Сено нам косил дальний родственник Иван. Ну да, трудолюбивый и весьма жалостливый дядечка. Крупными размерами он отличался лишь потому, что корова носила его по квартире на закорках. Я посмеялся тогда над местной моралью: разве такое возможно? По-моему, нет. По факту же Ивану было глубоко плевать, как подумает об этом его соседка, а все её мысли он знал наперед. Он знал, что старуха продаст её на мясо в ближайшей деревне. Я уверен, что он точно так же точно знал, где будет её следующая жертва, и именно поэтому, когда я впервые увидел его, то сразу понял: передо мной хозяин жилища. Он не гнушался в буквальном смысле обгладывать косточки в унитазе, от него всегда воняло борщом и старостью, его ушанка и пимы, которые он носил зимой, насквозь пропитались чесноком. Мое детство было таким же, да и сейчас я порой чувствую, как по залу распространяется резкий запах чеснока.
В тот вечер я только-только закончил разливать по рюмкам воду, когда подъехали их «шестерка» и «двенашка». Иван с теткой сели в «шестидесятку», а я, прежде чем поехать домой, решил погулять на улице. Медленно шагая, я смотрел по сторонам и, если честно, ловил себя на мысли, что начинаю опасаться окружающего мира. Он был таким же холодным и бесцветным, как и сотни других домов, построенных из кирпича и дерева. Все вокруг было словно черно-белым, словно в нем не было красок. Так же как и я, «шестёрка» Ивановых родителей проехала мимо. Я бы, наверное, продолжал стоять на углу, если бы мое внимание не привлекла пустая бутылка из-под водки, валявшаяся у обочины. Приглядевшись, я заметил две тонкие, красные нити, которые паутиной опутали бутылку. К моему удивлению, нити эти находились на расстоянии не более 1,5–2 метров друг от друга. Далее я понял, что без фотографии здесь не обойтись. Может, это какой-нибудь крестик, а может, даже чей-то черт.
Бутылка из-за шума машин была наверняка не разглядеть, но все-таки я спрыгнул с обочины и направился к «шесятке» Ивановым родителей.
— Так просто не уедешь! — крикнула мне вслед тетушка.
Иван уже сидел в машине и с тупой ухмылкой на морщинистом лице.