- Вы чего тут раскудахтались, больные, то стонут, то смеются без удержу.
- Такие мы, Тоня рассмешила, ее нельзя к нам пускать. На двери написать, посторонним вход воспрещен.
- Какая же она посторонняя, просто никогда не унывает, ни при каких обстоятельствах. Я помню ее всю обожженную, плохо было, а чувства юмора проскальзывало иногда. Сейчас к вам еще одну женщину положим, вот кровать готовлю.
- Тоже операции будут делать или только лечить.
- Капельницы ставить, язва желудка у нее, кровоточит, плохо ей.
- Как и у меня, по две капельницы ставят, кушать постоянно хочется, а нельзя.
- Почему нельзя, супчик в обед принесут, как раз докапаем, встанешь, походишь немного.
- У меня все затекло, второй флакон капают, - и она умолкла на полуслове. В палату вошла бледная изнеможенная женщина и сразу прилегла на кровать. Мы все, как по команде, умолкли, но вдруг она вскочила и подошла к раковине, ее начало рвать.
- Бегу, бегу, ложись, сейчас капельницу поставлю, и все будет хорошо, ты только не волнуйся. Вот тебе лоточек, если будут позывы к рвоте, сплевывай сюда.
У нас пропало настроение, и мы, как по команде вышли в коридор. Рабочий день в разгаре, медработники и больные снуют туда, сюда, негде приткнуться.
- Пойдем в соседнюю палату, нет, не в Тонину, туда, где лежит женщина с подшитой маткой, узнаем, как она.
- Как вы тут, вот к вам целый консилиум привела. Новенькую положили, худо ей, вот мы пока и удалились, а то не выдержим, болтать будем.
- Все равно будем, рты-то нам не зашили, хотя именно с них и начинать нужно было, - и Валентина засмеялась.
- Присаживайтесь, кто на кровать, кто на стул, он у нас один, для особо важных гостей.
- Спасибо, а ты, Валентина, не хотела идти, здесь все свои, какой прием нам устроили. Как вы себя сейчас чувствуете, и что с вами случилось.
- Мне нельзя садиться, а я в туалете немного пригнулась, тут все и началось, в глазах потемнело. Чувствую сейчас упаду, не помню, трусы одела или нет, и поспешила в коридор. Упала бы в туалете и лежала, никто не кинется, да и закрытая была. В коридоре сползла по стеночке и легла, сидеть нельзя.
- Мы перепугались, сестру позвали, вам нельзя сидеть шесть месяцев.
- Не знаю, как я выдержу, так и тянет присесть, но в мозгу отложилось, что этого делать нельзя. Дома первое время муж будет вести домашнее хозяйство, а там и я приноровлюсь.
- К чему только человек не приспосабливается, если заставляют это делать обстоятельства. Ну, что девчонки, пойдем в свою палату, не будем тут мешать, приляжем на кровати и затаимся, как мышки.
- Так не получится, то одной звонят, а то к другой посетители приходят. И от этого никуда не денешься, жизнь продолжается и нам нужно терпеть друг друга.
- Бледная, как полотно, мы если устанем, то тут же присаживаемся, а тут сразу ложиться нужно.
- Приспособиться, ходить и стоять ей можно, устанет лежать, встанет, косточки разомнет.
- Кто из вас оставил телефон, трезвонил, минут десять.
- Как всегда я, ухожу и забываю про него, так, кому я понадобилась. Любимый звонил, сейчас перезвоню, что ему нужно. Так он в коридоре поликлиники меня ждет, пошла, не скучайте без меня.
Пообщалась с мужем, зашла в палату, Валентина сидела на кровати, остальные лежали.
- Ну что приуныли, скоро обед, мой полтора литра супа принес, так, что на всех хватит. Валя, а тебе супчик сейчас в самый раз, налить.
- Будь добра, налей, кушать хочу, не дождусь обеда, у меня тоже суп есть, но он жирный.
- Давайте, пока тепленький похлебаем, тут и мясо есть, домашнюю курицу варил. Говорила, чтобы подольше ее варил, а то она, если не проваришь жесткая. И киселя всем хватит, подставляйте тару.
- Вечером мой суп будем кушать, после обеда муж приехать должен, и тоже курочку отварит.
- Кормят нас хорошо, но у меня все равно чувство голода не проходит, я хлебный человек, без него не наедаюсь.
- А мне врач сказал, что долго еще хлеб есть нельзя, потому что швы плохо срастаются. Да я к нему безразлична, могу жить и без него.
- Ты, Валентина не ешь его из-за полноты, а мне можно, я десять килограмм сбросила, и когда я их еще наберу. Вот приду домой и начну с маленького кусочка, потом буду прибавлять, какое это наслаждение есть хлеб.
- Вот спасибо, накормили, и правда, не такой жирный, как я варю, но вкусный.
- Катя, возьми стихи, почитай, мне их дочка принесла.
- С первых строк боль и отчаяние, просит, чтобы муж вернулся назад. Мало кто возвращается обратно, считают, что своя жена плохая, другая лучше. Но дальше начинается жизнь и тоже со своими проблемами, может даже хуже, чем было. Но мужчины уходят из семьи и сразу обрубают все концы, назад им возвращаться еще труднее. Они терпят все невзгоды и живут, потому что и в новой семье пошли дети. Пишет, что Максимка, я так поняла твой внук, ждет, зовет папу, тянет ручонки к нему. Да им наплевать на это, они устраивают свою жизнь. Молодец, хорошие стихи, задушевные, ей бы в газету их отправить, или еще лучше издать их.
- Она пока не думала об этом. Пойду к ней, посмотрю, скоро капельница кончиться и сразу муж за ней приехать должен.
- Экология у нас плохая, у каждой третьей мамаши, то выкидыш, то угроза выкидыша. У нас раньше клещами не вытянешь, так крепко дети сидели в утробе.
- Это еще, что, у нас в деревне одну молодую женщину месяца четыре перед родами держали в больнице, не разрешали совсем вставать. Ничего, родила здоровенького ребенка, сейчас лет пять ему, такой крепыш.
На другой день с утра девчонкам с язвами желудка поставили капельницы, а остальные притихли на своих кроватях, думая о чем-то своем.