Айгуль, девушка с глазами цвета моря, работала в соседнем кабинете. Сотрудничать с ней было легко и приятно. Вежливая, отзывчивая, доброжелательная.
Она устроилась чуть позже меня, поэтому иногда обращалась за разъяснениями. Схватывала на лету.
При общении она смотрела на лицо собеседника, дочитывая по губам его фразы. Коллега слабослышащая с рождения.
— Почему ты не носишь слуховой аппарат? Люди не всегда общаются лицом к лицу.
— Я пыталась несколько раз. Аппарат делает громче не только речь, он как будто транслирует прямо тебе в мозг все звуки вокруг на полной мощности. Потом сильно болит голова.
Старшие коллеги, с опытом, высшей категорией и всеми регалиями, какие могли только существовать, девушку воспринимали не очень. Считали слабоумной.
Открыто не издевались, но отношением показывали, что она — человек второго сорта.
Иногда в перерыве она робко входила в мой кабинет: "Можно?". Садилась напротив и делилась маленькими событиями.
В жизни Айгуль было мало радости. Мама умерла очень рано. Папа женился снова, но в новой семье места девочке не нашлось. Спецшкола-интернат, конечно, научила её жить со своим диагнозом, но отделила от семьи на долгие годы.
Получила образование. Вышла на работу. Потом брак и ребёнок. Будущий муж завоёвывал красиво, но после свадьбы всё время искал себя, подолгу не работая. Развод. Отец с ребёнком виделся, но не помогал. Подать на алименты Айгуль было как-то неудобно. Они же в хороших отношениях.
Встретила другого человека, но до свадьбы не дошло. Боялась.
Отец и мачеха периодически подбрасывали интересные ситуации. Сначала уговорили продать квартиру, доставшуюся в наследство от матери, чтобы они могли купить дом на юге. Потом надо было взять кредит, чтобы помочь брату наскрести на хороший первоначальный взнос по ипотеке.
Нет, они, конечно, и об Айгуль думали. Обещали оставить ей трёхкомнатную, что опустела после их переезда. Только с оформлением документов не спешили. А вот новые просьбы возникали. Подумаешь, работает как лошадь на полторы ставки и содержит ребенка. Она же на севере. Здесь деньги лопатой гребут. Сама Айгуль, правда, никакой коварности не видела. Она просто любила своих родных и радовалась, что нужна им.
Однажды Айгуль пришла озабоченной.
— Сможешь подменить меня завтра? Нужно будет уйти пораньше.
Странно. Она всегда подробнее рассказывала о своих планах и передвижениях. И вдруг эта загадочность.
— Куда ты собралась? Что случилось?
Она немного поколебалась.
— В больницу. На аборт. Только не говори никому.
— Так ты беременна? Подожди, подожди. Объясни, в чем дело. Может, не придется...
— Не надо. Я уже всё решила. Ничем не поможешь. Просто подмени меня, пожалуйста.
Сказать, что мной овладел ужас — ничего не сказать. С такой ситуацией я встретилась впервые. Слышала, конечно, много о таком явлении, но когда вот так, средь бела дня, человек планирует убийство своего нерождённого ребенка, становится страшно.
Навряд ли кто-то делает это ради развлечения. Или потому, что чувствует свободу и власть. Почти всегда спутник страшного деяния — безысходность.
Лицо её было мрачно решительным. Она торопилась выскользнуть от меня. Не хотела уговоров. Но было в её взгляде что-то ещё.
Вдруг до меня дошло. Она не хочет убивать его. Но думает, что должна.
Я не была психологом, который мог бы профессионально проработать проблему. И не знала, что полагается говорить в таких ситуациях.
Просто рядом находился человек с другим человеком внутри. И этому второму, внутреннему, невидимому ещё, но уже живому и настоящему, был вынесен страшный приговор. Без суда и следствия.
Следующий час был тяжёлым и наполненным слезами. И её, и моими. Это как будто была битва за жизнь, за душу. Не с Айгуль, конечно. С обстоятельствами.
— Думаешь, если сделаешь это, ребенка как будто бы и не было? Ошибаешься. Он уже есть. Он существует. Живой. Настоящий. Он ни в чём не виноват. И скорее всего инстинктивно чувствует твои намерения. Ему очень страшно. И он любит тебя.
Такое решение пришло не просто так. Страхи были не беспочвенны. И вопросы требовали разрешения.
Как платить кредит в декрете? С Артёмом, отцом ребенка, она не была в браке. Положение шаткое. Вдруг ребёнок родится с её диагнозом?
Мне приснился сон, — плакала она. Что родился мальчик. А он инвалид. Без рук и без ног. И глухонемой.
Ещё бы. В таком взвинченном состоянии и не то приснится.
Я знала, что сестричество милосердия при нашем храме оказывает помощь женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации.
— Сколько ты платишь за кредит?
— Одиннадцать.
— С учётом твоей зарплаты, декретных выплат должно хватать не только на него, но и ещё на какой-то минимум. Всё остальное, связанное с ребенком, тебе дадут: коляску, кроватку, вещи, памперсы, даже питание. Если нужно, помогут и продуктами. Мы свяжемся с ними сейчас же.
— Но я мусульманка.
— Это не важно. Помогают всем. Кстати, а отец ребенка знает про него?
— Тёма знает о беременности. Даже обрадовался. Хочет, чтобы ребёнок был.
— Зачем же аборт?
— Я боюсь.
Мы позвонили Наталье из сестричества храма и договорилась о встрече.
А потом написали пост в группу ещё одного благотворительного движения. Кратко описали ситуацию и попросили помощи. Указали контакты Айгуль.
Через несколько дней у неё было всё необходимое для малыша. Хорошего качества. От доброты и отзывчивости людей, которые откликнулись моментально, на глаза до сих пор наворачиваются слезы.
Мы договорились, что Айгуль обязательно даст знать, если возникнут проблемы.
Я уволилась чуть раньше, чем она ушла в декрет, но мы поддерживали связь.
А ещё через год встретились на улице. Она катила коляску с симпатичным малышом. Абсолютно здоровым. Виталик хорошо кушает и радует маму улыбкой. От неё он унаследовал глаза цвета моря.
— Я не представляю, как была бы без него, — говорила Айгуль. Она действительно выглядела счастливой. Прекрасная молодая мама.
А проблемы... Я не знаю, как это объяснить, если не чудом Господним. Они постепенно разрешались. Кредит никуда не делся, но денег на всё хватило.
Недавно Айгуль вышла из декрета. Несколько вредных тёть ушли, и обстановка в коллективе стала более доброжелательной.
Ни один из ужасов, подталкивавших её к страшному шагу, Слава Богу, не сбылся.
* * *
Эта история действительно произошла. Изменены только имена.
Но читая агрессивные призывы к женщинам, я вспоминаю о той мрачной решимости женщины, которая не хочет избавляться от своего ребенка, но как будто бы должна.
Лозунг "Моё тело — моё дело" лишь на первый взгляд даёт женщинам свободу выбора. На самом деле обязывает. Причём, только к одному решению — избавиться.
За пафосными размышлениями о свободе и правильности рационального выбора скрывается жестокость и равнодушие.
Женщины зачастую помнят, сколько их было, этих нерожденных детей. Знают, сколько им было бы сейчас лет.
Современные тенденции — это не про свободу выбора, это про чувство вины и боль на всю оставшуюся жизнь. Потому что никто не хочет расправляться с собственными детьми. Это происходит от безысходности.
Уязвимым будущим мамам нужна поддержка и помощь, а не право распоряжаться собственным телом.