Панэтий Родосский

Жизнь. Сочинения. Учение.

Панэтий Родосский (Παναίτιος ὁ Ῥόδιος, ок. 185/180 до н.э. – ок. 110/109 до н.э.) – философ-стоик, родоначальник Средней Стои, учитель Посидония.

Биография

Панэтий, сын Никагора, принадлежал к старинному и влиятельному роду жрецов и военачальников из города Линд на Родосе (Страбон XIV 2,13; Index StoicorumHerculanensis = ISH col. 55) и сам был приписан к коллегии жрецов Посейдона Гиппия, о чем свидетельствуют эпиграфические данные [Blinkenberg 1941].

Первые сведения о стоическом учении Панэтию, вероятно, сообщил основатель Пергамской грамматической школы Кратет из Малла, – хотя Страбон (которого Панэтий мог слушать во второй половине 160-х гг.) говорит об этом не вполне уверенно (XIV 5, 16). Затем Панэтий переехал в Афины, где он слушал главу стоической школы Диогена Вавилонского (Суда, под словом Παναίτιος), видимо, во второй половине 150-х гг. (Диоген умер ок. 150 г.), а затем его преемника Антипатра из Тарса (Цицерон. О дивинации I 6).

Вероятно, начиная с середины 140-х гг. Панэтий регулярно посещал Рим, где познакомился с влиятельным государственным деятелем Сципионом Эмилианом (возможно, через историка Полибия – Суда, под словом Παναίτιος) и с его эллинофильским окружением – Гаем Лелием, Квинтом Муцием Сцеволой, Публием Рутилием Руфом, Квинтом Элием Тубероном. Все они стали друзьями Панэтия; с Тубероном он поддерживал переписку (Цицерон. О государстве I 15; 34; Об обязанностях III 10; и др.). Сципион поселил Панэтия в своем доме и стал его близким другом (Цицерон. В защиту Мурены 66; Об обязанностях I 90); он часто беседовал с Панэтием в присутствии Полибия (Цицерон. О государстве I 34), видимо, тоже жившего в доме Сципиона. Латинским языком Панэтий овладел настолько хорошо, что со знанием дела отзывался о стихах Аппия Клавдия (Цицерон. Тускуланские беседы IV 4). Панэтий довольно долго жил «то в Риме, то в Афинах» (ISH col. 63), и приезжал в Рим, как минимум, еще в середине 130-х гг. Во второй половине 140-х гг. Панэтий сопровождал Сципиона в длительной дипломатической поездке; помимо прочего они посетили Александрию, Родос, Кипр, Сирию и Грецию (Цицерон. О государстве III 48; VI 11; Плутарх. Изречения царей и полководцев 200 е – 201 а; О том, что философу более всего надлежит беседовать с правителями 777 а). Не без влияния Панэтия в кружке Сципиона стал оформляться тот круг ценностей, смысл которых Цицерон позже выразил в понятии humanitas: человек тем более достоин уважения, чем полнее он реализовал свои способности, оформленные как риторическое совершенство, благовоспитанность и общая «цивилизованность» (Цицерон. Об ораторе I 33; 71; II 85–86; III 58; 94; Квинтилиан. Наставление оратору II 15,33).

В 129 г., после смерти Антипатра, Панэтий возглавил стоическую школу (ISH col. 53). Ему было предложено афинское гражданство, но он отказался под тем предлогом, что мудрому человеку достаточно одной родины (Плутарх. Комм. к «Трудам и дням» Гесиода, фрг. 86 Sandbach). Когда известный политический деятель и оратор Луций Лициний Красс, будучи квестором, посетил Афины, он застал во главе стоической школы уже не Панэтия, а Мнесарха (Цицерон. Об ораторе I 45). Квестура Красса, как принято считать, приходилась на 110–109 гг. На основании этих двух обстоятельств большинство исследователей склоняются к мнению, что Панэтий умер не позже 109 г. (стоические схолархи, как правило, руководили школой вплоть до самой смерти). Однако есть и другая версия. По мнению ее сторонников [Philippson 1929; Pohlenz 1949], из сообщения Цицерона (Об обязанностях I 90) якобы следует, что трактат «О надлежащем» был опубликован Панэтием после смерти Сципиона, т.е. в 129 г.; а по сообщению Посидония (Там же, III 8) Панэтий после публикации данного трактата прожил еще 30 лет. Поэтому они заключили, что Панэтий вполне мог прожить до 99 г., а в 109 г. просто оставил руководство школой. Однако данная гипотеза не находит подтверждения: из указанного места трактата «Об обязанностях» (I 90) никак не следует, что трактат «О надлежащем» был опубликован Панэтием после смерти Сципиона.

Теперь мы можем попытаться уточнить дату рождения Панэтия. Если допустить, что Кратет из Малла провел начало 160-х гг. в Риме (как это следует из сообщения Светония, «О грамматиках и риторах» 2), то учиться у него в Пергаме Панэтий мог не ранее середины 160-х гг.; тогда год рождения Панэтия – ок. 185 г. или чуть позже. Если это было в конце 160-х гг., тогда рождение можно относить к самому концу 180 гг. Вероятная ошибочность сообщения Светония (пославший Кратета в Рим пергамский царь Аттал II взошел на трон в 160/159 г.) не меняет существа дела: Панэтий мог слушать Кратета в те же годы до его отъезда в Рим; впрочем, ничто не мешает предположить, что Панэтий слушал Кратета после 159 г. Из всей совокупности свидетельств можно сделать вывод, что Панэтий не был заметно старше (в отличие от Полибия) или заметно младше Сципиона, родившегося ок. 185 г. Таким образом, дата рождения 185/180 г. представляется весьма вероятной.

Сочинения

Ни одно из сочинений Панэтия не сохранилось даже во фрагментах, и дословными цитатами мы не располагаем. По названиям известны следующие его произведения. Физика. «О провидении» (Περὶ προνοίας – Цицерон. Письма к Аттику XIII 8); этот трактат Цицерон в 45 г. просил прислать ему и, возможно, использовал его при работе над своим сочинением «О природе богов». Этика. «О надлежащем» (Περὶ τοῦκαθήκοντος – Цицерон. Письма к Аттику XVI 11,4; Об обязанностях III 7–10), 3 кн.; это не законченное сочинение послужило источником первых двух книг трактата Цицерона «Об обязанностях». Трактат «О благодушии» (Περὶ εὐθυμίας – Диоген Лаэртий IX 20); предположительно, был посвящен теме спокойствия, или безмятежности, души. Наконец, послание к Туберону включало рассуждение о том, как следует переносить скорбь (Цицерон. О пределах блага и зла IV 23). История философии: «О школах» (Περὶ τῶναἱρέσεων – Диоген Лаэртий II 87); «О Сократе» (Περὶ Σωκράτους – Плутарх. Аристид 27). Возможно, Панэтий написал сочинение о государственном устройстве (Цицерон. О законах III 13–14). Возможно также, что он составил географическое описание побережья Италии к северу от Липарских островов (Иоанн Лидиец. О месяцах IV 115); Плиний Старший упоминает Панэтия (Естественная история I 5 c; 6 c) в числе тех авторов, трудами которых он пользовался при написании пятой и шестой книг своей «Истории».

До нас дошли только пересказы мнений Панэтия, оценочные суждения и фактические сообщения о нем, которых в совокупности наберется примерно полторы сотни. Главные источники: Цицерон (основная часть текстов), Плутарх, Диоген Лаэртий. Вследствие скудости и отрывочности этих материалов исследователи во многих случаях вынуждены ограничиваться предположениями. Здесь следует коснуться методики отбора текстов. Доксографический оптимизм Поленца далеко не всегда оправдан. Стремясь реконструировать учение Панэтия из его духа, а не из одних лишь достоверных данных, Поленц получает картину, конечно, более богатую, но настолько же менее надежную. В целом я придерживаюсь более взвешенного принципа Ван Страатена [van Straaten 1952]: опираться на те тексты, аутентичность которых в качестве мнений Панэтия несомненна или в значительной мере вероятна.

С Панэтием стоическая школа вступила в новый период, который принято называть Средней Стоей. Панэтий стал первым крупным реформатором стоицизма, существенно изменившим некоторые положения школьной доктрины. Источником ее обогащения он, видимо, считал платонизм и в первую очередь учение Платона о душе. О преклонении Панэтия перед Платоном сообщает Цицерон: «Он неизменно называет Платона божественным, мудрейшим, святейшим, Гомером среди философов» (Тускуланские беседы I 79). Прокл (вероятно, с излишней категоричностью) прямо зачисляет Панэтия в платоники: «Панэтий и некоторые другие платоники» (Комм. к «Тимею» I p. 162, 12 Diehl: Παναίτιος… καὶ ἄλλοι τινὲς τῶν Πλατωνικῶν). Впрочем, Панэтий постоянно ссылался не только на Платона, но и на Аристотеля, Ксенократа, Теофраста и Дикеарха (Цицерон. О пределах блага и зла IV 79). О сильных платонических и перипатетических симпатиях Панэтия упоминает и Геркуланейский список стоиков (ISH col. 61). Хотя учение Панэтия может показаться несколько эклектичным, в основах своего мироощущения он оставался стоиком и в подавляющем большинстве доксографических свидетельств считался таковым. Более того, Сенека (Письма к Луцилию 33,4) ставит Панэтия в один ряд с Зеноном, Клеанфом, Хрисиппом и Посидонием, а Цицерон, склонный превозносить Панэтия, называет его «предводителем стоического учения» (О дивинации I 6). Вместе с тем, столь же несомненно, что Панэтий отошел от раннестоической доктрины в некоторых пунктах космологии и в учении о душе, а также, видимо, стремился смягчить жесткий ригоризм раннестоических этических принципов (Цицерон. О пределах блага и зла IV 79).

Панэтий проявлял большой интерес к истории философии. В сочинении «О школах» он, в частности, разбирал систему целеполагания киренаиков (Диоген Лаэртий II 87). Также он занимался проблемой подлинности сочинений сократиков; из сократических диалогов он признавал подлинными только сочинения Платона, Ксенофонта, Антисфена и Эсхина (Диоген Лаэртий II 64). Возможно, что Сократа Панэтий считал своего рода ключевым пунктом, к которому восходят традиции многих философских школ, – вероятная тема сочинения «О Сократе». По словам Горация (Оды I 29,13–14), Икций, управляющий имениями Агриппы в Сицилии, скупив книги Панэтия, приобрел вместе с ними и сократову мудрость. Кроме того, Панэтия интересовала подлинность сочинений некоторых стоиков. В частности, он считал, что Аристону Хиосскому принадлежат только «Письма» (или «Письма к Клеанфу»), а все прочие приписанные ему сочинения относятся к Аристону-перипатетику (Диоген Лаэртий VII 163).

Учение: этическая часть

Конечная цель и первичные побуждения. Конечная цель – «жить согласно побуждениям, данным нам природой (κατὰ τὰς δεδομένας ἡμῖν ἐκ φύσεως ἀφορμάς)» (Климент Александрийский. Строматы II 21, 129). Формально это определение отличается от раннестоических определений, но по смыслу с ними перекликается. Возможно, пояснение именно этой формулы Панэтия дает Цицерон: «Следует поступать так, чтобы мы не противились всеобщей природе и, тем не менее, сохраняя ее, следовали своей собственной [человеческой]… Ведь не стоит ни противиться природе, ни стремиться к тому, чего достичь не можешь» (Об обязанностях I 110).

Цицерон достаточно подробно говорит и о самих первичных побуждениях. Первым побуждением, которым природа наделила каждое живое существо, является стремление к индивидуальному самосохранению, к порождению потомства и воспроизведению своего рода. У человека это побуждение приобретает рациональный характер и становится важным фактором социализации, сближения с другими людьми. Далее, человеку свойственны: склонность исследовать истину, склонность к главенству и обретению величия духа, а также склонность к сохранению красоты и порядка в намерениях и поступках (Об обязанностях I 11–14). Следует отметить, что если первое побуждение вполне соответствует раннестоической концепции «первичной склонности», то прочие уже выходят за ее пределы, но все они так или иначе диктуются «природой» и «логосом», – как всеобщими, так и собственно человеческими.

Нравственно-прекрасное и надлежащее. Результатом следования природным побуждениям является «нравственно-прекрасное» (καλόν = honestum) – ибо все, чего природа требует от человека, разумно, а потому нравственно-прекрасно; это и есть высшее подлинное благо, тождественное конечной цели (Цицерон. Об обязанностях I 14; III 12). «Надлежащее» в поступках передается понятием «подобающее» (πρέπον = aptum, decorum) (ib. I 14; I 126 – не включает Ван Страатен; ср. I 93–101 = 87/107), которое служит своего рода внешним выражением нравственно-прекрасного. По сообщению Цицерона (Письма к Аттику XVI 11,4; Об обязанностях III 7–10), в трактате «О надлежащем» Панэтий предлагал выявлять надлежащие действия с помощью трех оценок: 1) является ли действие нравственно-правильным или нравственно-неправильным; 2) является ли оно полезным или бесполезным; 3) что выбрать, если нравственность действия вступает в конфликт с его полезностью. Как сообщает Цицерон, Панэтий основательно разобрал первые два вопроса, но не дошел до третьего, который разобрал его ученик Посидоний. Вместе с тем, Панэтий (как впоследствии и Посидоний) был склонен расширять сферу целеполагания за счет «первичного по природе» и тех «внешних» благ, которые ранние стоики причисляли к вещам «безразличным», но соответствующим природе: «Панэтий и Посидоний говорят, что одной добродетели не достаточно [для счастья], а необходимы еще здоровье, средства на жизнь и сила» (Диоген Лаэртий VII 128 ср. 103).

Добродетели. Основой нравственно-прекрасного и надлежащего служат добродетели. Если у ранних стоиков добродетель и ее разновидности отождествлялись со знанием, то Панэтий связывал их с первичными побуждениями. На основе первичных влечений формируются четыре добродетели: разумность (φρόνησις = prudentia, sapientia), справедливость (δικαιοσύνη = justitia), благоразумие (здравомыслие, умеренность – σωφροσύνη = temperantia), позволяющее поддерживать красоту и порядок в намерениях и поступках, и мужество (ἀνδρεία = fortitudo) (Цицерон. Об обязанностях I 14–20; 93 сл). Согласно сообщению Диогена Лаэртия (VII 92), Панэтий делил добродетели на теоретические и практические. Если это верно, то можно предположить, что разумность считалась теоретической добродетелью, а три прочие – практическими; косвенным образом эту классификацию подтверждает Цицерон (Об обязанностях I 16–17). Далее, Панэтий особо выделяет добродетель «величия души» (μεγαλοψυχία = magnitudo animi), позволяющую быть выше всех превратностей судьбы (Там же, I 66). В раннестоической классификации добродетелей «величие души» считалось разновидностью мужества. Панэтий, насколько можно судить, придавал «величию души» самостоятельное значение (и, возможно, считал, что данной добродетелью обладал Сципион); это новшество было закреплено в этике Поздней Стои, где «величие души» занимает высокое положение.

Страсти. Сложно сказать, как Панэтий трактовал «апатию», которую Ранняя Стоя приравнивала к полному отсутствию страстей, доступному только для мудреца. С одной стороны, мы имеем сообщение Авла Геллия (Аттические ночи XII 5,10), гласящее: «По мнению Панэтия, мужа влиятельного и ученого, “апатия” осуждается и отвергается (inprobata abiectaque est)». С другой стороны, как сообщает Цицерон, Панэтий считал, что следует «обуздывать смятенные движения души (cohibere motus animi turbatos)» (Об обязанностях II 18) и «быть свободным от любых душевных смятений (vacandum… omniest animi perturbatione)» (Там же, I 69). Если Авл Гелий приписывал Панэтию понимание «апатии» как полной «нечувствительности» к страстям, то он, несомненно, ошибался. Для стоиков «апатия» вовсе не тождественна «бесчувствию». Более того, мудрец – тоже человек и не может не чувствовать того же, что и всякий другой, – хотя, в отличие от прочих людей, он не позволяет своим ощущениям развиваться в страсти: «И в душе мудреца, – как говорил Зенон, – остается рубец, даже когда рана зажила. Поэтому он чувствует какие-то подобия и тени страстей, но самих страстей избегает» (Сенека. О гневе I 16, 7 ср. О постоянстве мудреца 3; 10; 19). Возможно, такого же мнения придерживался и Панэтий. По сообщению Секста Эмпирика (Против ученых XI 73), Панэтий выделял два вида наслаждения – согласное с природой и противное природе. К первому виду он, вероятно, относил «благострастие» (εὐπάθεια); в раннестоической концепции этим термином (который в корпусе текстов самого Панэтия не встречается) обозначались благие эмоции, присущие мудрецу.

Мудрец. Самого мудреца Панэтий вряд ли считал чем-то реальным (ср. Сенека. Письма к Луцилию 116,5; Цицерон. Об обязанностях I 46) и, скорее всего, видел в нем лишь отвлеченный нравственный идеал. Если считать текст Цицерона (Об обязанностях III 13 ср. I 46), – гласящий, что даже обычные люди, не достигшие мудрости, могут обладать какими-то «подобиями нравственной красоты (similitudines honesti)», – продолжением изложения мнений Панэтия, то допустимо предположить, что Панэтий придавал нравственную ценность самому стремлению к идеалу, то есть «продвижению» к добродетели.

Политика и история. Знакомство с Полибием должно было значительно расширить политический и исторический кругозор Панэтия. Цицерон (О государстве I 34) называет Полибия и Панэтия «самыми искушенными в государственных вопросах (peritissimi rerum civilium)». Этику Панэтия связывает с его политическими воззрениями первичная склонность людей к совместной жизни. «Природа силой разума сближает человека с человеком», способствует «общности речи и жизни» (Цицерон. Об обязанностях I 12); люди «собирались вместе по велению природы» (Там же, II 73). Но это не единственная причина. Основывать государства людей побуждало еще и стремление обезопасить свое имущество и обеспечить равноправие (Там же, II 73; 41–42). Видимо, Панэтий считал, что если общность между всеми людьми существует по природе, то конкретные сообщества и государства формируются по договоренности в силу специфических потребностей. В отличие от ранних стоиков, мечтавших о всемирном «космополисе», он полагал, что существование отдельных сообществ и государств оправдано и полезно, поскольку в них находит свое практическое проявление общее единство. Самой предпочтительной формой правления Панэтий, видимо, считал римское государственное устройство, о котором много беседовал со Сципионом (Цицерон. О государстве I 34). Должностные лица обязаны понимать, что им надлежит поддерживать достоинство сообщества, которое они представляют, и строго соблюдать законы (Цицерон. Об обязанностях I 124). В делах судебных, подчеркивал Панэтий, всегда нужно следовать правде и справедливости (Там же, II 51). Если говорить об исторических интересах Панэтия (помимо историко-философских), то они были, по-видимому, достаточно обширны и тоже имели этическую подоплеку. В частности, он рассуждал о том, что такие правители и полководцы, как Фемистокл, Перикл, Кир, Агесилай и Александр Македонский, не могли бы совершать свои великие деяния без помощи людей (Цицерон. Об обязанностях II 16). Несомненно, что Панэтий не мог бы пространно беседовать со Сципионом о римском государственном устройстве, не имея хотя бы общего представления об истории Рима. Однако даже предположить, была ли у Панэтия какая-либо целостная историческая концепция (как, скажем, у Полибия), на основании сохранившихся свидетельств невозможно.

Автор: А.А. Столяров 

Подробнее об учениях Панэтия читайте на сайте Электронной философской энциклопедии.