Приключилось это в один из тёмных зимних вечеров, уже после войны. Работал Григорий в райцентре электриком на электростанции. Добираться на работу и с работы домой приходилось пешком. По хорошей ровной дороге — семь километров, по дикой местности, через овраги — километра четыре. И хоть тяжеловато было хромому мужику лазить по оврагам, однако же зачастую выбирал он именно этот путь, покороче.
И вот тёмным зимним вечером возвращался Григорий с работы домой, и решил и на сей раз топать неудобным, но коротким путём. Небо было усыпано звёздами, ярко светила луна, с присвистом мела позёмка. На подходе к оврагу услышал Григорий громкий смачный хруст: словно табун лошадей дружно жуёт что-то крепкое и сочное. Уже много позже мужик поразился этому факту, на тот момент почему-то его совсем не удивившему: из-за последствий фронтовой контузии был он сильно туговат на ухо, и значит, никак не должен был слышать то, что отчётливо расслышал тогда.
Но вот спустился он в овраг. А там, прямо на заметаемой снегом тропинке, на расстеленной попоне, сидит огромный голый мужик, держа обеими лапищами большую тыкву и пожирает её прямо с кожурой! Было тут отчего прийти в ужас, однако в Григории вдруг взыграло знаменитое русское упрямство: спустившись-таки в овраг, он потопал прямо по тропке. Когда он переступал через здоровенные волосатые ножищи верзилы, тот прервал свою трапезу и взгляды их встретились. Глаза у голого гиганта были совершенно безумные, звериные. Осознавая внушаемый им трепет, он расплылся в глумливой ухмылке, показывая огромные как у лошади зубы.
Миновав это косматое страшилище, Григорий пошёл дальше — а за спиной его раздался дикий жуткий хохот. Лишь перевалив через край оврага, Григорий сбросил с себя непонятный, словно гипнотический морок, и дрожа от нахлынувшего тёмного ужаса, изо всех сил заспешил домой. Всю дорогу ему пришлось придерживать руками шапку, а как вбежал в избу да глянул в зеркало, то понял, что шапка слетала с макушки из-за вставших дыбом волос.