Найти тему
Галина Маркус

Цвета индиго. 36

«Патрисия! Успокойся, Патрисия. Что случилось, как ты здесь оказалась?»

Услышав знакомый голос, Пат словно очнулась. Она может говорить со Старом прямо. Они сейчас поговорят, надо только не показывать виду. Хотя эта сволочь, кажется, знает… плевать.

Пат села, но внутри у нее все дрожало от отчаяния. Лучше бы Стар навсегда остался на Ксандре… зачем он вернулся на Илию? Это она, это на ее совести… Макеллин передал ему, что она его любит…

Все это, оказывается, она произнесла мысленно, уже на связи со Старом.

«Почему ты обвиняешь себя в том, в чем не виновата? — услышала она его голос. — Я все равно бы вернулся на Илию, ты ведь знаешь, я хотел увидеть отца и свой народ. Мы не знаем, сколько у нас времени, ответь мне, пожалуйста, на вопрос».

(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31, глава 32, глава 33, глава 34, глава 35)

Она поразилась его спокойствию, оно даже показалось ей оскорбительным. Как? Ее же поймали, ребенка используют и убьют, а он — такой же рассудительный, как обычно. Но тут же вспомнила, как Стар упал на колени от горя, увидев ее. Теперь ей тоже лучше взять себя в руки.

«Это была ловушка, — заговорила она дрожащим голосом, даже мысленный ее голос дрожал. — За мной следили и привели в космолет, где уже был он. Ты уже понял, кто это? Тот самый, который…»

«Да, Патрисия, я его видел и вспомнил. Его цвета сильно изменились, но он не потерял цвет, он впустил в себя зло»

«Его цвета будут все хуже и хуже?»

«Не знаю… мне кажется, их поглощает другая сущность, я слышал про такое только в самых страшных сказках, но никогда не видел, как это выглядит».

«Но почему он не умер, если нарушил военную сделку?»

«Я не знаю…»

«Стар, скажи, почему ты здесь?»

«Мы с Бокчерригом добровольно пришли сюда, это было одним из условий военной сделки, чтобы Напавший дал тебе топливо. Мы обещали не оказывать сопротивления».

«Как, и Бокчерриг?! Бокчерриг тоже?!»

Оставалось только рвать на себе волосы от отчаяния. Эти двое здесь из-за нее. А она еще обижалась, что брат Кетла не пришел попрощаться…

«Я ведь уже сказал тебе, Патрисия, что он тоже здесь, зачем ты снова спрашиваешь?»

«Я не спрашиваю!»

Ей почему-то хотелось истерически хохотать. Даже сейчас этот зануда придирается к словам, как Кетл…

«Если этот мерзавец нарушил сделку, зачем вы ее выполняете?!» — в бешенстве выдохнула она.

«Мы поклялись перед лицом Ипостасей. Нарушивший сделку не просто умрет, он будет проклят. Лучше умереть, чем ее нарушить. Даже если одна сторона это сделала…»

«Макеллин погиб, он его убил! Он пытал его! Вот как я ему помогла! — уже почти кричала она. — И над вами он будет издеваться!»

«Макеллин сделал свой выбор сам. Патрисия, пожалуйста, успокойся. Что сказал тебе Напавший? Что он хочет сделать с тобой?»

«Хочет забрать ребенка и вырастить его так, чтобы тот добровольно отдал ему Дар, а потом убить. Я ему нужна только пока вынашиваю и кормлю», — почти безразлично ответила она.

Некоторое время Стар молчал, видимо, справляясь с новостями. Она не выдержала и позвала его.

«Я не могу защищаться сам и защищать других илле в горах, не могу защищать Бокчеррига. Однако защита и спасение тебя и ребенка входила в военную сделку — для нас это было главной целью, поэтому я смогу вступиться за тебя, если тебе будет угрожать опасность, — размеренно сказал Стар. — Но…»

«А ведь точно! — возбудилась она. — Тогда мы сможем с тобой… ты можешь действовать, да? Опасность угрожает мне прямо сейчас! Я в заточении…»

«Это опасность потенциальная. Никто в данный момент не угрожает твоей жизни. Ты же помнишь, я тоже был заточен. Илле отгородились коконом, но не могли напасть первыми, хотя по сути их тоже заточили и окружили».

«Ладно, ладно, я знаю… Но мы что-нибудь придумаем!»

«Патрисия, ты должна понимать. Во-первых, никто на тебя не нападет, напротив, он бережет тебя и ребенка, во-вторых, меня не будет рядом, если на тебя нападут, я этого даже не увижу, никак не узнаю об этом. И главное — он гораздо сильнее меня, и в поединке я проиграю. Это тебе не тот землянин, которого я усыпил в туалете. Напавший все предусмотрел, даже то, что я могу нарушить сделку. Он изолировал каждого из нас».

«Да все понятно, Стар, — раздраженно сказала она. — И так ясно, что мне надо спровоцировать нападение на себя, когда ты будешь рядом. Ну и еще надо, чтобы мне тоже дали повод… а там уж посмотрим, кто победит. Нас ведь с тобой теперь двое. У меня тоже есть Дар».

«Патрисия…» — мягко сказал Стар.

Она словно увидела, как он пессимистично улыбнулся: «практически невыполнимо», но Пат это только разозлило. Она хотела уцепиться хотя бы за что-то.

«Ты можешь связаться с Кетлом? Я не смогу позвать его на таком расстоянии, но ты…»

«Я тоже не смогу. Вспомни, как недолго мы были с тобой на связи, когда я бежал на Земле. До гор гораздо дальше, на таких расстояниях может говорить только Теаюриг, причем этим даром должны обладать оба — он и его собеседник. У меня такого дара нет. Но если бы я мог, условия военной сделки это запрещают».

«Тогда вот что, — деловито, почти сердито начала она. — Семен уверен, что это ты — мой муж. Я не стала его разуверять пока. Не разуверяй и ты. Почему, пока не знаю, но…».

Стар некоторое время переваривал.

«Но это будет ложью».

«Не твоей. Ты просто молчи. Ты ведь молчал, когда собирался бежать с Земли! А врать вслух буду я».

«Ты не должна брать на себя ответственность за ложь».

«Я просто не буду развеивать его заблуждение. Это его проблема, что он сделал неверный вывод. И вообще, знаешь, небольшое вранье и раньше сходило мне с рук, Кетл знает…»

Она невольно вспомнила удивленное выражение лица Кетла и прикусила губу, чтобы не зареветь.

«В крайнем случае говори правду, что ты здесь самый близкий и родной мне человек — ты ведь мой брат».

«Конечно, это правда, Патрисия», — серьезно и печально ответил Стар.

«И скажи Бокчерригу…»

«Бокчерриг не может говорить прямо. К тому же, нам запрещено это сделкой».

«А как же ты говоришь со мной?»

«Сделка запрещала мне говорить только с Бокчерригом и с теми, кто в горах».

«Этот гад поймет, что мы говорим…»

«Конечно. Но что мы можем сказать друг другу, чем ему навредить?»

Стар прав, сволочь Семен подстраховался со всех сторон. Стара и Бокчеррига он убьет, когда ему захочется, и рассчитывать перехитрить его за такое короткое время — это строить иллюзии. Но что ей еще остается?

Хотелось думать, что Семен глупее, что он допускает просчет за просчетом, и этим можно воспользоваться. Но если рассуждать здраво, оснований для этого пока немного.

Итак, чего же не знает Семен? Не знает, что Стар ей не муж. Это говорит не о глупости, а об отсутствии информации. Самомнения ему не занимать, но со стороны их отношения со Старом выглядели… что говорить про Семена, если даже иляне заблуждались…

Дальше — не знает, что Дар может получить женщина. То есть что она способна защищаться. И, возможно, не учел, что иляне по условиям сделки могут ее защищать.

Стар молчал, а Пат напряженно думала. Но тут ее размышления прервали. Стеклянная стена растворилась, а сверху из динамика раздался голос ее тюремщика:

— Выходи, Пат.

— Зачем?

— Соскучился. Поговорим в комфортной обстановке.

«Стар, он зовет меня», — сообщила она. Помедлив немного, Пат сделала шаг и оказалась в пустом предбаннике. Стекло позади нее опустилось, но раскрылась дальняя дверь, оттуда появились двое охранников — бесцветный с усиками и «черный» блондин.

Пока она размышляла, смогла бы она справиться с ними одновременно, они мягко подтолкнули ее к двери, и она сразу же оказалась в огромном кабинете Семена.

***

Когда ее вели вчера в камеру, она не успела тут оглядеться. А сейчас убедилась, что со вкусом у Семена все-таки большие проблемы. Золоченные, а может, и золотые, стены. Пол из неизвестного ярко-красного камня. Вычурная, подделанная под антикварную, мебель — несколько шикарных кресел, «старинный» секретер из мертвого, белого иллийского дерева, и одновременно чудеса техники — роботы неизвестного назначения, экраны, коммуникаторы, пульт управления, словно в кабинете космопилота.

Повсюду расставлены дорогущие безделушки с разных планет. Пат сразу заметила аляповатые картины и пошлые мини-скульптуры из прекрасного гиранита, выполненные руками земных мастеров. Одна, например, изображала древнего царя со всеми атрибутами власти, другая — полуголую красотку.

Правая стена посвящалась охотничьим трофеям. Пат с гневом отвернулась от выдубленной кожи и морд незнакомых животных. По сравнению с этим мертвая мебель уже не потрясала. Ее даже не покрасили, полагая, наверное, что белое и блестящее — это круто. Хорошо хоть, что камеры пленников Семен обставил исключительно пластиком.

Охранник-блондин пересек кабинет и скрылся через второй выход, а бесцветный закрыл за Патрисией дверь с другой стороны.

— Не обольщайся, тут каждый сантиметр под просмотром, — объяснил Семен. — Ты ведь еще надеешься что-нибудь предпринять?

Очень хотелось ему врезать. Расцарапать его самодовольную морду — за Стара, за Бокчеррига, за всех илян, которых он решил уничтожить. Но что это даст? Он ее усыпит, да и все. Пат промолчала.

— Ладно, колись, давай, не стесняйся. Что ты ко мне испытываешь теперь? Хочется меня убить, да?

Пат чуть подумала, прежде чем ответить. Она потянулась мыслью к Кетлу и словно почувствовала, что он стоит рядом, смотрит на нее своими добрыми и строгими глазами, и ответила так, как мог бы ответить он.

— То же, что и раньше. Мне тебя жалко… и еще очень страшно.

— Можешь ограничиться вторым! — нахмурился Семен.

Но она продолжила:

— Страшно за тебя.

— Ой, какой пафос! Пат, ты же нормальный человек, не бери ты пример с этих блаженных. Мы сто лет знаем друг друга, скажи мне правду.

И Пат сорвалась — Кетла уже рядом не было:

— Ты прав. Я чувствую не то же, что раньше. В институте была просто брезгливая жалость, а вот сейчас это настоящее омерзение. Гадливость, отвращение… что еще…

— Русский язык богат, — недобро ухмыльнулся он.

Трахнуть ее, что ли, при муженьке? Да еще навредишь ребенку, вдруг земное семя вызовет у него аллергию? А главное — он боялся увидеть то самое омерзение в ее глазах. И еще скажет что-нибудь… к примеру, что он по сравнению с местными ни на что не способен. Слыхал он такие речи от илянок. Конечно, они поплатились за них, но сам факт. Сперва прыгали на землян, как нимфоманки, но потом… потом констатировали, что по сравнению с их мужиками земляне грубы и ничего не умеют.

— Ну как тебе сюрприз, понравился? — продолжил он. — Поговорили с супругом? Ты и не рассчитывала, конечно, на такую-то радость. Он ведь тебе не сказал, что придет ко мне, верно? Не захотел волновать и…

— Зачем они тебе?

— В горах всех твоих новых дружков разбомбят подчистую, а мне какое удовольствие? Мне нужны сильные парни, Мак-Дак быстро спекся, ты помнишь…

— Почему ты не умер? — горестно воскликнула Пат. — Ты же поклялся перед лицом Ипостасей! Иляне сказали, что никто не может нарушить этой клятвы!

— Ответ очевиден, Пат, напрягись. Потому что никаких Сил и их Ипостасей нет. Как и Бога, черта и прочей религиозной чепухи. А твои иляне — наивные мракобесы. Они, небось, считают, что я служу Дьяволу, да? Или как там он у них называется? Предавший?

Он захохотал, наблюдая за ее реакцией:

— Ну, точно!

А внутри у Патрисии вдруг похолодело. А что, если правда… И Кетл, и Кеунвен, и Теаюриг — все они заблуждаются… просто дикари, верящие в высшую силу. Не зря на Земле, развиваясь, отказались от всяких религий. Наивные, чистые илле, они сами себя погубили… и ее тоже…

Стоп. Патрисия пыталась прийти в себя. Кому она верит? Кому вообще надо верить, когда голова идет кругом? Кетл — глупее Семена? Стар — наивнее? Даже если так, она доверяет им, а не этому монстру в человеческом облике. Она любит их и доверяет им, и, даже если они заблуждаются, ей плевать. Она будет на той стороне, где они.

Ей сразу же стало легче, когда она нащупала эту опору. Она с илле и с Силами, есть Они или Их нет. И, кстати, у нее имеются доказательства.

— Илле обладают знаниями и силой. Откуда же тогда это у них?

— Пат, а может, это физиологическая особенность? Ну вот как кто-то разбирается в математике, а кто-то умеет прыгать выше своего роста. Они такими родились.

А переданный ей Дар — это тогда что, хотела спросить Пат, но вовремя остановилась.

— Да? А ты… ты же таким не родился… откуда эти способности у тебя? Помнится, на физкультуре ты и на полметра-то прыгнуть не мог, да и с математикой не дружил, — подпустила яду она.

— А, ну значит, ты все-таки заметила, что я изменился, — прищурился он. — Ладно. Я тебя немного подразнил, а ты и купилась. Хотя все не так примитивно, как ты полагаешь. На самом деле кое-что есть, конечно. Существуют… э-ээ… скажем, различные энергетические сущности. Можно даже сказать, силы, только они разнонаправленные. Тут главное сделать правильный выбор, подключиться, подсоединиться к этой энергетике. Выбрать ту, которая мощнее, которая может больше тебе дать, если, конечно, твои возможности позволяют принять это, если ты не ставишь себе глупых ограничений. На этом пути каждый заходит так далеко, как может. Поэтому креза могут одно, а их дурачки-кадильщики — куда меньше. Но и этого им хватает для хорошей жизни. А я — скажу без ложной скромности — зашел дальше их всех. Никто не решался на это, а я осмелился. И получил то, что хотел.

— Почему-то ксандры ужасно боятся кадильщиков, говорят, те требуют что-то страшное. А у самих кадильщиков что-то забирают креза.

— А ты хотела, чтобы такие возможности давались даром? — почему-то разозлился Семен, и глазки у него забегали. — Разумеется, за все надо платить. Отрабатывать.

Он поморщился, словно под нос ему сунули грязную тряпку, и как-то позеленел.

— Рыночные отношения?

— Скорее закон сохранения энергии. А твои иляне, что ли, не платят? Все эти ограничения… половину которых они сами себе придумали. Только они выбрали куда более слабую сущность, поэтому всегда и проигрывают. Зато сочинили для себя утешительную легенду, что Силы — это нечто главное и крутое, а Предавший — второстепенный персонаж. И верят, что Силы в конце победят. Ну и что, где же их Силы? Выходят, платят-то они зря, или не тому.

— Ну, возможно, твоя «энергетическая сущность» и заставляет тебя платить, тебе лучше знать…

Пат вспомнила дикий, непонятный вой тогда, в космолете и ощутила себя вдруг, как в детстве… когда совсем не хочется проверять, что там такое шуршит в черной-пречерной комнате.

— А у илле, — продолжила она, — это не плата, но тебе это сложно понять. Им ничего не продали, им подарили… поэтому и называется — Дар. Но с этого момента они получают и ответственность за него. За все, что имеют, чем пользуются, за свою планету, за чью-то жизнь, за жен, детей, животных, за дерево, даже за цветок. За слова и действия… за свои способности… Им важно, как это использовать, на добро или на зло.

— Да они промыли тебе мозги, вот забавно, — ничуть не впечатлился Семен. — Что за наивные бабушкины сказки? Ну Пат! Ты же цивилизованная женщина. Добро, зло… ты еще скажи, что Бог и дьявол — это личности. Говорю же тебе — есть сгустки энергии, питающиеся от людей и питающие их. Мы можем не замечать их, но можем и воспользоваться, только для этого нужна смелость. Приходится идти на определенные усилия — раньше это назвали бы церемонией или ритуалом. Есть такие спецы… они помогают найти самую сильную, могущественную энергию. Именно она всегда побеждает.

— Сущности, или как ты их назовешь, все равно… но ведь ты сам признаешь, что они не выдумка, и ты дал клятву! Почему ты остался жив?

— Клятва, да. Нет, я не отрицаю ее энергетический смысл. Это тоже такая система платежей, но все совсем не так, как ты себе представляешь.

— Просто ответь! Почему ты не умер?

— Как бы тебе объяснить попонятнее… Вот возьми договор. Клятва — это подпись под договором, да? Например, я продал квартиру Артуру и подписал договор. А на другой день подписал договор с тобой на ту же квартиру. Наш с тобой договор юридически не действителен, верно? Я не мог нарушить договор с вашей энергетической системой, потому что у меня еще раньше был заключен договор с другой.

— Твой пример не подходит. Это была военная сделка, договор для противников.

— Хорошо, если тебе будет понятнее религиозная терминология, представь это в лицах. Ипостаси уже не могут ничего потребовать от меня, потому что я от них отрекся. Я изменил им вместе с враждебной им энергией, с силами, которые вы называете Предавшими, я полностью растворился и принадлежу им. Даже ваши тупицы могли бы сообразить, что клясться перед Ипостасями может кто угодно, но только не Предавший. А я теперь его часть, я соединен с его энергетикой, она защищает меня от любых последствий. Я «в домике», как мы говорили в детстве. Моя клятва была ложью, я не мог Им поклясться. Помнишь, в детстве мы говорили «честное слово», а за спиной держали фигу — тогда оно становилось недействительным? Ну или как я обещаю регистрацию девушке, чтобы ее соблазнить, но не говорю ей, что у меня вечный контракт с другой. Девушкой пользуюсь, но обещанного выполнять не собираюсь. Уф… ну я не знаю, как тебе объяснить — но результат ты видишь. Я жив. А дружки твои дураки, одно дело пользоваться своими Ипостасями, но что толку хранить Им верность, раз Они не спасут им шкуры? Не, мне-то, конечно, это лишь на руку.

— Они не дураки! Они не хотят быть проклятыми, когда предстанут перед Силами после смерти.

— А, помню-помню, тебе за меня страшно и так далее. Ты веришь в посмертную участь?

— А ты уверен, что ее нет?

— Предположим, что есть, хотя я в это не верю. Но, Пат, это существует только для таких, как ты. Если я стал частью самой сильной энергетической сущности, меня никакие сказки о посмертном наказании не страшат, оно не для меня. Да я и вообще умирать не собираюсь, есть, знаешь ли, способы… тебе такое и не представить. Но, признаться, я рисковал. Точнее, мне было страшновато. Прежде чем решиться нарушить клятву, я кое-что проверил. Клялся Ипостасям по мелочам — без смертельных последствий. Что не трону, к примеру, жену слуги… иначе у меня отсохнет рука, — Семен премерзко улыбнулся. — Слуга поверил. А если серьезно, я получил подтверждение. И рискнул. У меня… были причины рисковать.

— Ты тут много нагородил, — серьезно сказала Пат, — но у всего этого есть название. Как ты говоришь, в религиозной терминологии это называется «душу продать».

— Да называй как угодно! — одобрительно кивнул Семен. — Мне главное, что это работает.

— Скажи… а зачем тебе Дар? — прищурилась она. — Ты же теперь часть самой мощной силы, или как там… в тебе столько энергии… ты можешь убивать и без Дара. Точнее, Дар — он ведь не дает убивать. Он нужен совсем для другого.

— Ну… ты правильно подметила… — к ее удивлению, Семен замялся. — Я, видишь ли, не останавливаюсь на достигнутом. Мои возможности велики. Я бы даже сказал — это Великие возможности. Но некоторые вещи… моими силами не совершить. Твои друзья толком-то и не используют свой талант. Ты права, их плата — это какие-то условности, которые можно отбросить. Они безвозмездно получают то, за что мне приходится платить… порою чрезмерно… Я не хочу за каждую свою мигрень…

Тут он почему-то умолк и тревожно оглянулся.

— То есть ты хочешь подключиться к обеим враждующим «энергетическим сущностям» одновременно? — заключила Пат. — А разве так можно? Одну из них ты непременно обманешь.

— Чушь, чушь, что за бред? — неожиданно запаниковал однокурсник. — Это не так совсем, это…

— Почему же бред? Простая логика.

Глазки Семена забегали, и он снова оглянулся — в одну и другую сторону.

— Я не собираюсь служить твоим Силам! Я предан своей энергетической сущности! — буквально закричал он, словно его могли где-то услышать. — Я отберу этот Дар хитростью, я привнесу его, присоединю к своим возможностям, я преумножу свою энергетическую сущность, это все ей на пользу!

Довольно странное поведение для того, кто только что рассуждал о том, что существует лишь абстрактная энергетика, успела подумать Пат, прежде чем Семен выкрикнул новое:

— Я сейчас… я прямо сейчас принесу ей жертву! Я отдам ей твоего муженька!

Он бросился к столу и нажал на какую-то кнопку.

— Уведите ее! А потом приведете мне парня! — заорал он.

Таким обезумевшим Пат его никогда не видала. Она в ужасе смотрела на однокурсника. Сейчас он убьет Стара, и все из-за ее дурацких вопросов. Нашла кого спрашивать! Проявила любознательность!

— Стой, подожди! — Пат кинулась к нему. — Ты не можешь пытать Стара. Не можешь убить его!

— Почему это не могу?

— Потому что… потому… ты тогда навредишь ребенку!

Из-за той двери, которая вела в камеру Пат, появился бесцветный.

— Подожди… отошли его, — торопилась она. — Я объясню! Это крайне важно!

Она лепила все, что ни попади. Она не уйдет просто так, а если он попробует удалить ее насильно, она кинется на него. Это будет бесполезно и выдаст ее с потрохами, но она не сможет просто ждать, когда…

Семен раздраженно махнул рукой, и человек снова скрылся за дверью.

— Хочешь сказать, что устроишь выкидыш? Это у тебя не получится. Ты будешь под полным контролем. В крайнем случае, тебя уложат под капельницу, и успокоят. Можешь спать все девять месяцев. В тебя вколют столько витаминов, сколько нужно.

— Нет… ты не понимаешь. Илле… они вынашивают малыша как бы вдвоем… особенно это касается мальчика. Он приобретает Дар не только по факту рождения, ведь это не генетическая особенность. Отец всю беременность сообщается с плодом… у них особая связь… передает этот самый Дар. В то время, когда мать соединена с зародышем только физически, и он питается от нее, отец питает его духовно. Даже если он на большом расстоянии, это не важно. Без этого Дар может быть неполноценен, а если отец умирает на ранних сроках, то Дара у мальчика может и вовсе не быть, один только гамес. Ты думаешь, почему Макеллин был так слаб? Его отец не дожил до его рождения всего каких-нибудь десять дней.

Пат врала напропалую, врала вдохновенно. Хотя, почему врала? Связь с отцом существует, она в этом не сомневалась. Вот только даже если Кетл умрет, у ее сына будет самый лучший и сильный Дар, потому что эта связь все равно не прервется ни на минуту. Но ведь Семен не верит в посмертную жизнь.

— Тогда как же илле пошли на то, что папаша помрет? — проницательно заметил тот. — Ведь они отправили его сюда на верную смерть. А если бы нет, он бы помер в горах. Да и кокон их дышит на ладан.

Патрисия растерялась, мысль ее заметалась.

— Я не знаю… мне же никто не сказал… Но может, именно поэтому? Ты же сказал, что убьешь всех в горах, да и кокон скоро рухнет. Тут Стар хотя бы подольше продержится… Да разве у них был выбор? Они думали, что спасают ребенка, хотя бы продолжат свой род… Когда… когда мы заводили малыша, когда поженились… никто же не знал… не знал, что ты все так испортишь! Мы надеялись жить вместе в горах, мы…

И Патрисия очень вовремя разразилась рыданиями. Это получилось само собой, ей действительно хотелось реветь. Ведь они с Кетлом действительно могли жить вместе, вместе ожидать рождения сына…

И Семен — о чудо! — поверил. К тому же, он уже успокоился.

— Ну, тогда я просто гений интуиции! Ладно, пускай пока живет. Может, это и к лучшему… у меня есть на него и другие планы, я потом тебе расскажу… а может — ха-ха — еще и покажу. Не уверен, что тебе понравится. И надо поставить так много экспериментов… чужой мозг — да еще с такими способностями! Отличный будет тренажер.

Пат пришла в отчаянье.

— Ты… пытать его тоже нельзя… — не сдавалась она.

— Почему же это?

— Он может умереть… не выдержать… и тогда…

— Не дрейфь, я аккуратно. И у меня богатая программа. Начну с того, другого, с Бокчера. Потом мы вместе посмотрим кино — когда разрушится кокон, я должен все видеть своими глазами, в самом лучшем приближении. Взять для тебя попкорн?

Все, что ей оставалось — это попытаться испепелить его ненавидящим взглядом, но Семен испепеления ждать не стал, вызвал охранника, и ее увели обратно в стеклянную камеру.

***

Кокон еще цел, но полковник держит армию в полной готовности. А значит, пока можно спокойно заняться пленниками.

Патрисия права — мальчишку, будущего папашу, лучше оставить на потом. Это он просто психанул… и как не психанешь, когда эта стерва умудряется всякий раз наступить на больное место? Когда он даже думать боится…

Семен помотал головой, возвращая себя к конструктиву — он все делает правильно. Во-первых, надо идти от простого к сложному, а не наоборот. Во-вторых, та отличная идейка насчет Стара. Не выйдет — значит, не выйдет, но попробовать-то стоит?

Теперь, когда парень не может сопротивляться, интереснейший будет опыт с ментальным насилием. Подавить его мозг и волю настолько, чтобы заставить его подчиняться, но еще и с пользой для дела.

Неплохо, совсем неплохо — для надежности — обзавестись еще одним, запасным младенцем, к тому же стопроцентным илянином. Подложить парню илянку и заставить трахнуть ее под гипнозом. Вот это будет тренировочка — удастся так сделать или нет? Ну или заставить илянку трахнуть Стара — что звучит замечательно.

Правда, люди под гипнозом, он знал, не могут переступить свои моральные нормы — они могут жрать тараканов и прыгать как кузнечики, но, к примеру, не способны убить и расчленить. Наверняка у илян все это еще в большей степени. Значит, тут нужен не абы кто — а та самая девочка, Яли Нел. Парень ее раньше хотел? Хотел. Может, с ней и прокатит, если заставить ее постараться. Коли она пошла в мамашу, это будет не сложно.

Конечно, он отдал ее Артуру, но Артур себя не оправдал. Он, правда, может еще пригодиться, так что, если дело с запасным ребенком выгорит, какое-то время стоит позволять ему думать, что илянка впервые в истории смогла зачать от землянина. Однако скрыть такого ребенка будет сложнее, даже если держать всех взаперти и потом избавиться от родителей. Над этим надо еще покумекать, слишком много неучтенных факторов, разных сложностей и новых лиц, над которыми нужен контроль. Надо будет тогда убирать и Яйгу — мамашу Яли, и ее полковника. Хотя тот уже до крайности надоел своей бестолковой трусостью, но менять его на другого пока не время.

И вообще, все вилами по воде писано… сможет ли он заставить их спариться, не родится ли девочка… Поэтому основным планом остается дорогая Патрисия, в которой уже вовсю развивается нужный ему младенец. А по запасной идее надо пока кое-что предпринять.

Эх, во всем приходится полагаться только на себя. Скрытность и безопасность — увы, вещи противоречивые. Чем больше у тебя слуг и охраны, тем сложнее им всем доверять. В этих четверых он пока уверен, через день проверяет голову каждого. Ксандра боится его больше собственной смерти, так что не предаст. А вот нового турооза надо пока держать под контролем. Прежнего слугу пришлось убрать — после того, что Семен сделал с его женой, тот стал неблагонадежен. Больше в усадьбе никого нет, но он сказал Патрисии правду: его невидимая охрана — непробиваемая стена — не позволит никому зайти без его позволения. Выйти тоже, если это, конечно, не будет кто-нибудь сильный. Но оба пленника поклялись не сбегать и не сопротивляться.

Да и вообще, кого ему бояться, с его-то возможностями? Разве что кто убьет его обычным оружием… бессмертным он, увы, пока еще не стал. Ха-ха, самое смешное, что убивать его некому. Иляне первыми не нападают. Крезы с Оксандры сильны, но даже те немногие, кто про него знают, блюдут свою выгоду: он зашел так далеко, как не решился ни один из них. Благодаря ему они уничтожат илян, которых так ненавидят, и удержат в руках власть на Оксандре. А никто из землян и понятия не имеет, кто он такой! Эх, даже обидно. Знает только пресловутый полковник, да у него кишка тонка взбунтоваться. С ним даже развлекаться скучно.

Бокчер будет поинтереснее. Решено, начинаем с него.

Семен сначала отнесся к нему с опаской — все-таки родной брат того жесткого типа. Однако на братце природа явно отдохнула — никакой уникальной силой тот не обладал, Семен это быстро понял.

Однако в голову Бокчер пропустил не сразу. И, в отличие от главаря, тут же заметил вторжение и сильно ему сопротивлялся. Не защищался (запрещено обетом), но сначала не пускал и держал свои мысли закрытыми, а потом, когда пытка становилась невыносимой, старался опустошить свою башку. Сперва достижения Семена выглядели фрагментарно — ему удалось проникнуть лишь в воспоминания детства, почему-то это оказалось самым слабым местом его «пациента». Остальное — только обрывки, картинки и звуки. Но тут Семена ждала награда — вылезло кое-что интересненькое. Одна из картинок повторялась чаще других, всплывала на поверхность из подсознания. А потом, когда Семен показал ему пленницу, от этой картинки вообще стало не избавиться.

Патрисия! Вот так-то. А его одноклассница времени зря не теряла, раз обворожила такого упертого мрачного типа! Впрочем, им там всем было тускло без баб. Кроме Пат в воспоминаниях Бокчера мелькали и другие женщины. Ну, мать, это понятно, потом одна совсем юная девушка, и еще одна, постарше, — возможно, жена. Эти две девушки буквально взрывали мозг его подопечного. Семен не мог ощущать его боли, потому что давно избавился от подобных чувств, если они когда-нибудь у него и были. Но «сидеть» в голове у того, кто постоянно себя в чем-то винит, так же паршиво, как, например, порезаться листочком бумаги — чепуха, но противно.

А вот что касалось землянки, тут, видать, нечто иное. Бокчер злился. Она была для него сильнейшим раздражителем, но злился он только на самого себя, а под злостью прятал совсем другие чувства. Это было достаточно сложным, но Семен, как хороший психолог, конечно же, докопался.

Примерно такие же чувства Бокчер, похоже, испытывал к брату, но, как только он начинал думать про него, Семена сразу вышибало из его головы. Этот тип даже в чужой башке умудрялся доставлять Семену самые гадкие ощущения. Обидно, ведь не мешало узнать побольше про Кетлера. Только из детских воспоминаний еще можно было что-то понять. Наверняка старший братец завидовал куда более сильному младшему. «Наверняка» — потому что Семен этого не нашел (уж зависть-то он бы узнал!). Бокчер втайне восхищался братом и страдал, что тому нет до него дела, а вот зависть свою, видать, скрывал даже от самого себя. Но не могло же ее не быть? Не могло.

Вообще Семен чувствовал разочарование. Может, для илянина его нападения и были пыткой, но и сам он большого удовольствия не получал — все эти страдания и бесконечные самоупреки — это не для него. После каждого визита у Семена оставалось неприятное чувство тревоги. Он знал, что это лишь атавизм, что скоро он перестанет обращать внимания на чужие рефлексии.

Просто ему стало скучно. Ну запытает он его до смерти — а как же единоборство? Сам виноват, запретил обороняться. И как теперь проверить себя? Последним этапом эксперимента должно стать убийство с помощью ментальной силы. Это хорошая тренировка — ведь какое-то время Бокчер сможет держаться, но все-таки это не спарринг. Все равно как ты толкаешь кого-то, а тот просто пытается устоять на ногах. А что, если…

Чтобы иляне ничего не заподозрили, Семен сделал вид, что не заметил их хитрости. Они пронесли в военную сделку возможность защищать Патрисию — ради этого они и старались, так что этого было не избежать. Конечно, оставив такую возможность, Семен рисковал, но ведь он все предусмотрел. Ни одного шанса воспользоваться этим у его пленников нет — жизни Патрисии ничего не угрожает, Семен бережет ее, как хрустальную вазу. А вот если сознательно с этим поиграть…

Но и искушать судьбу он не будет — в ходе эксперимента Бокчер останется под прицелом.

***

Тогда, вернувшись к себе, она заплакала. Ей было уже плевать, видит это Семен или нет. Даже лучше, если он увидит ее подавленной — не станет ожидать подвоха. А она все равно сделает все, чтобы спасти ребенка Кетла. И Пат впервые в жизни стала молиться.

В любом случае, больше ей ничего не оставалось. Она обращалась в своей молитве не к Силам — это было слишком непостижимо и недостижимо для нее. Но оказалось вдруг, что она может представить Человека-Полноту Индиго и попросить Его — хотя бы о том, чтобы Он дал ей немного мужества претерпеть все, что ей выпадет здесь.

Прошли две мучительные недели — хотя «прошли» это не то слово, скорее проползли. Семен за это время ни разу не объявился. Турооза и ксандру она больше не видела, ее обслуживали только вооруженные люди. Когда приносили еду, то один, бесцветный, заходил внутрь, двое других — черный блондин и азиат — неизменно оставались снаружи стекла, словно она могла куда-то сбежать из запертого коридора. Коренастый не появлялся, видимо, ему доверяли караулить шефа.

Разговаривать с охранниками смысла не было, но даже если она что-то и спрашивала, они не отвечали. Туалет был открыт, вода и еда доступны, и Пат ни разу не нажала кнопку, чтобы попросить о чем-то Семена. Ее даже пугала его доброта — если он отказался от маленьких удовольствий поизмываться над ней, то чем он сейчас занят? Может, полетел на Оксандру? Хорошо бы, но вряд ли.

К счастью, она могла поддерживать связь со Старом, иначе бы точно сошла с ума. Патрисия, разумеется, пересказала ему весь разговор, стараясь ничего не упустить. Он даже не отругал ее за «вранье», наоборот, подтвердил, что связь младенца с отцом существует, хотя, разумеется, со смертью отца, как Пат и думала, не прекращается.

Когда Стар чувствовал, что она на грани, он начинал рассказывать ей что-то о жизни илле, о собственном детстве, отношениях с матерью. Стар, конечно, не мог вести обычную жизнь, когда прятался, но его мать очень старалась, чтобы он получил хотя бы те знания, которыми обладала она сама. Многое он постигнул самостоятельно, научившись черпать из общих знаний илле.

«Как здорово, что со мной Стар!» — невольно думала она и тут же содрогалась от собственного эгоизма. Для парня было бы лучше, если бы он умер в горах рядом с отцом.

Однажды они опять обсудили странности цвета Семена. Пат не поняла в прошлый раз, что значит «впустить в себя зло». Она с содроганием вспоминала те щупальцы и даже спросила у Стара, не сможет ли эта гадость проникнуть и к ней тоже.

— Чтобы кто-то вошел к тебе в дом, ты должна открыть дверь, — ответил парень. — Он не войдет, если его не впустить.

Хорошо ему говорить, подумала Пат. Он точно не впустит в себя ни злобу, ни ненависть. И по-прежнему считает красных людей кем-то вроде опасных в своей глупости несмышленышей. А Семена так и впрямь жалеет — не на словах, а взаправду, причем даже не делая над собой усилий. То ли дело она! Иногда ей казалось, что она лопнет от ненависти к однокурснику, а воображение подсказывало варианты самых мучительных казней, которые бы для него подошли, и ни одна не казалась ей достаточно жестокой. Разве это не означает «впустить в себя зло»?

То, что выдавала ее фантазия, Семен как раз мог воплощать сейчас в жизнь. Тогда, в горах, Напавший ввел илян в транс, погрузил в сон, обездвижил. Помнила Пат и сильнейшую боль, которую она испытывала, когда сопротивлялась. Возможно, он прямо сейчас отрабатывает на Бокчерриге, как на боксерской груше, свои удары. Убивать и причинять боль он умеет, даже не прикасаясь к телу.

Стар, однако, предполагал, что пытка не будет физической, даже в таком смысле. Он объяснил ей, что физическую боль илле могут выдерживать и даже свести на нет, хотя и до определенного предела. Скорее всего, Напавший будет мучить иначе, например, страшными галлюцинациями.

Патрисия рассказала парню, что Семен проник в голову Теаюрига. Стар не мог в это поверить.

«Что будет, если Семен сможет читать ваши с Бокчерригом мысли? Он узнает, что я не твоя жена, узнает, что у меня есть Дар. И тогда нам будет труднее отсюда сбежать…» — беспокоилась она.

«Нам и сейчас не сбежать, Патрисия, — „успокоил“ ее Стар. — К тому же, я не пущу его в свою голову, пусть даже он меня убьет».

«Напавший ищет слабые места, прорехи, — пыталась объяснить она. — Бокчерриг очень расстроен… давно…»

Бедный Бокчерриг… если она и Стар могут общаться, то брат Кетла даже не знает, что происходит. Как бы она хотела поговорить с ним… попросить у него прощения.

Кокон, судя по всему, еще держится — Семен обещал, что покажет ей гибель илян. Возможно, она своими глазами увидит смерть Кетлерена.

Кетл… Когда она отвлекалась от собственного положения, от страхов за Стара и Бокчеррига, все ее мысли вертелись вокруг мужа. Как он пережил расставание с братом? И ни слова ей не сказал, чтобы не расстраивать. Как вообще он сейчас там, в горах? Знает ли, что она в беде? Конечно, знает, не может не знать… у нее с Кетлом самая крепкая связь на свете. Наверняка он чувствует...

Иногда Пат впадала в некое забытье, представляя, что она наверху, в их с Кетлом пещере, и он где-то рядом, готовит вечерний напиток. Но возвращаться из таких иллюзий было ужасно.

Здесь ее кормили исключительно земной едой — Семен заказывал себе свои любимые блюда и ее тоже не обделял, да еще и заставлял принимать специальные витамины — заботился о ребенке.

Исправить прическу он ей не дал, и все, что смогла сделать Пат, это по максимуму пригладить жуткие синие пряди. У нее появилась пижама, которую ей пришлось от него принять, потому что спать в ксандрийских тряпках было невозможно. Однако эти тряпки по-прежнему составляли ее гардероб — нормальной одежды для пущего унижения ей не полагалось. Правда, один раз их даже почистили.

Еще ей вспоминался ригаз. Ее плюшевый зверь, который так удивительно ожил здесь, на Илии… он тоже погибнет, когда разбомбят горы. Может, сообразит улететь? А вдруг кто-нибудь сумеет спастись, спрятаться? Скорее всего, смерть будут сбрасывать с планолетов, сверху. Оружия дальнего поражения, как говорил Кеунвен, на Илию не завозили.

Она думала не только о Кетле, Старе, всех илле, но и, конечно, о сыне. Но теперь это было невыносимо. Она перестала обращаться к малышу за поддержкой — ведь она подвела его, не смогла уберечь. Вместо того, чтобы с радостью прислушиваться к развитию новой жизни внутри себя, Пат испытывала страшную боль. Ее малыш попадет в лапы этого урода, он не будет знать ни ее имени, ни имени отца, а потом его просто цинично убьют. Каким будет его детство… и каким оно могло было быть…

Она не хотела говорить об этом даже со Старом. Да и чем бы он ее утешил?

Продолжение - глава 37.

(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31, глава 32, глава 33, глава 34, глава 35)

художница Елена Юшина