Когда мы прорвались через главные ворота, я окончательно удостоверилась, что Радмир по жестокости ничем не уступает правлению Кровавого Эдварда. Оставив позади изуродованные трупы охранников, галопом, до самой темноты мы неслись по бескрайней прерии. Спина горела, вся нижняя часть туловища изрядно ныла. Несколько раз хотелось заорать чтобы меня отпустили и оставили в покое. Однако, внутренний голос подсказывал, что страдания мои останутся никем не замеченными.
Знакомая местность осталась позади, я отчаянно пыталась запомнить дорогу. Чужим было всё: кругом однотипные холмы, взгорья да поля, покрытые густой растительностью. На случай, если заплутаю в лесу, бабушка наставляла, что лучше всего идти вдоль реки. Так была бы эта речка! На худой конец деревце какое, но нет, попытки зацепить в памяти какие-нибудь опознавательные знаки оказались тщетными. Стискивая зубы, пыталась войти в состояние транса, как бабушка учила, но даже в этом, привычном деле, настигла неудача. Сложно отрешиться от окружающей действительности, когда с очередным лошадиным прыжком сознание из головы камнем вниз слетает в пятую точку и тут же подбрасывается обратно вверх. Попытки настроиться на тонкие материи я оставила.
Весь день, до поздней ночи ехали мы молча. Спутники, похоже, бесед со мной завязывать не собирались. По правде сказать, я им за это была благодарна. Я не то что бы разговаривать с ними, видеть их не желала. Куда они меня везут? Зачем? Расставание с бабушкой даже не пытка, нет, а всё равно, что смерть... От горя не чувствовала ни голода, ни жажды. В какой-то момент на душе стало невыносимо горько. Меня захватила жалость к своей не сложившейся судьбе, оборвавшейся, так и не успев раскрыться. А я ведь о другом мечтала! Только собралась разреветься, потому как сил терпеть не осталось, как мучители сбавили шаг и перешли на мелкую рысь, и моя лошадь вместе с ними.
В кромешной темноте замаячили впереди слабенькие огоньки. Через пару минут, насколько я смогла разглядеть, мы въехали в разбитый между двумя покатыми холмами лагерь. За левым холмом показались хвойные деревья, похоже, что там лес. Вся же остальная местность тонула во мраке. Лагерь состоял из нескольких десятков палаток. Оттуда, несмотря на поздний час, выскочили воинов двадцать, с заплетёнными в косу бородами, концы которых были скреплены небольшими косточками, и тепло приветствовали прибывших товарищей. В мою же сторону бородачи направляли пылающие факелы, с отлетающими в тёмное небо искрами, и с нескрываемым любопытством разглядывали как причудливую зверушку. Я и в обычной-то жизни не очень люблю привлекать к себе лишнее внимание, а тут до слёз захотелось чтобы меня не заметили вовсе. Особенно сейчас, когда нахожусь на грани полного истощения.
Ведя за уздечку моего коня, Радмир почти шагом подъехал к одной из палаток. Спешился и принялся развязывать мои онемевшие руки. Освободившись, я свалилась с лошади на землю. Никто из собравшихся моего триумфального падения не ожидал. Со стороны я, наверное, выглядела как мешок с картошкой. Ну и наплевать. Сил выглядеть более достойно всё равно не было.
Неожиданно меня с земли подняли сильные руки, помню стальную хватку и громкое сердцебиение. Меня как ребёнка прижал к груди великан. Словно в бреду вспомнился папа. Он единственный, кто из мужчин почти также, кохая, носил на руках, но это было так давно, почти в прошлой жизни. Явь и видения перемешались, и я уснула, вернее, провалилась в темноту.
Очнулась я в просторной палатке в полный рост здоровенного воина, с нестерпимой болью во всём теле. Игривые лучики солнца настойчиво пробивались в щели из-под полога и падали на утоптанный земляной пол длинными светлыми полосами. Кроме моей лежанки, у другой стены стояла ещё одна со смятыми тряпками и одеялами, и больше ничего в палатке не оказалось. На полу рядом с собой увидела деревянную, полную каши, миску с ложкой. От каши шёл пар. Набросилась на еду, как голодный щенок, глотала не распробовав вкуса. Вылизала остатки и оглянулась в поисках ещё чего-нибудь съестного. Кругом хоть шаром покати. Сделав нечеловеческое усилие и превозмогая боль, я поднялась. Переваливаясь с ноги на ногу, всё равно что откормленная гусыня, заковыляла к выходу.
БОЛЬШЕ ПРОЧИТАТЬ МОЖНО ТУТ