Взаимное недоверие и подозрительность убедили Кристиана, что это ей приписывают ухаживанье за его другом…
— Теперь ты знаешь, что я ревную тебя! — прошептала она, и она ненавидела в эту минуту себя, ненавидела всю свою жизнь.
— Я не могу лишить себя твоего общества, — сказал он, – мне надо хотя бы час поговорить с тобой.
Она не отвечала, не отворяла ему дверей, и он вышел один.
Проходя мимо ее двери, он заметил, что замок был отворен.
«Что это значит?» — подумал Кристиан и, открыв дверь, вошел в ее комнату.
Ничто не изменилось в ней. Все было так же чисто убрано, все вещи стояли на своих местах, так же неподвижно виднелась ее грудь, закинутая кверху.
Он с минуту глядел на нее, на ее белое, неподвижное лицо, затем подошел к креслу и сел на подушки.
Ему казалось, что он до сих пор не привык к той интимности, с которой оставил этот дом.
За последние дни он настолько привык к тому, что все бросаются к нему навстречу, в его обществе чувствуется такое редкое душевное богатство, что теперь видеть это было для него неприятно.
Его друзья представляли себе его так, как он был всегда. Теперь же он знал, что дружба, которую считал он в себе самой, как будто существует отдельно от него.
Неужели это не сон? Неужели ее присутствие здесь было только притворством, ловкостью, чтобы напасть на него?
Он чувствовал себя от всего этого страшно оскорбленным.
И все-таки он слишком любил ее, чтобы не отдать ей этот час.
Чтобы показать ей свою любовь, он задумал задать себе вопрос: почему в жизни иногда все перемешивается в одну кучу, и что было, когда он был совсем маленьким?
«В один прекрасный день, — рассуждал он про себя, – мне придется жениться на этой женщине, она будет моя жена, и я стану отцом ее ребенка…
И в этот день я войду к ней в спальню, и это ужасное чувство, что в ней сидит она сама, овладеет мною…»
Он был так взволнован, что не мог дослушать музыку до конца; он решил, что никогда не женится на ней.