Общеизвестно, что государство самым тесным образом связано с правом, что, прежде всего, выражается в том, что все наиболее важные государственные решения принимаются с использованием юридических норм. Революционные события 1917 г., несмотря на свой внешний радикализм, не смогли полностью разорвать связь крестьянских правовых традиций. Наоборот, наблюдались определенные элементы преемственности обычного права в первое постреволюционное десятилетие.
При этом в советской историографии доминировала точка зрения о том, что советское право не имело связи с юридической историей России. Однако были представлены и точки зрения ученых, считающих, что преемственность в развитии права присутствовала. Так, по мнению М.А. Рейснера при капитализме существовало не только буржуазное право, но также пролетарское и крестьянское право. Автор считал, что при капитализме доминирующее положение занимает право буржуазии, при советской власти - пролетарское право. Очевидно, что формирование рабочего и крестьянского права при буржуазии подразумевает его сохранение при диктатуре пролетариата, т.е. наблюдаются элементы преемственности. Н. Неновски отмечал, что преемственность в праве – явление объективно необходимое, без нее нет развития. Т.Е. Новицкая констатировала, что после революции 1917 г. продолжалось использование дооктябрьских норм права. По ее обоснованному мнению «использование это было двояким: во-первых, сознательное восприятие пролетарским правом всех достижений старого; во-вторых, вынужденное применение в течение известного времени новым государством отдельных его норм».
В постсоветской историографии наблюдается усиление позиций сторонников преемственности между советским правом и всем предшествующим правом России. В.Н. Синюков справедливо отмечает, что «советское право – это не казус, не политическая ошибка, а закономерное явление, теснейшим образом связанное со всем предшествующим развитием русского права». По мнению В.А. Рыбакова «преемственность в праве является закономерностью его развития, и советское право в этом отношении не исключение».
Таким образом, преемственные связи присутствовали, что подтверждается в советском законодательстве. В частности, обычное право применялось при решении земельных споров, что нашло свое закрепление в ст. 8 и 77 Земельного кодекса РСФСР 1922 г. Ранее в декрете «О земле» нашли отражение такие элементы обычного права как разделы земли по трудовой или потребительской норме.
В архивных материалах также можно найти информацию о том, что связи с дореволюционным юридическим прошлым не были разорваны окончательно. По всей видимости, этого и не могло произойти, т.к. развитие общества не может начаться с чистого листа, неизбежно будут сохраняться (и развиваться) элементы прошлого юридического опыта. Большевики понимали, что длительное существование правового вакуума может привести к хаосу, поэтому уже 21 марта 1918 г. судебный отдел Карачевского совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов Орловской губернии незамедлительно предлагал «приступить к организации волостного суда; о лицах, вошедших в состав суда сообщить в судебный отдел Карачевского совета».
Волостной суд должен был руководствоваться в своей деятельности совестью, обычным правом, новыми законами и революционным правосознанием. Упоминание обычного права еще раз доказывает невозможность радикального отказа от испытанных временем способов разрешения возникающих проблем. Состав волостной суд насчитывал трех человек, заседания должны были проводиться регулярно, не менее двух раз в месяц в определенные дни. Ведение делопроизводства также входило в круг обязанностей членов суда. При этом в «Инструкции об организации Советской власти в волостях», опубликованной в Вестнике комиссариата внутренних дел от 14 февраля1918 г. № 5 указывалось, что «… ведется особая книга жалоб и решений (образец прежний); для судебных дел, разбираемых в волостном Совете крестьянских депутатов, заводится по такому же образцу».
Для оптимального функционирования новой судебной системы был необходим и обновленный состав народных заседателей. Требования к народным заседателям выдвигались в соответствии с духом и временем революционной эпохи. Так, в циркуляре Карачевского уездного комиссариата юстиции от 25 июля 1919 г. №1068 указывалось, что «в общий список должны быть внесены в алфавитном порядке все избранные волостным советом граждане в числе двух лиц от каждого села и деревни волости, достигшие 21 года и не старше 70 лет, имеющие постоянное жительство в волости и преимущественно грамотные. В списки не могут быть внесены: 1) состоящие под судом и следствием; 2) исключенные из общества по приговорам за порочное поведение; 3) состоящие под опекой за расточительность; 4) слепые, глухие, немые и лишенные рассудка; 5) лица явно контрреволюционного образа мыслей». Большинство из перечисленных требований существовали и раньше, но, понятно, что отбор по контрреволюционному образу мыслей не производился.
Таким образом, главное внимание в архивных документах постреволюционной эпохи уделялось тому, чтобы советский суд стал судебным органом пролетарской диктатуры. При решении дел суды должны были руководствоваться декретами Советской власти и лишь в случае их отсутствия применять нормы обычного права. Можно согласиться с мнением Т.Е. Новицкой, что «факт, что наряду с декретами Советской власти в России источником права было революционное правосознание, оказал значительное влияние на использование норм дореволюционного права, во многом ускорил запрещение в законодательном порядке ссылок судами на законы свергнутых правительств». Одновременно нельзя и отрицать очевидное - элементы крестьянского обычного права сохранялись и первоначально использовались в юридической практике советской власти.