В декабре 1990 года последний раз сели в «оккупантский» поезд Миловице – Москва, а если быть точнее в прицепной вагон Зволен – Москва, обычно курсировал один такой вагон, но в дни вывода войск выдавали два, слишком большой был поток отъезжающих.
Союз тогда трещал по швам, СССР, а, по сути многовековая большая Россия, доживал последние дни, это чувствовалось уже в 1990-м году, хотя еще были надежды, что хоть в какой-то форме страна будет сохранена, но, в 1988 году, переехав чехословацко-советскую границу стрелки часов переводили всего один раз, на два часа восточноевропейское время отставало от московского, поэтому дважды встречали новый год, в 1990 году стрелки часов надо было уже переводить дважды, УССР отказалась от московского времени, только разница была в один час. Вот он первый хоть и небольшой признак начала раздела. Но формально от Чопа до Москвы в декабре 1990 года мы ехали по территории одной, бедной и несчастной, стоящей на грани страны. Поэтому тогда нас встретил Союз, которому оставался примерно один год существования.
В СССР тогда был бардак, очереди, сплошной дефицит, талоны, цены у перекупщиков и частников неимоверно высокие. Регионы экономически отгораживались друг от друга – вводили визитки для собственных жителей, товары отпускали в руки только жителям собственных регионов.
Вспоминаю какой-то обмен денег, крупных купюр, «павловскую» реформу. Но мне еще хорошо запомнилось вот что, а именно очередь в фирменном магазине «Пряник» на проспекте Ленина (в районе бывшего Артучилища) за тульскими пряниками в начале 1991 года, около часа в кассу и еще почти столько же к прилавку, тогда в кассе пробивали чек, с которым надо было идти уже получать товар на прилавке, такая система действовала во многих магазинах. Да уж дожили – бренд тульские пряники и очередь, дефицит, выбросили на продажу. Хотя те пряники казались намного вкуснее. Еще одна очередь за сладкими плавлеными сырками, в ныне несуществующем продуктовом на улице Циолковского, сейчас там располагается магазин «Градус». Еще час времени в очереди и дефицитные сырки у тебя, не скрою, были вкусными. И так было по многим позициям, талоны, дефицит, ограничения. В июле с отцом ездил в Москву, за железнодорожными моделями, на Кузнецкий мост в Детский мир, уже не помню у кого брал там, был там всего раз, вагон цистерна двухосная 50 советских рублей, локомотив стартовая модель – 70 рублей. Вот такие цены были у частников. Кроссовки стоили Бог знает сколько. Жвачки импортные также. Еще в Москве за компанию купили вареную колбасу и соль, в Туле то с этим были проблемы. В этом же году мама устроилась убирать помещение в книжном магазине при «Гарнизонном универмаге», вначале рядом с домом, в соседнем здании, потом через год магазин переехал в центр. В первое время было хорошо тем, что помимо заработной платы, пусть и небольшой, сотрудникам выдавали продуктовый набор, что в дефицитный 1991 год было большим подспорьем, тем более в состав набора входили продукты, которые считались деликатесами или их было трудно достать. Контраст по снабжению, доступности многих вещей был колоссальным в сравнении с Чехословакией, разумеется, не в пользу СССР.
Хотя и говорят в России некоторые, что где родился там и пригодился и кому ты там за бугром нужен. Не могу без иронии относится к этой фразе. В большом городе вначале затерялся, формально я родился в Туле, но никогда не жил ранее, если не считать первые месяцы от рождения и посещения в качестве гостя, так вот никто меня кроме покойной бабушки не ждал, да и то она ждала скорее маму, никому я тут не был нужен, крутись как хочешь. Поначалу и компании своей молодежной не было, иногда, как принято сейчас называть, «тусил» с ребятами из школы, ходили в видеосалоны и т.п. Только через полгода я познакомился с некоторыми ребятами – благодаря тому, что я знал одного ранее, когда еще не жил в Туле, через него. Так постепенно сложилась какая-то своя компания «неудачников» из тех, кто по каким-то причинам не попал в другие или такие же вынужденные переселенцы как я, например, был в ней парень из Баку, смесцовый, с русской фамилией и именем, но с элементами кавказской внешности и национальностью азербайджанец в приписном свидетельстве.
В начале 90-х в Туле было много гопоты, спившихся людей. Контраст был заметен. Хоть и думали мы на одном языке, но менталитет, люди – были другие. Надо было время на адаптацию.
Ехать в Союз я не хотел, мы из-за вывода войск не дожили в Чехословакии полтора года примерно до плановой замены. Перед отъездом были ощущения, как ожидание серьезного и сложного экзамена или контрольной работы, вроде как надеешься на чудо, вдруг отменят, вдруг перенесут, может это будет позднее. Я прекрасно знал, какой бардак тогда царил в умирающем СССР, насколько был контраст в снабжении, уровне жизни. И немаловажно иное, я хоть и был русским, но ощущал себя жителем Восточной Европы, там было все привычным. И это был шок, попасть в совершенно иную среду.
Конечно, все мы, дети приспособились, тем более русский для нас родной, мы были вполне себе приобщены к русской культуре, также смотрели «Ну погоди», «Каникулы в Простоквашино», «В гостях у сказки» и т.п., слушали туже музыку, например, я любил русский рок. Это не мигранты другой культуры. Но мне кажется все равно мы сохраняем в себе особые черты и нашу память по потерянным местам… У нас другой жизненный опыт, иное детство, иные места, в которых оно прошло, иная память, наше детство и отчасти юность остались там – в Восточной Европе… Именно поэтому случайно встречая в жизни или сети человека с подобным опытом, мы невольно относим его к своим, он наш… Недаром люди организуют встречи, можно сказать почти своя самобытная община…
Канал «ПАНТОГРАФ». Фото автора.