Это небольшое эссе о замечательной аргентинской поэтессе и ее трагической судьбе тоже было написано полтора десятилетия назад, когда мы активно развивали проект "Век перевода". Судьба девочки из семьи русских эмигрантов заинтересовала меня, а стихи ее - еще больше. Так уж получилось, что переводила я ее мало, и эта иголка в стоге сена, естественно затерялась. Поэтому внизу - ссылка на книжку с переводами Павла Грушко.
Вообще-то фамилия ее родителей была Пожарник. Только ни одному человеку, привыкшему говорить по-испански, такого сроду не выговорить. Даже в Аргентине, где чистота кастильяно вызывает очень большие сомнения – слишком уж много выходцев из разных стран Европы принесли туда свою речь...Великий Хорхе Луис Борхес определил аргентинца как итальянца, говорящего по-испански – ну что ж, ему, конечно, виднее, итальянцев там действительно хватало – когда в начале прошлого века наметился в долине Ла-Платы экономический бум, народ туда так и рванул – в погоне за удачей, имея вполне достойное желание разбогатеть в этом благословенном краю, который рад всем, кто умеет и любит работать...
Ехали туда не только испанцы и итальянцы. В начале двадцатого века отправились на другой конец света и жители России, а потом и Советского Союза. Их было не так уж мало. Сначала – бежали евреи от черносотенного произвола. Потом – те, кто так и не смог стать советскими гражданами. Была среди них и семья по фамилии Пожарник – родом из Одессы. Известно об этой семье немного – только то, что, попав в Аргентину, они неплохо устроились. Не в захолустье какое-нибудь попали – нет, наслаждались прекрасным воздухом Буэнос-Айреса. Вели типичный для буржуев средней руки образ жизни – и жили во вполне респектабельном квартале, среди людей своего класса. Пожарники стали Писарниками совершенно случайно – кто-то из служащих аргентинской миграционной службы ошибся в написании непривычной для него фамилии. И предопределил таким образом будущую профессию не родившейся еще еврейской девочки.
Когда семья эмигрировала в Латинскую Америку, Элиасу Пожарнику было двадцать семь лет, и он не знал ни слова по-испански. Как и его жена, Рейзла Бромикер – которая на новой Родине стала Розой...Как только семейство обосновалось в аргентинской столице – судьба им послала двух дочек, Мириам и Флору, которую впоследствии стали звать Алехандрой.
Детство Алехандры, появившейся на свет 29 апреля 1936 года, не было веселым. Она остро ощущала свою инородность. У нее не было друзей – конечно, испанский она знала с детства в совершенстве, но общаться с людьми ей было трудно в принципе, она постоянно была сосредоточена на своих собственных переживаниях, фантазиях и страхах. Несмотря на то, что ее поэзия – типичное танго, принадлежности своей к аргентинской национальной культуре и местным традициями сама она не чувствовала. Ее черное солнце – оттуда. И эта самоуглубленность осталась в ней на всю недолгую жизнь, внешне не особенно богатую событиями, но очень насыщенную переживаниями.
Впрочем, событий тоже хватало – правда, происходили они вдалеке от просторного дома на улице Авельянеда, который с самого начала занимало семейство процветающего ювелира. Многочисленный клан Пожарников – Писарников был разбросан по всей Европе, и поначалу семья Элиаса поддерживала связи с родственниками... А к 1945 году листва на генеалогическом древе облетела почти вся: остались только мать с отцом и две девочки, сестра матери, жившая тут же в Буэнос-Айресе, и брат отца, нашедший себе приют в Париже. По всем остальным прошелся Холокост – и сталинские лагеря... Смерть преследовала Алехандру с самого нежного возраста.
Она долго не могла определиться, чего же ей на самом деле хочется. В 1954 году она закончила школу – и выбор лежал между философским факультетом Университета в Буэнос-Айресе и Школой Журналистики. Через год вышла ее первая книга – «Самая чужая земля», от которой впоследствии отреклась и предпочла бы забыть ее вовсе.
Примерно тогда же она решила поставить крест на литературе и заняться живописью с художником-сюрреалистом Хуаном Баттле Планасом – правда, эти занятия привели к неожиданному результату. К экспериментам со зрительным восприятием стиха.
В литературу она все-таки вернулась. Буквально в этот же год. Вышла ее вторая книга стихов, посвященная Леону Острову – человеку, в которого она много лет была влюблена...
Несмотря на то, что характер у Алехандры был довольно-таки замкнутый – несколько человек в этом мире могли сказать, что знают ее хорошо. Долгие годы она дружила с замечательной аргентинской поэтессой Ольгой Ороско. В Париже – познакомилась с Октавио Пасом и Хулио Кортасаром.
Чего она всегда избегала – так это политики. Любой. Для латиноамериканки, где активная жизненная позиция – норма, не совсем характерно. Ее интересовало только искусство. Живопись, кино, театр. Но прежде всего – литература. Первый журнал, с которым она поддерживает активные творческие связи – «Поэзия Буэнос-Айреса». Другое ее увлечение – сюрреализм. Да, впрочем, ее интересовало в литературе все.
Однако литература для нее – не просто сильное увлечение. Это – почти смертный приговор. Она пишет, что ненавидит стихи – для нее это приговор к абстракции. Она пытается вообще замолчать. Но... Не спасает даже четырехлетняя стажировка в Париже. Да, она – обозреватель, пишущий о культуре – и ей посчастливилось попасть в эту Мекку мировой культуры, ей, которая страстно любила французскую поэзию... И какой же русский не мечтает о Париже? Ее двойственность давала себя знать. Все-таки она до конца так и не сумела почувствовать себя латиноамериканкой.
Не писать она же не может. В эти годы созданы два, пожалуй, самых значительных ее сборника – «Дерево Дианы» и «Труды и ночи». Предельно трагичные. По признанию самой Алехандры, смерть в ее стихах ведет себя слишком уж по-королевски... Потусторонняя поэзия. И многие это понимали.
Поэзия удовлетворения не приносила. Нет, вниманием она обделена не была. Те люди, которых она любила и уважала, в том числе и в литературе – ценили ее поэзию. Но она стремилась к недостижимому – а оно ускользало постоянно, считая, что не в состоянии породить ничего, кроме монстров. Она существует в мире Гельдерлина, Кафки, Рембо... Фантазия? Или реальность? Депрессия все больше ее захватывает.
Последние ее книги слишком уж похожи на завещание. Хотя прямо речь о задуманном самоубийстве там не идет. Но... продолжать она не захотела, а не продолжать – не могла. Поэтому выбрала смерть – и думала об этом давно. Во всяком случае, в одном из своих произведений подробно описала самоубийство поэта...
Самоубийство и произошло. На рассвете. В одной из психиатрических клиник, где она лечилась от депрессии. Не помогло. «Умереть, чтобы жить» – именно этот путь она и выбрала.
https://magazines.gorky.media/inostran/2013/2/stihi-2043.html