-1-
История эта криминальная и очень личная (ее можно было бы назвать явкой с повинной). И потому я, в соответствии с законами жанра, сразу начну с описания места и времени преступления.
Итак, место: Испания, провинция Кастилья и Леон, город Сеговия. Время: лето 2010 года. Полдень, палит беспощадное кастильское солнце, стоит невыносимая испанская жара. Повсюду вывешены кастильские флаги, гербы Сеговии, а к огромному (высотою в 28 метров, отметим это с дотошностью судебного репортера) знаменитому древнеримскому акведуку прикреплен огромный плакат «СЕГОВИЯ-2010. МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАТЕМАТИЧЕСКИЙ КОНГРЕСС».
Брошюра конгресса рекомендовала участникам отведать знаковое блюдо Сеговии, молочного поросенка, в ресторане Месон де Кандидо, и наше действие переносится туда. Столики ресторана застелены бумажными скатертями, на них стоят стаканчики с цветными карандашами, так чтобы участники конгресса могли не только есть, но и обсуждать математику, рисовать графики, писать формулы, чем все собравшиеся с энтузиазмом и занимались.
За одним из столиков читатель видит меня, профессора математики из университета Коннектикута, вдвоем с Магдой, рослой немецкой девушкой из Бремена. Наша скатерть уже полностью исперещена тёплицевскими матрицами и вопросительными знаками, причем видно, что с каждым выпитым стаканчиком местного темпранильо размер вопросительных знаков становился все больше и больше.
-2-
— Вадим! – сказала мне Магда после четвертого бокала, — леший с ними, с тёплицевскими матрицами! Давай сменим тему и поговорим о чем-нибудь более интересном!
— Давай! – с энтузиазмом ответил я и зачем-то подкрепил свое вербальное согласие взмахом руки; по амплитуде этого взмаха можно было догадаться о том, что пары алкоголя мало-помалу делают свое дело.
Глаза Магды заблестели.
— Скажи, — заговорщически произнесла она, пристально глядя мне в глаза, — ты любишь воровать?
— Обожаю! — ответил я, — правда, последнее время мне не так уж и часто предоставляется возможность украсть что-нибудь стоящее…
— И не говори! — воскликнула Магда, — у меня то же самое. Я уже давно не могу воровать дома, в Германии, и теперь делаю это только во время научных визитов в другие страны.
— А в Германии что? — удивился я, — почему ты не тыришь у себя на родине? Ведь дома, как говорится, и стены помогают…
— Дома меня уже пару раз поймали в супермаркетах, — ответила Магда, — так что еще одно «тырение» в Германии — и мне будет «хенде хох и Магда капут».
— А когда тебя ловят на краже, — спросил я, — это ужасно? Ужасно стыдно, да?
— Ко всему привыкаешь, — философски ответила Магда,- последний раз меня очень даже смешно ловили. Я тогда украла в супермаркете селедку. Продавщица положила 15 балтийских сельдей в целлофановый пакет, и я спрятала пакет за пазуху. Но когда я выходила из супермаркета, в пакете образовалась дыра, рассол вытек наружу, они все поняли и погнались за мной. Я никогда не убегаю от преследователей, я прячусь. Прятаться лучше всего сразу возле дверей супермаркета, охранники выбегают на улицу и ищут глазами бегущего, им и в голову не приходит, что ты сидишь в кустах в нескольких метрах от них… Но на этот раз уловка не удалась – пока я бежала к кустам, сельди начали выскальзывать из-за пазухи одна за другой, и мои преследователи легко нашли меня по селедочному следу…
— Но что это я все о себе, да о себе? – воскликнула Магда, — расскажи теперь ты, расскажи о том, как ты воровал?
-3-
— Воровал я в жизни всего один раз, — осторожно начал я, немного стесняясь своей криминальной неопытности, — это было давно, еще в Советском Союзе…
— Рассказывай уже, не тяни резину, — подбодрила меня Магда, и глаза ее опять заблестели, — давай рассказывай, «я вся — ухо», как говорят у нас в Германии.
-4-
— На первом курсе университета, — начал я издалека, — меня очень полюбил наш преподаватель алгебры, Щукин, причем любовь его носила несколько садистский характер. Это была любовь с первого взгляда, с первой же лекции.
— Меня зовут Красарм Константинович, — начал свою первую лекцию Щукин, — в этом семестре я прочитаю вам курс абстрактной алгебры.
— В моем имени, кстати, — продолжал Красарм Константинович, — нет ничего смешного.
— Как вас зовут, студент? — неожиданно обратился он ко мне.
— Меня зовут Вадим, — ответил я ему в тон, — в этом семестре я прослушаю у вас курс абстрактной алгебры. И в моем имени тоже нет ничего смешного.
— Мое имя, — сообщил собравшимся Красарм Константинович после паузы, — возникло после революции, оно расшифровывается как «Красная Армия», а вот как расшифровывается имя Вадим?
— Мое имя, — без паузы ответил ему я, — древнерусского происхождения, оно происходит от слова «вадить», что переводится на современный русский как влечь, привлекать, манить. От этого же корня происходят такие слова как поВАДился, приВАДИть.
— Имя Вадим, — сообщил всем Красарм Константинович, — действительно древнерусского происхождения, но оно происходит от слова «вадити», что переводится на современный русский как клеветать, обвинять, сеять смуту.
— Вообще-то, — парировал я, — и первая и вторая древнерусские версии уже устарели. В наше время имя Вадим уже зачастую расшифровывается как Великая Алгебраическая Дифференциально-Интегральная Математика.
Красарм Константинович пожевал губами.
— Мы собрались здесь, — подытожил он, — чтобы изучать изоморфизмы, гомоморфизмы, эпиморфизмы и прочая, и прочая. А вот Вадим, судя по всему, пришел сюда повеселиться. Давайте же и мы устроим ему веселый семестр? Давайте?
-5-
Красарм Константинович слов на ветер не бросал, и мое имя стало употребляться всуе по десять раз за лекцию. Я, как мог, «отстреливался» в надежде на то, что мое могучее чувство юмора смягчит древнерусское революционное сердце Красарма Константиновича, но не тут-то было.
— А «нюхал» ли Вадим жизнь? – ежедневно задавал Красарм Константинович один и тот же странный вопрос.
— Обладает ли Вадим достаточным жизненным опытом, чтобы понять, к примеру, когда эпиморфный образ группы содержит неединичную субинвариантную М-подгруппу, а когда не содержит?
— Нет, — радостно отвечал ему мой вроде бы друг Миша Абалович, — Вадим жизни не нюхал.
— Не нюхал и потому не поймет! – вторил ему мой другой приятель Алик Зеликовский.
— А вот пусть Вадим, — гнул свою линию занудный, как все преподаватели, Красарм Константинович, — пусть Вадим на каникулах пойдет поработать на тракторный завод, пообщается с рабочим классом, и может быть, там его отучат от его шуточек…
-6-
Имя К.К.Щукина упоминалось в монографии «Теория групп» Куроша шесть раз (на 457, 516, 517, 519, 520 и 579 страницах), и я относился к нему с уважением. Словом, летом я и в самом деле устроился на работу на тракторный завод.
— Поработаю месяц, — думал я, — а потом возьму у них выписку. И если в следующем семестре Красарм опять продолжит свои подначки, я ему эту выписку, эту справку о жизненном опыте, и предъявлю дубликатом бесценного груза. А заодно и денег за лето заработаю, все-таки 120 рублей на дороге не валяются.
-7-
— Значит так! Пиши автобиографию, — сказал мне Панасенко, бывший подполковник, начальник отдела кадров, — автобиографию, значит, пиши и заявление о приеме на работу.
Пока я писал автобиографию, завкадрами Панасенко сидел за своим огромным столом и задумчиво вертел в руках массивный дырокол, внимательно осматривая его со всевозможных ракурсов.
Автобиография моя оказалось неожиданно короткой. Я родился, окончил среднюю школу и поступил в университет. И все. Не густо! А вот заявление о приеме на работу я написал поподробнее, указав, в частности, на свое желание понюхать жизнь, вступить в ряды рабочего класса, чтобы впоследствии применить этот свой опыт к изучению неединичных субинвариантных М-подгрупп.
— Значит так! Пойдешь в АСУ, — сказал мне завкадрами Панасенко, изучив мое заявление, — сейчас пойдешь, значит, к начальнику отдела Рабиновичу и скажешь, что прибываешь в его распоряжение.
С этими словами Панасенко открыл свой портфель, положил туда дырокол, и закрыл портфель.
— Дырокол! – подмигнул он мне. — В хозяйстве пригодится!
— Так я буду работать не в цеху? — разочарованно спросил я его. — Вы посылаете меня в вычислительный центр?
— Значит так! Кругом, шагом марш! — очень смешно пошутил бывший подполковник Панасенко и потерял ко мне интерес.
-8-
В приемной у Рабиновича я доложился его секретарше Людочке о своем прибытии в распоряжение.
— У Рабиновича сейчас сидит его зам Абрамович, — сказала мне Людочка, глядя в зеркальце и пудря себе носик, — заходите к нему без доклада.
— А может лучше подождать пока Абрамович уйдет? – спросил ее я.
— А он никогда не уйдет, — объяснила мне секретарша, — он у него всегда сидит.
Людочка отложила пудренницу и посмотрела мне в глаза.
— Студент университета? – спросила она, глядя на меня уважительно сквозь ресницы, густо покрытые тушью. — А на каком факультете вы учитесь?
— На математическом, — ответил я почему-то с достоинством.
— Ой, — обрадовалась Людочка, — а у меня в школе по математике выше тройки ничего не было.
— У меня тоже, — ответил я ей.
— Ой, да лаааадно, — протянула Людочка, — вы наверное ужасно умный, да? В мужчинах, — добавила она, — мне нравится прежде всего ум, а уже потом все остальное!
-9-
Я приоткрыл дверь Рабиновича и осторожно заглянул в его кабинет.
— Знаете, Вадим, что мне пришло в голову? – остановила меня Людочка. — Вы мужчина молодой, неопытный. Давайте я возьму над вами шефство? И буду учить вас разным полезным вещам?
— Давайте! – обрадовался я. — А каким вещам?
Людочка поднялась из-за стола, взяла меня за руку и увлекла к кабинету напротив.
— Пошли в кабинет Абрамовича, — сказала Людочка, — пошли тренироваться!
Мы вошли в пустой кабинет, Людочка плотно закрыла дверь и посмотрела на меня веселыми сладострастными глазами.
— Вадим! — начала Людочка. — Поверьте слову опытной девушки! Так входить в кабинет нельзя! В мужчине главное – доминантность! Поэтому нельзя сгибаться в три погибели и заглядывать! Это сразу позиционирует вас как мужчину второстепенного!
— Мужчина, — продолжала свой урок Людочка, — должен входить в кабинет доминантно и с чувством ритма.
— С чувством ритма? – переспросил я, немного смутившись. — В каком смысле с чувством ритма?
— Спина прямая, как будто вы танцуете танго, — инструктировала меня Людочка, — правая рука открывает дверь, а левая нога, без задержки, тут же далеко шагает в кабинет. Это очень важно – (а) большой шаг и (б) синхронность движения правой открывающей руки и левой шагающей ноги.
— Следующий момент, — продолжала Людочка, — левая нога шагает, и когда она касается пола (то есть вы – уже наполовину в кабинете у начальника), вы громко и уверенно говорите: «Здравствуйте!»
Людочка увлеклась, и раз 20 показала мне сама, как нужно входить в кабинет начальника.
-10-
Спустя 10 минут я уже стоял перед дверью в кабинет Рабиновича. Людочка поощрительно смотрела на меня. Я открыл дверь кабинета правой рукой и уверенно шагнул внутрь левой ногой.
— Здравствуйте! – громко выкрикнул я, едва моя левая нога коснулась земли.
Рабинович и Абрамович покосились на меня. Они сидели за столом по-демократически, друг напротив друга. Знаете, бывают такие столы для совещаний, буквой «Т», начальник в голове, а пришедшие усаживаются друг напротив друга вдоль длинной ножки буквы «Т». Но если приходит только один человек, то начальник может выйти из-за своего стола и демократично сесть напротив подчиненного. Мол, мы все здесь равны и все такое.
Именно так и сидели Рабинович с Абрамовичем, друг напротив друга. Абрамович демонстрировал Рабиновичу огромных размеров гаечный ключ.
Рабинович жестом показал мне, что займется мною минутою позже, после чего опять повернулся к Абрамовичу. А я недоминантно остался топтаться возле двери.
— Разводной ключ, — сказал Абрамович, — сегодня в сборочном взял. В хозяйстве пригодится! Я считаю, что у каждого автолюбителя в машине должен быть разводной ключ!
— Согласен, — ответил ему Рабинович и кивнул головой в угол, на новенькое синее пластмассовое ведро. А я десяток ведер уборщицам выписал сегодня, — продолжал он, — одно домой возьму. В хозяйстве пригодится! В машине всегда должно быть ведро. Мало ли что!
-11-
Закончив обмен этой важной информацией, Рабинович и Абрамович повернулись ко мне.
— Мне уже звонил завкадрами Панасенко, — сказал Рабинович, — на стажировку к нам?
— На месяц, — подтвердил я, продолжая недоминантно топтаться возле двери.
— Я тоже наш математический кончал, — дружелюбно улыбнулся мне Абрамович, — как там Красарм поживает?
— Пойдете в 3-е бюро, к Пономаренко, — решил Рабинович и повернулся к Абрамовичу. — Илья Матвеевич, дайте ему задание.
— Знаете, что такое сортировка массивов? – спросил меня Абрамович.
— Не очень, — ответил я, — я не на прикладной математике учусь, я на теоретической. Так, слышал что-то о пузырьковой сортировке и о сортировке слиянием, но не более того.
— Пузырьковая, слиянием, — поморщился Абрамович, — это все бабушкины методы. Медленно работают! У нас на тракторном пять тысяч работников, пока всех рассортируешь…
— За месяц у нас, — заключил Абрамович, — вы разработаете новый алгоритм сортировки, который должен работать минимум в два раза быстрее известных методов.
-12-
— Ну что? – спросила меня Людочка, когда я вышел из кабинета.
— Ну, — ответил я, — Абрамович сегодня гаечный ключ домой возьмет, а Рабинович – ведро.
— Это они оба машины себе купили, — объяснила Людочка, — сейчас собирают себе дорожный комплект. Но хорошо, что ты мне напомнил! С этими словами она открыла ящик стола, достала оттуда коробку карандашей, и положила ее в сумочку.
— Карандаши Кох-и-нур, — сказала она мне, — в хозяйстве пригодятся.
-13-
— Давай угадаю, что тебе Абрамович поручил, — радостно сказал мне зав. 3-м бюро Пономаренко, — массивы сортировать?
— Да, — удивленно подтвердил я.
— Это он всем поручает, — весело объяснил Пономаренко, — он диссертацию пишет на тему «Тракторостроение и сортировка массивов в условиях планового хозяйства», у него материала пока не хватает.
— Ну, вот твой стол, — сказал Пономаренко, — вот тебе карандаши кох-и-нур, вот тебе бумага. За работу!
-14-
Через час оптимистичный Пономаренко подсел ко мне.
— Ну, как прогресс? – спросил он, иронично разглядывая трактор, который я успел нарисовать за это время, — гомоморфизмы рисуешь?
— Пока нет прогресса, — честно ответил я, — даже идей никаких нет.
— С идеями поможем! – мгновенно ответил Пономаренко, положил на стол свой портфель-дипломат и открыл его. Внутри лежал третий том «Искусства программирования для ЭВМ. Сортировка и поиск» Дональда Кнута. К книжке было бантиком привязано подарочной лентой толстое сверло.
— В хозяйстве пригодится! – подмигнул Пономаренко, — скоро ремонт буду дома делать, пока сверла собираю.
— А бантик почему? – спросил я.
— Сбить с толку, чтобы на проходной не остановили, — объяснил Пономаренко, — это мое ноу-хау.
— А у тебя какие планы на сегодня? – спросил он меня. — Уже присмотрел, что вынести?
— Пока нет, — ответил я ему.
— Понимаю, — ответил веселый Пономаренко, — первый день, еще не созрел. Завтра!
-15-
Через неделю, несмотря на множество черновиков изрисованных тракторами вдоль и поперек, в моей работе не было никакого прогресса.
— Меня очень тревожит то, что в твоей работе нет движения вперед, — говорил мне неунывающий Пономаренко каждый день, — уже сколько ты здесь штаны протираешь, а еще ничего за проходную не вынес. Нехорошо отрываться от коллектива!
— Понимаете, — поделился я с ним, — а что выносить? Мне, в принципе, ничего не нужно.
— Так не бывает, — ответил Пономаренко, — ты просто недостаточно внимания уделяешь проблеме. Ты должен думать об этом все время. Ты должен ходить по территории завода и на все смотреть оценивающе. Смотреть на каждую вещь и спрашивать себя, пригодится она в хозяйстве или не пригодится.
-16-
— Так, мне надоело! – сказал Пономаренко еще через неделю. — Время на раскачку кончилось! Иди погуляй часик по территории и без объекта для выноса назад не возвращайся!
-17-
— Фару возьмешь? – одобряюще спросил он через час, разглядывая мою добычу. — а зачем тебе в хозяйстве фара от трактора?
— Ну, — ответил я, — у меня на балконе света нет. Я дома сижу, думаю о сортировке, листаю книжку Дональда Кнута. А потом выхожу на балкон покурить, а там вечером не почитаешь. Темно! А теперь я из фары лампу для балкона сделаю. И буду тогда Дональда Кнута на балконе читать.
— Дело! – одобрил Пономаренко.
-18-
В пять вечера я, вместе с пятью тысячами других тракторостроителей, приближался к проходной завода. В моем портфеле лежала фара, обернутая в компьютерную распечатку. Сердце мое колотилось, ноги были ватными, и я дико, дико боялся, что меня поймают. Когда я приблизился к вахтерше, молодой девушке с челкой, я стал двигаться рывками, как трактор, у которого засорился карбюратор. На проходной я зачем-то остановился и показал ей свое удостоверение.
— Пропуск надо показывать при входе на территорию, — сказала девушка, изучая мою фотографию, — а при выходе это делать не обязательно.
— Вы студент? — спросила она, посмотрев мне прямо в глаза. — А на каком факультете учитесь?
— На математическом, — ответил я.
— Ой, — обрадовалась она, — а у меня в школе по математике выше тройки ничего не было.
— У меня тоже, — ответил я ей с облегчением, видя, что наш разговор следует по уже знакомой мне канве.
— Да лаааадно, — протянула девушка, — вы, наверное, ужасно умный, да? В мужчинах, — добавила она, — мне нравится прежде всего ум, а уже потом все остальное!
— Знаете, что мне пришло в голову? – продолжила она. — Вы мужчина молодой, неопытный. Давайте я возьму над вами шефство? И буду учить вас разным полезным вещам?
— Давайте! – сказал я. — А каким вещам?
— Понимаете, — ответила девушка, — в мужчине главное – доминантность! И с ней ни в коем случае нельзя бороться. Наоборот, мужчина обязательно должен давать своей доминантности выход!
— И через проходную тоже надо проходить доминантно? – догадался я.
Девушка посмотрела на меня с уважением.
— Вы очень способный ученик, — сказала она.
-19-
— Сделал лампу? – спросил меня Пономаренко на следующий день.
— Нет, — ответил я, — возникла непредвиденная сложность, дома в сети ток переменный, а фара работает от постоянного тока.
— Это да, — мгновенно понял проблему Пономаренко, — надо аккумулятор отсюда вынести.
— А что делать, когда он разрядится? – спросил я.
— Хороший вопрос, — задумался Пономаренко, — нужно зарядное устройство, они бывают двух видов. Есть зарядные устройства с постоянной силой тока, а есть с постоянным напряжением. С первыми намучаешься! Постоянное напряжение лучше!
— Знаешь, — сказал он после паузы, — зарядное устройство делать самому — это плохой вариант. Проще каждую неделю новый аккумулятор выносить! А еще лучше решить проблему раз и навсегда! Вынести двигатель от трактора, поставить на балконе, и он будет заряжать аккумулятор. Пойдешь утром на работу – заведешь двигатель. Вернешься домой вечером – а аккумулятор уже заряжен!
— А как двигатель через проходную пронести? — испугался я. — Он же тяжелый и громоздкий.
— Это да, — согласился Пономаренко, — лучше сразу весь трактор целиком взять. И припарковать его под балконом.
— Трактор целиком? – испугался я.
— Два года назад, — весело рассказывал Пономаренко, — ребята из планового на спор украли трактор. Прицепили к нему прицеп с кирпичом, и на проходную.
— Открывай! – говорят вахтеру.
— А где накладная на кирпич? – спрашивает их вахтер.
— Открывай, твою мать, — это они ему.
— Без накладной не выпущу! – это он им.
— Твою мать! – говорят они ему, и отцепляют прицеп.
— Открывай, бюрократ! – говорят. И выехали за проходную.
— Нет, это не для меня, — сказал я Пономаренко, — я лучше эту чертову фару выкину и не буду больше воровать. Все, я завязываю!
-20-
— Словом, — подытожил я свой длинный рассказ, — моя стажировка на тракторном не увенчалась успехом. Ни новых методов сортировки я не придумал, ни украсть ничего стоящего не получилось. Словом, план «понюхать жизнь» полностью провалился…
— И вот с тех пор, — сказал я Магде, — с тех пор я больше не ворую.
— Класс! – ответила мне Магда, слушавшая мою исповедь с широко раскрытыми глазами, в которых читались изумление и восхищение. — С ума сойти, дас иш фантастиш! Эх, надо было мне родиться в Советском Союзе! Это – моя страна! Пошла бы работать на тракторный…
-21-
Мы с Магдой расплатились и вышли из ресторана. Когда мы отошли от него метров на двадцать, Магда со смехом достала из кармана джинсов солонку и перечницу, которые, судя по всему, она прикарманила в ресторане, слушая мой рассказ. Достала — и выкинула их в урну.
-22-
В этот момент на крыльцо ресторана вышел наш официант, он обвел площадь взглядом, нашел нас, замахал руками и закричал, — Эй, вы!
— Прятаться негде, бежим! – воскликнула Магда и, схватив меня за руку, увлекла за собой.
-23-
Почти каждое криминальное повествование заканчивается погоней, и этот рассказ – не исключение. Мы бежали вдоль улицы Калле Хуан Браво по направлению к замку, а наш преследователь не отставал от нас ни на шаг. Минут через пять, на площади у кафедрального собора, мы с Магдой поняли, что выпили слишком много, что наши силы иссякли и что нужно сдаваться на милость правосудия. Мы остановились, наш преследователь догнал нас и, дыша, как паровоз, протянул мне мой бумажник.
— Вот, — сказал он, едва переводя дыхание, — вы его забыли у нас в ресторане.
