В конструкторском отделе холодной штамповки работали два конструктора. Были они меж собою тезками, потому что первого звали Славой и второго звали Славой. Оба создавали штампы, чертя их.
Но по-русски же написал, почему так коряво звучит.
Федор Михайлович Достоевский: «Замечу тоже, что, кажется, ни на одном европейском языке не пишется так трудно, как на русском». («Подросток», глава первая, часть II.)
Чертя их, Слава всеми силами пытался прорваться в ряды коммунистической партии, второй Слава работал и никуда не стремился.
Я попытался пошутить на эту тему, предложив называть одного из них «Слава КПСС», а другого «Слава труду». Аналогичные лозунги попадались тогда на каждом шагу, чаще, чем пивные и аптеки в наше время.
Народ не оценил всю глубину моего юмора. Вместо здорового раскатистого смеха, сослуживцы кривили лицо, словно увидели желтый лимон. Тут до меня и дошло – вы сморозили глупость, поручик, это пошло, низко, недостойно и еще много-много слов на букву «о».
Человек с высшим образованием, ни разу не державший напильник в своих руках, не мог быть членом партии по определению. КПСС тщательно следило за чистотой своих рядов. Классовой чистотой. Пролетариат страны Советов считался передовым классом, партия его авангардом, а всяк, попавший туда приобретал не только ум, честь и совесть, но и квартиру через три года. Бонусом прилагалась тьма разнокалиберных плюшек.
Существовал твердый прейскурант – за пять сознательных рабочих давали только одного инженера, то есть в первичной партийной организации пролетариата должно быть в пять раз больше, чем остальных граждан. Можно эту формулу прочитать не как обычно, а справа налево. Получится следующее: за одного ученого дают пять необразованных.
Справедливый размен.
Странная ситуация – бывший пэтэушник был более ценен, чем бывший студент. Государство затратило на обучение инженера несколько тысяч полновесных советских рублей и немедленно забыло о его существовании. Молодому, полному сил и надежд специалисту доверили заниматься болтами и гайками, но не подпускали ни на миллиметр к органам и рычагам реальной власти. Молодому человеку свойственно переворачивать мир с головы на ноги и обратно. Есть у него такое желание, есть у него избыток энергии. А если он прослушал лекции по истории КПСС, усвоил курс по МЛФ, и сдал государственный экзамен по научному коммунизму, то я первый скажу – достоин.
Нет, говорит самое передовое общество, приведи сначала пятерых друзей, а мы поглядим.
Такая вот таинственная загогулина.
При ближайшем рассмотрении передовой класс оказался вовсе не таким, а вовсе другим. Ближайшее рассмотрение пришло ко мне в 1996 году, когда я устроился слесарем на дробильную фабрику. Пролетарии пропагандировали «один умный вещь» - лучше не работать, чем работать. До 1991 года они любили проявлять пролетарскую непримиримость к людям и недостаткам, но вдруг пробило двенадцать и бронепоезд на запасном пути превратился в тыкву. Непримиримость явилась хамством.
Партия крепила, крепила свои ряды, пока совсем не укрепила. Может быть, надо было набирать не классово ближних, а просто – умных. Зато страна СССР обогатила марксистко-ленинскую науку новым законом: вслед за развитым социализмом следует дикий капитализм. А коммунизм не следует.