Утром наблюдал за тем, как Гессер о чём-то оживлённо разговаривает с по-прежнему невозмутимой Зоей Александровной.
— Готовлюсь к выписке, — проводив старшую медсестру до кабинета, объявил он. — Сказали, что документы оформят только к обеду, не раньше.
— Жаль, — не подумав, но честно ответил я, однако быстро исправился, — конечно, не в том смысле жаль, что выписывают, а просто нам будет не хватать тебя. Очень.
На обеде мы остались в столовой вдвоём так же, как и на ужине, в первый день знакомства, и так же сидели друг против друга за разными столами, наверное, по воле всесильного случая.
Конечно, места в столовой не были закреплены за кем-либо постоянно, поэтому рассаживались чаще всего произвольным образом, по предпочтению или без, как получалось. Исключение составляли два стола у окна. Первый, ближний к кухне, неизменно занимали втроём Коляны и Король, будучи лицами приближёнными. За вторым, угловым столом с единственным стулом, всегда располагался Равиль, не берусь утверждать, по какой причине.
Поскольку сейчас мы остались вдвоём, обед приобретал характер прощального, но исключительно в отношении предстоящего расставания.
Как только Гессер приступил ко второму блюду, его непредвиденно пригласили к врачу. Это, разумеется, было против установленных правил, но ему, ввиду скорой выписки, сделали исключение. Когда он через несколько минут вернулся, теперь в приподнятом настроении, то, заметив мой вопросительный взгляд, сразу же пояснил причину внезапного вызова.
— Уточняли по поводу больничного.
— Завидую белой завистью, — поздравил я, и сказанное было по-настоящему искренним. Однако, чтобы скрасить горечь «тягостного прощания», мне придумалось пошутить: — Кстати, успел плюнуть в твою тарелку. Можешь спокойно есть!
— Правда? — не донеся ложку до рта, уточнил Гессер.
— Конечно, по-дружески и любя.
В этот торжественный момент наступила небольшая пауза, наполненная тревожными сомнениями, немедленно обозначившимися многочисленными складочками на лбу.
— Не верю! — вдруг догадался Гессер и начал, вернее, продолжил аппетитно поедать остывшие макароны.
— Ну, прямо, как Станиславский!
— Угу, — с набитым ртом ответил он, — и Немирович-Данченко.
В преддверии тихого часа Гессер, уже одетый и с сумкой, в сопровождении Страусёнка и Обезьянкина, возбуждённых значимостью события, покинул третью палату.
— Дима, бросай ты, наконец, пить, — вручила Полина Семёновна необходимые для выписки документы, — совсем бросай.
— Постараюсь — твёрдо пообещал он.
«Проститься» с выписывающимся пришли также Два Коляна и Король, а от нашей палаты на «церемонии» присутствовали мы с Равилем.
— Увидимся! — хитро подмигнув мне, пожал руку Гессер.
— Увидимся! — оптимистично поддержал я. — Надеюсь, в более приятном месте!
Дневник пациента. Запись 082
Начало ← Предыдущая ← → Следующая → Все записи