познакомились с мошками, осой, майским жуком и кузнечиком.
На лацкане у девушки-экскурсовода был приколот бэйдж с эмблемой зоопарка, но Вадиму никак не удавалось прочесть её имя. Посетители инсектариума принялись благодарить лектора и потянулись к выходу. Нютка всё рассматривала каких-то жуков, а Вадим шагнул к девушке:
– Спасибо Вам! – он отчего-то робел. – Я сомневался, стоит ли идти сюда с ребёнком, но Ваш рассказ… и вся выставка… Обычно дочь непоседливая, а тут прямо заслушалась. Да и я, признаться… Мы ещё придём! – вдруг выпалил он.
– Спасибо, – девушка отчего-то тоже выглядела смущённой. – Приходите, только у нас экскурсии обычно по предварительной записи. Это сегодня посетителей много, меня попросили рассказать, показать, – она достала из кармашка летнего пиджака карточку и протянула Вадиму. – Вот. Это визитка, здесь телефоны. И мой тоже. Звоните, заказывайте. Я уже больше пяти лет работаю, и темы разные, что-нибудь подберём, чтобы всем интересно было.
Он стоял с картонкой в руках, не веря самому себе… А он не знал, как познакомиться. И вот заветный номер телефона! Он оглянулся. В двери вошла следующая группа желающих осматривать беспозвоночных, и Нютка с деловитым видом уже объясняла что-то мальчику. Тот смотрел изумлённо то на неё, то на жука за стеклом.
– Надо же, столько запомнила, – засмеялась экскурсовод. – Вот будущий специалист! Наверное, вы хороший папа. Приходите ещё… всей семьёй.
Вадим, усмехнувшись, молчал. «Татьяна Сенцова, специалист научно-информационного отдела» – прочёл он на визитке. «Итак, она звалась Татьяной…», – вспомнилось вдруг. Он уже шёл к дочке, когда развернулся и, глядя девушке в глаза, тихо сказал:
– Я воскресный папа. И я приду, Таня.
В незапамятные времена
Костёр догорал, последние его отблески вспыхнули и стекли по стене пещеры. Князь, сидя на мшистом камне, пошевелил сухой можжевеловой веткой угли, но они уже истлели.
Совсем недавно он с факелом в руках обходил каменный лабиринт, и тут было довольно светло. Факел горел ярко и не слепил глаза. В свете огня стены казались красноватыми, и краснота сгущалась в самых отдалённых уголках, превращаясь в тревожную черноту, за которой была неизвестность.
Это было то, что окутало его душу. Неизвестность… Князь в поисках уединения последнее время частенько бродил по горам, забираясь в пещеры. Время шло, а он так и не принял решение. Нет, он уже находился в походах, навоевался, наездился в седле по чужим краям.
Такая жизнь больше не для него. Надо отпустить людей, пусть ищут себе нового предводителя. А ему… Что остаётся ему? После того, как любимая покинула его и этот мир…
Уединиться в одной из пещер. Ведь её неприкаянная душа где-то здесь, парит над ущельем. Да, он иногда слышит её или ему это только грезится? В целом свете у него никого нет… Что ж, значит, он поселится здесь, в каменном мешке, вдали от людей…
Князь поднялся, опершись о палку – последнее время рана беспокоила всё сильнее, хотя её частично заглушала боль душевная. Собрал догоревшие угли и неспешно двинулся к выходу.
Солнечный свет ослепил его, и некоторое время он стоял, задрав голову и прикрыв ладонью глаза. Потом стал осторожно спускаться по острым камням, цепляясь за колючие кусты. Нынче был жаркий день. Князь отёр пот со лба и пошёл по тропе через лес – недалеко был горный ручей, а ему хотелось испить чистой воды и умыться.
Голос
Он уже почти добрался до источника, уже слышался шум воды, когда горец замер, не в силах пошевелиться. До его слуха донеслась мелодия… Нет, не может быть… И голос…
Эту песню он слышал, когда встретил свою невесту впервые. Он бы не спутал этот напев ни с чьим другим. Её голосок врезался в память и в сердце…
Князь продрался сквозь кусты и не поверил глазам. Юный черкес набирал воду в кувшин, стоя к нему спиной. Предводитель, не помня себя, в два прыжка очутился рядом, схватил черкешенка за плечи и развернул к себе:
– Кто ты, черкес? Отвечай немедля!
Тот пытался вырваться, отворачивался, дрожа всем телом. Кувшин выпал из его рук, ударился о камень, расколовшись. Вода теперь вытекала из горлышка, скатываясь по валуну и орошая траву.
– Откуда ты знаешь эту песню? Ты жил на той стороне ущелья? Ты… ты… её брат? – князь крепко держал паренька за черкеску, так что она задралась до самых его скул. Тот всё одёргивал пояс, пытаясь вернуть одежду на место или может… искал кинжал!?..
Внезапно князь ослабил хватку, схватившись за бок – рана, которой наградил его неприятель в походе, заставила воина согнуться, забыв обо всём. Глаза затуманились, и князь осел на землю. Черкешенок только успел подхватить его голову за мгновение, как она стукнулась бы о камни.
...В шатре было тепло и терпко пахло травами. Князь возлежал на постели, а рядом, на циновке, сидел, скрестив ноги, молодой черкес. Увидев, что больной очнулся, он жестом предварил вопросы и, придерживая голову предводителя, с необычайной сноровкой поднёс к его губам чашу с отваром.
Князь, не помня себя, сделал несколько глотков и попробовал приподняться. Но он был ещё слишком слаб. Вошёл кунак князя, и черкешенок сразу удалился.
От своего приближённого князь узнал удивительные вещи. Оказывается, он немало перепугал своих воинов внезапно открывшейся раной. Но черкес, тот самый, над которым потешалось всё войско и которого кунак самолично вознамерился проучить после истории на берегу, проявил себя с неожиданной стороны.
Он не отходил от раненого, делая перевязки, отпаивая целебными травами в течение нескольких дней. Говорили, что сам он почти не ел и не спал, а только сидел у лежанки больного. И чудо – рана стала затягиваться, а князь, как сказал черкешенок, скоро должен пойти на поправку.
– И теперь, князь, все донимают парня расспросами, не лекарь ли он и почему скрывал свои умения. Люди требуют, чтобы он лечил и их тоже, – рассмеялся кунак. – Один говорит, что его укусила змея и суёт под нос черкесу свою пятку, другой – что поранился об острый камень, и показывает плечо.
– И что черкес? – еле слышно проговорил князь.
– А черкес всё тот же – нелюдим, хмур, ни с кем не говорит. Сидит только у твоей лежанки, – добавил он, хмыкнув.
Старый воин вышел, а князь остался один. Он смутно помнил, что случилось у ручья, и не знал, как принесли его сюда и что было дальше. Прикрыл глаза, и перед ними поплыли картины – будто сон, который он видел все эти дни. Тихий голосок, журчащий, подобно ручью, напевает прекрасную мелодию. И милое лицо, склонившееся над ним в тревоге. Лицо, которое он не в силах забыть…