Их отряд, наконец, дошел до какого-то городишки. Солдаты, грязные и уставшие, осматривались, осторожно пробираясь по опустевшим улицам. Дымящиеся кое-где развалины, осколки кирпича. Дома смотрели на пришельцев пустыми, черными глазницами разбитых окон. Круглые, квадратные, арочные окна удивленно и испуганно следили за мужчинами, ожидая новых разрушений.
-Козлов, Денисов! Осмотрите этот дом. Если подойдет для ночевки, размещайте людей!
-Есть!
Два бойца, прикрывая друг друга, открыли тяжелую, деревянную дверь двухэтажного дома с завитушками на фасаде.
Темная прихожая с небольшим лакированным столиком, пустая вешалка с обломанными крючками, следы пуль на стенах.
Прихожая была соединена с гостиной небольшим коридором. Вдоль стен раньше висели то ли картины, то ли фотографии в больших рамках. Но сейчас от них остались лишь темные квадраты на обоях.
-На первом этаже никого! – тихо сказал Андрей Козлов и указал другу жестом, что пора обследовать второй этаж.
Андрей, крупный, мускулистый боец, чувствовал себя на войне, как дома. Ловкий, наблюдательный и физически сильный, он с легкостью переносил все тяготы такой жизни. Только иногда, вечером, у костра, его лицо менялось. С него как будто стирали уверенность и жизнерадостность. Глаза тускнели, уголки губ опускались, сердце сжималось от тоски. Оно кровоточило воспоминаниями, рисуя образы тех, кто уже больше никогда не пожмет парню руку, не хлопнет его по плечу. Все бойцы, которых он потерял за эти несколько лет, как будто садились с ним вокруг огня и молчали. Слова были лишними.
Иван Денисов, щуплый паренек с вытянутым, скуластым лицом, попал в этот отряд после госпиталя. Контузия и ранения отправили Ивана на больничную койку на удивительно долгий срок. А вернувшись в ряды армии, худенький Ваня заново учился не бояться ложившихся рядом пуль, ползти по земле так, чтобы полностью слиться с ней, растворившись в пыли.
Иван попал в подразделение Андрея. Скоро ребята стали друзьями. Каждый из них интуитивно чувствовал в другом то, чего не хватало самому.
И вот теперь они оказались вместе в этом заброшенном, разоренном войной доме.
Ваня раньше жил в городской коммуналке. Дом разделили на комнаты, расселив в эти ячейки людей, словно рабочих пчелок в соты. Парень часто вспоминал ту жизнь. Она оборвалась, закончилась совсем недавно, а казалось, что это было вечность назад.
Где теперь его соседи? Висит ли до сих пор географическая карта на стене у кровати, хранит ли буфет аромат ванильных сушек, которые всегда были в запасе у матери? Кто знает…
-Проверь западную сторону! – шепотом велел Андрей. Иван кивнул и, осторожно ступая по битому стеклу, пошел вдоль стен коридора. Там было две двери.
Открыв одну, Ваня обнаружил лишь пустые полки кладовой. Вторая дверь, с отполированной тысячами прикосновений ручкой, красивой, дубовой обивкой, вела в небольшую комнату с окном почти во всю стену.
Солнечные лучи, вдруг вынырнувшие из-за тяжелых туч, заставили бойца на миг зажмуриться. Прикрыв глаза рукой, он стал обследовать комнату. Письменный стол, расколотый ударами топора, теперь жалкой грудой лежал на полу. Часы на стене навечно остановились, показывая без четверти десять. Чей-то меткий выстрел заставил механизм замереть.
Солдат осторожно отодвинул штору, отгораживающую дальний угол. Там стояла продавленная, старая кровать, с голым матрасом. А еще ящик. Достаточно глубокий, с железными скобами по углам. Замок давно сорвали.
Мужчина осторожно откинул тяжелую крышку, заглянул внутрь и удивленно хмыкнул.
Внутри лежали старые, почти полностью выдавленные тюбики масляных художественных красок, засохшие кисти, мастихины и еще что-то.
Иван заворожено смотрел на нехитрое богатство, потом протянул руку и, выхватив один из тюбиков, отвинтил крышку.
-Еще не высохли! – по-детски радостно прошептал он.
И тут раздался голос Андрея.
-Эй! Ну, как там у тебя?
-У меня все нормально. Но ничего толкового нет, - Иван решил не рассказывать товарищу про свою находку.
Один из соседей Вани по коммуналке, пожилой Петр Евгеньевич, был художником. Он преподавал в какой-то школе, а по вечерам вынимал из старого комода свои сокровища и рисовал. Большей частью это были пейзажи. Летние, зимние, осенние, солнечные или пасмурные – все было на его картинах. Ваня тихо садился рядом и, чуть дыша, следил за кистью. Ему открывались тайны смешения оттенков и превращения плоских линий в нечто объемное, живое. Когда Иван немного подрос, Петр Евгеньевич стал потихоньку учить мальчика всем премудростям живописи. Ненавязчиво, не требуя шедевров, он привил Ивану любовь к написанию картин. Мир из серого, угрюмого, стал превращаться в бесчисленную, изменчивую гамму полутонов.
-Все пройдет. Цветок завянет, женщина состарится, а огонь потухнет. Но ты можешь продлить жизнь своим воспоминаниям, украсить их. У тебя есть талант, мой мальчик! Не зарывай его в землю! Рисуй для счастья, своего или других, всё равно.
Где теперь тот старенький художник, Иван и не знал…
Ваня моргнул, отгоняя воспоминания, и вышел в коридор.
-Что пальцы такие черные? – наблюдательный Андрей сразу увидел пятна краски на руках товарища.
-А… Это я там старый сундук открыл. В какой-то он краске был.
-Ладно, зови ребят, пора к ночевке готовиться.
Уже через два часа, сидя на полу, солдаты ели хлеб и консервы. Все молчали. Последний переход лишил всех желания тратить силы на болтовню.
Андрей, сидя чуть в стороне, смотрел в окно. Дождь бил в осколки стекла, заливал подоконник. Тучи бежали по небу, рвались на части, сталкивались, а потом опять расползались, расставаясь навеки. Часть этих облаков скоро исчезнет, выпав на землю дождем и туманом, другие улетят далеко на восток, и вернуться сюда им будет не суждено.
Так и в жизни Андрея. Кто-то исчезал, растворялся в ночной тьме, превращаясь в тлен, кто-то проходил мимо, слегка соприкоснувшись с его судьбой, оставляя на ней едва заметную полоску.
Так было с Агнией.
Красивая, гордая, строгая связистка не подпускала мужчину к себе. Она как будто специально оказывалась с Андреем в одном и том же месте, дразня его. Казалось, протяни руку, и коснешься ее бледной, по-детски нежной кожи. Но Агния не позволяла, воздвигая вокруг себя стену надменного молчания.
Ваня видел, как преображается Андрей при появлении Агнии. Черты лица из суровых становятся мягкими, глаза с надеждой ищут ее взгляд, а потом, не дождавшись, блекнут, сереют.
А потом Агния вдруг исчезла. Говорили, что ее перевели в другое подразделение.
С тех пор прошло несколько месяцев. Бойцы все шагали и шагали, утаптывая землю своими сапогами.
Уже в середине июля отряд, где служили Козлов и Денисов, остановился, разбив лагерь в перелеске.
Начальство вызвало Андрея для какого-то поручения, но того нигде не могли найти.
Иван решил обойти перелесок и найти друга. Тропинка вывела парня к небольшому полю. Когда-то здесь выращивали кукурузу, но теперь поле заросло сочной, высокой травой, среди которой солнце расплескало желтые пятна лютиков, а земля высекла искры сиренево-розовых островков Иван-чая.
Молодой человек замер, пораженный такой простой красотой. Она была вне времени, вне войны. Как будто в самом центре мирового хаоса вдруг образовалась стеклянная сфера, призванная сохранить прекрасное, не дать испепелить его.
Иван, постояв немного, хотел уже уйти обратно в лагерь, но тут заметил в центре одного из сиреневых, воздушных островков два силуэта. Андрей и Агния стояли, глядя друг другу в глаза.
-Приехала, нашла! – почему-то радостно подумал Иван.
Память с фотографической четкостью запечатлела тот момент. Зачем? Ваня и сам не знал…
Сегодня, в чужом, заброшенном доме, за сотни километров от того поля, Андрей закрыл глаза и видел солнечные блики в ярко-рыжих волосах, чувствовал ее дыхание на своей щеке.
Напряженные мышцы расслаблялись, лицо разглаживалось.
-Ничего, скоро это все закончится! Скоро увидимся! – твердил боец шепотом, выкуривая одну папиросу за другой.
-Что? Я не слышал, что ты сказал? – Иван встрепенулся, думая, что Андрей обращается к нему.
-Да ничего, это я так, сам с собой, - ответил тот. – Просто надоело все. Домой хочу.
Андрей сплюнул на пол, потер ноющее плечо и продолжил:
- Кто из нас вернется? Пять, десять человек из тех, кто сегодня сидит здесь? А мне надо вернуться. Слышишь? – Он вдруг перешел на громкий шепот. – Мне есть, ради чего! Теперь я точно знаю!
-Агния? – спросил Иван. – Я видел вас тогда, в поле. Извини!
-Ничего, я знаю, что ты там был…
Оба замолчали. Обсуждать здесь, собственно, было нечего. Каждый погрузился в свои мысли.
-Ладно, пора спать! – Андрей устроился на продавленном диванчике и закрыл глаза. Его дыхание стало ровным, ресницы слегка трепетали, выдавая моменты ярких сновидений.
А Ване не спалось. Ящик на втором этаже манил к себе. Он как будто был мостиком на тот берег, домашний, уютный, мирный.
Молодой человек тихо прошел мимо спящих товарищей и поднялся наверх. Едва скрипнув петлями, ящик открылся. Холстов, конечно, в доме не было, тогда юноша взял кусок фанеры, оставшийся, видимо от стенки какого-то шкафа. Вместо палитры подошла чуть треснувшая по краю фарфоровая тарелка.
Ветер бил в сломанные окна, гудел в трубах, стучал по крыше ветвями разросшихся яблонь, дождь то усиливался, то вдруг уступал место влажному туману, а худой, с выпирающими скулами, юноша сидел на коленях, положив перед собой лист фанеры. На ее деревянную поверхность ложился мазок за мазком, отражая счастливые моменты из прошлой жизни.
Утром, когда Андрей открыл глаза, перед его кроватью стояла небольшая картина. Он сразу узнал этот зеленый, залитый солнцем луг с сиреневато-фиолетовыми островками цветов и двух человек, стоящих так близко друг к другу, что их дыхания смешивались в одно.
Это был момент счастья, миг, вспышка, который теперь отпечатался на простой деревяшке.
А рядом, на полу, весь перепачканный в краске, спал Ваня.
Андрей улыбнулся и покачал головой. Такого подарка ему еще не делал никто…
Через несколько дней Иван будет ранен. Его увезут в госпиталь, и Андрей потеряет следы судьбы товарища навсегда.
Картина погребет под своими обломками старый дом.
Поиски Агнии тоже ничего не дадут. Она не приедет домой, не напишет Андрею письмо, не пройдет мимо по улицам возрождающегося города.
Сам Андрей дойдет до конца войны. Не найдя Агнию, он через несколько лет женится на другой женщине. Но это скорее брак от отчаяния, способ спасения, выбранный в порыве тоски и безысходности. Та девчонка с рыжими волосами будет часто приходить к нему во сне.
-Не надо! Оставь меня в покое! Уходи! – сколько раз просил Андрей ее не напоминать о себе, но девушка не слушала, потому что в душе он сам не хотел отпускать ее.
А потом, много лет спустя, Андрей случайно увидит ту самую картину, что была нарисована простым бойцом в полуразрушенном доме.
Вставленная в рамку, очищенная от пыли и копоти, она будет украшать стену Дома культуры. Андрей случайно окажется там, забирая дочь с занятий.
«Влюбленные. Автор неизвестен» - гласила подпись внизу.
-Они ошибаются!– Андрей покачал головой. – Картина написана в 1944 году молодым, талантливым художником, Иваном Федоровичем Денисовым.
-Откуда ты знаешь? – удивилась стоящая рядом жена.
- Не важно.
-А кто эти люди, что здесь изображены?
-О! Это самые счастливые люди не земле. Потому что они еще вместе…
Супруга внимательно всматривалась в лицо Андрея, но суровая маска не давала ей разглядеть грусти на его лице.
Он ненавидел войну, не любил вспоминать о ней, но это была целая эпоха его жизни. И в ней было место для радости, любви и наивного счастья. Где-то там все еще жила Агния, неприступная девчонка со строгими глазами. Андрей улыбнулся своим воспоминаниям и отпустил их.
-Ну, все же, кто это? Ты знаком с ними? – не отставала супруга.
Андрей усмехнулся, рассматривая картину чуть внимательнее, чем раньше, и тихо ответил:
- Это сам художник и девушка, которая познакомилась с ним. Он так и не сказал ей, что влюблен. Побоялся, наверное…
Возможно, Андрей придумал это, чтобы не расстраивать супругу, но, человек на картине действительно был больше похож на Ивана...
«Рисуй для счастья, своего или других, всё равно!» – говорил Петр Евгеньевич своему ученику. И Ваня воплотил в художественном изображении то, чего никогда не случилось бы в действительности. Так молодой художник сделал себя чуть счастливее.