Были случаи, которые заставили меня вспомнить фразу: «Единственная причина, по которой актёр может не выйти на сцену – его смерть». У репетиторов что, также?
Господи, да ты же сам себе начальник – позвони, отмени, перенеси, в конце концов. У тебя же ни с кем не подписаны многомиллионные контракты, тысячи зрителей не купили на тебя билеты.
Но… если человек с минуты на минуту позвонит в домофон, а ты воешь волком?
Это была дежурная проверка сообщений перед уроком. Есть свободная минута – браться за что-то уже не стоит. Последний урок – а завтра в Италию! Вне поля зрения учеников, в смежной комнате на полу лежал раскрытый чемодан, в который я уже начала складывать вещи, и всякие зефиры, и тульские пряники...
И вдруг одно непрочитанное от Марко: «Иришка, прости! Всё изменилось. Я не смогу тебя принять. Я должен срочно уехать по работе. Прости, мы с тобой потом всё решим…»
Пуля попала куда-то под ребро. Заплакать я не успела, дочитать тоже. Ничего мы потом не решим. Ни по какой работе он никуда не уехал. Запиликал домофон. Это Юля. Ей ничего не надо. Чтобы только была сделана домашка. Бабушке приятно, когда уроки сделаны.
Им тогда задали искать слова в квадратике – обводить их по горизонтали, вертикали, по диагонали, слева направо и справа налево. Как сейчас помню – порядковые числительные. А я просто сижу и ничего не вижу. Смотрю и не вижу. Ищу и не нахожу. Смотрю как на какие-то древние письмена. Eleventh, eleventh… да где же? Да где же ты? Пятьсот раз провела по нему, на пятьсот первый, наверное, увидела.
***
Сева должен был прийти как обычно в субботу. Всё тогда тоже, вроде бы, было хорошо, совсем хорошо. Я просто решила посмотреть, может, уже опубликовали на сайте нашего Ромашкинского телевидения сюжет о концерте, в котором я накануне участвовала. Как его сделали, интересно?
Там наш оператор Степан снимал, которого я со школы знаю. Говорим "Ромашкинское телевидение" – подразумеваем "Степан", говорим "ромашкинское радио" – подразумеваем снова "Степан". И корреспондента я знала. Да я там почти всех знала.
Открыла сайт. Не опубликовали. И не опубликуют. Никогда. Закрыли Ромашкинское телевидение, закрыли радио. Администрация. Новый мэр. На прощальном видео корреспонденты, операторы, звукорежиссёры собирали вещи, прощались со зрителями.
Для них это часть жизни. Нет, больше! Для многих из них это вся трудовая творческая жизнь. Да и для меня это было немало. Сколько я в эту редакцию бегала, сколько я там после школы ошивалась, сколько я для них сюжеты готовила… А теперь этого всего… нет?
Мне хотелось, чтобы меня кто-нибудь разбудил, сказал, что этого просто сон, страшный сон, что я пройду по улице Маяковского в Ново-Ромашкино и там между банком и почтой будет это кремовое здание с синей табличкой «Ромашкино-СМИ». И войду, и покажу корочку и скажу улыбчивому охраннику: «Я к Катерине. Или к Степану». А он ответит: «Да я знаю. Сейчас позову».
Мне так хотелось, чтобы кто-то вышел и сказал в конце: «Это была дурацкая шутка!»
Сейчас уже много воды утекло. Всё это воспринимается по-другому, естественно. А тогда я была как самая большая матрёшка, из которой выкинули сразу всех. Абсолютная пустота внутри. Я рыдала почти на разрыв аорты, не могла остановиться. Очень напугала маму, которая в субботу была дома.
Было страшно, гадко и стыдно ещё и из-за того, что через пять минут должен был прийти заниматься Сева.
- Ну, конечно, он придёт! Ему же до меня никакого дела нет, что тут у меня! – кричала я, срывая всю злость на Севе.
Естественно, он придёт. Я же не отменяла занятие. Надо было как-то приходить в себя. Чувство ответственности во мне в конечном итоге побеждает все другие чувства. Он ведь ни в чём не виноват!
Сейчас придёт! А я какая?! На кого я похожа? Кто красив, когда плачет? Я смотрела на себя в зеркало. Как в тумане. Огромный розовый нос, маленькие глазки. Мне было стыдно, что меня сейчас в таком виде увидит Сева.
- Он же увидит, что ты плакала, - мама налила мне воды. – Ну скажи ему тогда, что…
- А что я ему скажу? Что закрыли «Ромашкинское телевидение»? А он спросит: «А чё? Такое есть?!» Было. Что до этого Севе? Он и Первый Канал не знает!
Я пошла в ванную и умылась ледяной водой. Едва успела промокнуть лицо полотенцем, запиликал домофон. Пришёл Сева.
Не знаю, заметил ли он, что я плакала. По крайней мере ничего не сказал и не спросил. Ну и хорошо. На уроке я отвлеклась, забылась. Сразу тысячи вопросов от Севы: «А почему так нельзя сказать? А почему нельзя поставить сразу два артикля к слову "конфета", определённый и неопределённый, если я точно знаю, какая это конфета, но точно не уверен, какая в ней начинка?»
Ничего, стало тогда легче, как будто обезболивающее дали. Самое главное – начать делать.
Ещё у меня есть: "Покачала на качелях мясо и сдала экзамен собаке. Моя Германия"