Бессмертие должно быть идеальным
Чтобы просушить всю нашу одежду, пришлось включить газовый котел на полную мощность. Горячие батареи сделали свое дело. В тот же вечер мы отправились в районную больницу к Константину. Оказалось, что он в реанимации. Я знала, что теперь, по новому положению, там можно было посещать больных. Однако нас долго не хотели пускать. Затем объявили, что пройти может лишь один человек. Естественно, мы выбрали Тихона. Облачившись в бахилы и накидку, он ушел. Мы терпеливо ждали. Через несколько минут Тихон выскочил оттуда как ошпаренный.
- Скорее! Надо привезти круг! Он требует! Иначе, говорит, не успею.
Вышедший за Тихоном врач предупредил, что проносить в реанимацию ничего нельзя. Мы заверили его, что речь идет о символическом круге – судьбы, в которую больной свято верит. Я принялась звонить Саше, а он уже был в городе. Узнав, в чем дело, сосед мой тотчас же отправился за кругом. Тихон пошел в отделение объявить Константину эту радостную весть. Тем временем я пустила в ход все свои связи, а их было немало, чтобы нас пропустили к больному. Всех. Обещала, что будем держаться тише воды, ниже травы.
Константин был окружен вниманием и искренней заботой – оказалось, что у него здесь работал племянник, так что следить за манипуляциями врача-реаниматолога нам не было надобности. Делалось все, и даже более, причем в лучшем виде. Нам разрешили поговорить с больным – собственно, это было в основе нашей просьбы. В коридоре мы оставили, естественно, Нину – по традиции, ведь она не была у нас подопытным кроликом, не находилась под влиянием Черного человека и других жителей непонятного мира. На нее была возложена важная миссия – встретить Сашу с диском и провести к больному.
Константин был очень бледен. Это впечатление усиливала белая простыня, в которую он был завернут.
- Наклонись, - прошептал он.
Просьба была обращена к Тихону.
- Ты какие науки знаешь?
- Технические. Я инженер по специальности.
- А как Земля устроена, знаешь?
- Ну да. Изучали.
- А что такое разлом земной коры, ведаешь?
- Ведаю.
- А что там два мира могут встретиться, понимаешь?
- Вообще-то я слышал об этом. Книги такие читал. Мне это было интересно. Но представить такое практически невозможно.
- А ты представь. И вы все.
Константин попросил нас помочь ему сесть. Он объяснил, что лежа не сможет нам сказать всего, что нужно – слишком много это потребует эмоций. Мы воспользовались тем, что медперсонал отлучился на ужин, и помогли Константину обрести нужное положение и уверенность. Он обвел нас всех взглядом, глубоким – глубоким, и тихо, но с огромной силой чувств сказал:
- Она никогда не была ведьмой. Запомните это. Она была нормальной, прекрасной женщиной. Отзывчивой на чужую боль. Она лечила. Она всем помогала. А ведьмой ее прозвали за уникальные способности. Прозвали те, кто был ленив, завистлив, у кого не было почитателей. Перед кем никогда никто не преклонялся. А в деревне только кинь слово, так и пойдет. Она ведь не обижалась. Это дурак бы обиделся. А она говорила мне – ведьма, значит, ведает. Жизнью. Пониманием своим человеческого предназначения.
- Дедушка, но ведь когда она умирала, говорили, что душа ее долго не могла покинуть тело. Аж крыша трещала, ломалась.
- Да гроза просто была. И сегодня ливень, и вчера вечером. Просто ливень. Погода меняется. Она как женщина капризная. Саша-то где с диском?
- Обещал сейчас быть. Там его встречают.
- Ну дак ладно. Любила ведь она меня. А я, дурак… Ох, и дурак! Такое сокровище мне душу свою доверяло…
Константин устал, попросил принести ему подушки под спину. Я бросилась в терапевтическое отделение к знакомой медсестре Рае, она – к сестре-хозяйке. С горой подушек я выросла на пороге. Одновременно с Ниной и Сашей, чей карман был сильно оттянут вниз. Не побоялся, значит, круг-то волшебный туда положить. В подушках Константин сидел как король на именинах. Он сам так сказал. Мы заулыбались – раз чувство юмора живо, значит, оптимизм никуда не ушел и вполне возможно, что все будет хорошо. Мы, конечно, думали так с большой долей сомнения. Но когда наш больной старичок засунул руку в карман Саши и дотронулся до круга…
- Хотите, спляшу?
Мы остолбенели, ибо это произнес Константин, сидящий на специальной кровати в реанимации, оснащенной… Впрочем, зачем и знать, чем там была оснащена эта его кровать, если он уже готов был с нее спрыгнуть. Такого я не видела никогда.
- Константин, это – круг? Его влияние? – спросил Андрей.
- Дедушка, это что же – все так могут? Если я, скажем, заболею и до него дотронусь, то сразу и выздоровлю? – спросил Тихон, ошарашенный увиденным.
- Так и я, что ли, так смогу?
Вопрос Гарика прозвучал очень, очень тихо, он, видимо, просто не верил в происходящее. Ведь нашего Константина явно пичкали какими-то лекарствами, ставили ему капельницу.
- Это все она, - просто сказал Константин. – Зарядила она этот круг. А я, дурак, не верил. Ни в круг, ни в ее благородство. Все ведь кругом – ведьма, ведьма. Она от отчаяния, я думаю, круг-то и забросила куда-то. А он был заряженный. Я вот чувствую, что зарядка сохранилась. А ведь сколько годов-то прошло. А ну-ка, зовите этих докторов, пусть меня отсель на волю выпускают. Все, все хочу вам рассказать. Эх, и жизнь у нас будет! Самая интересная на свете, вот увидите.
Мы пытались убедить Константина, чтобы он все сразу нам рассказал, потому что было неясно, как отнесутся к его порыву медики. Но он был непреклонен. Ох, как нам не хотелось покидать палату, но пришлось. Мы стали уговаривать главного доктора в реанимации перевести нашего больного в обычную палату, либо вообще отправить его домой. Но он убедил нас, что у больного – лишь временное улучшение, таково обязательное состояние после введения ему лекарств, далее следовал их перечень, и совсем неизвестно, что будет, скажем, через полчаса. Доктор добавил, что он очень не любит рисковать. А поскольку мы все рисковать любили, то решили под каким-либо предлогом удалить врача. Хотя бы на полчаса, ведь в реанимации кроме нашего больного никто более не лежал. Отойдя в сторонку, я звякнула той же Рае и попросила ее выманить нашего доктора. Она заверила меня, что это – проще простого. О методике этого действия я говорить не буду, дабы не подвергать нашего доктора какому-либо дисциплинарному взысканию. Но он исчез, и слава богу. Свобода!
Уход доктора развязал нам руки. А Константину – язык. Он сел поудобнее, положил круг на простыню рядом с собой, и… И мы все расхохотались, потому что тяжелый артефакт надавил на простыню и она поползла вниз, обнажив торс нашего дорогого дедушки, а следом за этим и все остальное. В реанимации-то пребывают, извините, в обнаженном виде. Мы помогли ему вновь завернуться, при этом он стал похож на римского патриция. Поняв это, он как-то приосанился и стал вещать. Заметил прежде всего, что сейчас рассказывать о принципах действия круга довольно просто – есть мобильные телефоны. Мы их, мол, заряжаем. Кончается зарядка – они перестают действовать. Точно так же и круг. Он был заряжен много лет назад. Константин уверен, что мать Поэта не говорила сыну, сколько времени он будет действовать. Поэт думал, что круг вечен. Но однажды она, так называемая ведьма, над этим посмеялась.
- Я тогда у нее спросил – что же, мол, ничего вечного вообще, значит, нет? Никакой такой силы? И Земля наша тоже, значит, когда-то перестанет крутиться-вертеться? А она ответила, что про Землю потом мне скажет. Может быть. Посмотрит, как вести себя буду. А вот круг… Его, мол, зарядить можно. И она знает, как.
Я люблю хоровое пение, когда голоса сливаются воедино и каждый звук, каждая нота наполняется красками, от которых светлеет душа. И наш вопрос – как? – прозвучал хором, как будто финал какой-то замечательной песни. Прозвучал и погас. Без музыкальных аккордов. Аккордом стали слова Гарика:
- А я знаю, как. Я чувствую.
Он задрал свою джинсовую штанину и показал знак – пружину, которую мы видели уже не раз.
- Вот так надо крутиться. Отсюда – сюда. Столько раз, сколько здесь кругов.
- Верно говоришь. Все так, - заметил Константин. – Только если ты покрутишься, энергии в круге не прибавится.
- Прибавится, - запальчиво сказал Гарик. – Поверьте мне. Просто поверьте.
- И почему ты так думаешь? – спросил Андрей, который вел запись на свой диктофон. Никто, правда, этого не заметил, кроме меня. Что ж, такая у него служба.
- Не знаю. Но у меня все получится. Я когда смотрю на этот знак, он всегда прибавляет мне силы. Но там много силы. Слишком много для одного меня. Я часто думал… Нет, я всегда думал – что же во мне такое? И вот теперь… Но ведь это легко проверить. Как только круг потеряет силу, я сделаю все как на рисунке, и… Я прав, дедушка?
- Ты прав, сынок, в догадке своей. Но не совсем. Хотя… Знак-то на тебе, да. А силой-то обладает Тихон. Тихоня наш. Стоит, голоса не подает.
- Так я что? Я слушаю.
- Тихон должен стать этакой-то пружиной.
- Почему Тихон? – спросил Гарик.
Голос его дрожал.
- Так уж она распорядилась. То есть – так она мне сказала. А там кто его знает. Может, передумала потом. Да нет, не может. Ей же надо было тайну сохранить, следы замести. Сынок ее как стал пить, так, думаю, она и решила голову ему заморочить. Чтобы он силу эту тайную не разбазарил.
Однако Константин выразил некое пусть маленькое, почти незаметное, но сомнение – дескать, могла и обоим внукам силу дать. Весы, так сказать, стали немного покачиваться и в сторону Гарика, отчего Нюся, которая, ясно, делала на него ставку, немного ожила и вновь стала посматривать на своего молодого избранника вполне благожелательно. Эх, как хотелось мне сказать во всеуслышание – ну, дескать, подруга, вот закончится эта эпопея, уж я с тобой тогда разберусь.
И все же этот интереснейший разговор стал как-то немного топтаться на одном месте. Словно сосед, который зашел к тебе с какой-то просьбой и никак не может эту просьбу высказать.
- Так что, Константин, этот круг может только лечить?
- Только… Мало вам, что ли. Это же в руки дай хорошему человеку, так сколько он добра людям принесет!
Чувствовалось, что Константин не решается открыть нам еще более тайную тайну. Это для него, думала я, как на подвиг пойти. Неожиданно помог мой сосед Саша.
- Да ты, Костя, про мой черный столб-то им уж расскажи. Не жмись. Я иногда ведь прямо лопаюсь от гордости, что он стоит на моем огороде. Владения мои охраняет.
- Ну, он как раз между моим и вашим огородом стоит, - уточнила я. – Так что и меня охраняет.
- Мой. Я его вкопал.
- А земля-то под ним – наша общая, - не отступала я.
Константин молчал. А потом признался нам, что не может объяснить всего по-научному. Образования нету. Мы попросили его не париться, а рассказать все так, как он это понимает сам. Кстати, оказалось, что он не раз обращался в местные библиотеки – деревенскую и районную – и брал там книги о происхождении нашей планеты, причинах различных катастроф, особенно землетрясений, ураганов и прочих катаклизмов. Пытался одолеть и астрономию, но она ему, как он выразился, не далась.
- А она-то, она-то прямо по звездам ходила! – с восторгом вспоминал он. – Все мне рассказывала. Как у Близнецов гостила. Да с Медведицей разговаривала. Много я чего от нее узнал. Да уж забыл почти все.
- Ладно тебе про звезды-то, - не отступал Саша. – Про столб давай.
Это потом мы узнали, что у Константина не было дома телевизора, он его просто-напросто презирал. За бесовские выходки, как он пояснил. То есть – за бесконечные танцы, игры, песни в исполнении в основном безголосых артистов. Черти, мол, пляшут да играют. А рабочего человека, который всех этих бездельников обслуживает, не показывают, как будто их не существует. Телепередачи и настоящий труд сеятеля, ученого несовместимы. А не имея телевизора, он не смотрел передачи об устройстве Вселенной, жалкие крохи научных открытий, которые все же появляются иногда на голубых экранах. Но эти передачи смотрели мы. И у нас не вызвали особого интереса слова Константина о разломах земной коры. Я еще подумала – что-то тут ведьма немного тормознулась. Или недосказала нечто существенное. Но Константин продолжал нам простыми словами, словно детям, как говорится, на пальцах объяснять, что происходит в этом самом разломе. Ни одно телевидение ни разу нам об этом не говорило.
- Вы вот представьте – разлом. Как бы трещина в земле. Из нашего мира туда жизнь-то проникает. А там и своя жизнь имеется. Так она мне говорила. И вот когда эти жизни встречаются, то образуется… забыл… Да вы не печальтесь, у меня дома в столе тетрадка есть, там это слово записано.
- Может, портал? – осторожно спросил Тихон.
- Точно, портал. И через него можно проникнуть, проскользнуть незаметно в другое из-ме-ре-ние.
Последнее слово он сказал по слогам, как я и написала.
- И там встретиться с другими жизнями, - продолжал он.
- С другими формами жизни, - поправила его Нюся. – А ваш черный столб здесь причем?
- А наш черный столб и указывает, где расположен этот портал, - сказала я.
Ведь это уже давно пришло мне в голову. Именно там мы оказались в ином мире. Причем тела наши, и Саша это видел, пребывали на земле, но мы-то находились вне земных границ.
- Наталья права, - сказал Константин.
- Права-то я права, но не понимаю, как ко всему этому приложить другой артефакт – ступени на Сашином крыльце. От них что, тоже идет какая-то сила?
- И неясно, как этот круг сочетается с порталом, - заметил Андрей.
Он дотронулся до круга и тут же отдернул руку.
- Чего это он горячий такой?
- А возмущается, - просто сказал Саша. – Костя из-за этого и не стал его держать у себя. Как что не по нему, так и вспыхивает. Прямо как человек нервный. Пых, пых!
- Одно тут хорошо. Значит, зарядка еще не кончилась. Полечит людей. У меня, например, давление скачет, - призналась я.
- Конечно, хорошо. Ведь неизвестно, зарядится ли он от Тихона или Гарика, от этого их знака.
- Зарядится, - заверил Константин. – Уже заряжали.
- Кто? – вырвалось у Нюси.
- Я. Саша вон помогал. Только не знал об этом.
- Чего это не знал-то? Тогда я был моложе, догадливей.
Тихон попросил рассказать ему об этом – как-никак, а с ним производили какие-то действия. И вообще он чувствовал себя здесь главным.
- Так мы во двор к вам пришли с Сашей-то, - начал Константин. - А ты там играл. Лет пять тебе было. Саша Зою, маму твою отвлек, а я прокрутил тебя как требуется, вроде как играл с тобой, и все у нас получилось. А Сашке наплел, что Зоя мне нравится, на нее пришел посмотреть.
- Ага. Партизан хренов. А бумажку, где знак был у тебя нарисован, выронил. Я подобрал. Хотел выкинуть, мусор, а ты так затрясся…
Наверное, чтобы уйти от этих воспоминаний, Константин предложил мне полечиться. Я дотронулась до круга. Он ответил мне теплом. Было впечатление, что он со мной разговаривает. Утешает. Успокаивает. Но почему мне просто тепло и хорошо, а Андрею было горячо? Конечно, я об этом спросила. И сама предположила, какие могли быть причины. Андрей спросил тогда про портал. Он хотел заглянуть за какие-то пределы, куда путь нам пока закрыт. И будет ли когда-нибудь открыт, неизвестно. Константин заверил нас, что и ему это тоже неизвестно. Причем сказал это так горячо, что нам стало за него страшно – как бы ему снова не понадобилась помощь медиков. При этом я ему не поверила. И Нюся тоже. Она вообще нервно ходила туда-сюда, так, что чуть не сбила с ног аппарат для очистки воздуха – он покатился в угол на двух своих колесиках. А потом она развернулась, подошла к Константину, схватила его за простыню, словно хотела ее сдернуть, и каким-то противным, скрипучим от нервного напряжения голосом спросила:
- А как же бессмертие? Где оно? Что эта ведьма говорила вам про вечную жизнь?
Во время этой немой сцены вошел доктор и, увидев, что мы еще здесь, попросил всех немедленно удалиться. Мы заверили его, что больному хорошо как никогда и это случилось благодаря его усилиям, что мы уверены в полном его выздоровлении и так далее. Доктор, у которого лапша покрывала все уши, буквально вытолкал нас по одному за дверь. Мы уходили, а я думала о том, что еще несколько дней назад жила себе спокойно, уверенно, строила планы, верила в свою подругу, начавшую писать детективы и влюбившуюся в молодого человека, только-только вышедшего из юношеского возраста. И вот исчезло спокойствие, стало абсурдным строить планы и быть уверенной в людях, даже если ты знаешь их сто лет. Жизнь совершенно непредсказуема и полна таких тайн и неожиданных поворотов, от которых вздрагивает сердце и в полную неизвестность летит душа.
И никто из нас – ни я со своими мыслями о высоком, ни мои спутники, думающие, уверена, над вопросом Нюси, ни сама Нюся не заметили, как опасливо поглядывала на нас медсестра, вышедшая из палаты реанимации, как странно она двигалась – все боком, боком, словно ее давил какой-то тяжелый груз. Правда, это заметил доктор, о чем и доложил нам позже. Слишком поздно, как тогда подумали мы. Но когда уходили, никакими сомнениями не тяготились – знали, что уходим всего на несколько часов, передохнуть, а утром вернемся к нашему больному.
(Продолжение следует.)
