(книга "Больше, чем тире")
Сегодняшний день у Фёдор Максимыча что-то не заладился прямо с самого утра.
Накануне вечером его подопечные немного расслабились и порядком напортачили с распорядком дня, дисциплинкой, порядком в ротных помещениях, да и «общим состоянием дел среди личного состава» на факультете.
Поэтому ежедневный утренний доклад у начальника училища был построен практически только на замечаниях по третьему факультету. В довершение всего сам начальник училища проехался по Фёдор Максимычу своим адмиральским катком так, что тот на весь оставшийся день заполучил «терминаторное» настроение.
И теперь он стоял в дверном проёме рубки дежурного по третьему факультету на первом этаже, устало прислонившись спиной к дверному косяку. Он без удовольствия курил и равнодушно смотрел фильм «Семнадцать мгновений весны», который шёл по стоящему на высоком постаменте у стены старенькому телевизору. Чуть поодаль от него смущённо переминался с ноги на ногу дежурный по факультету и нервно теребил в руках сине-бело-синюю с шитой звёздочкой нарукавную повязку. Все роты третьего факультета - каждая на своём этаже - постепенно и монотонно приходили в себя после учебных занятий и сытного обеда, стараясь в этот день не тревожить Фёдор Максимыча излишней и неактуальной суетой. Весь факультет просто притих в терпеливом ожидании конца рабочего дня.
Федор Максимович – капитан 1 ранга Домбровский - заместитель начальника третьего факультета Калининградской системы. Среди курсантской братии он не имел никакого прозвища, потому что он был одним из тех офицеров, к которым абсолютно все курсанты относились с особым уважением и нескрываемым почтением. Поголовно все его называли только «Фёдор Максимычем» даже в разговорах между собой.
Фёдор Максимович офицер невысокого роста, с постоянно лучистыми и добрыми глазами. Да и, откровенно говоря, улыбка была частой гостьей на его круглом, всегда гладко выбритом лице. Тембром голоса, походкой и ужимками, да и всем своим внешним видом он был чем-то похож на известного артиста Юрия Катин-Ярцева. Ну того самого, который сыграл роль Джузеппе в фильме «Золотой ключик», Томаса в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» и астронома в сериале «Семнадцать мгновений весны».
Он был всегда в меру строг и в меру шутлив. Его юмор и сарказм были тонкими изысканными и никогда не пересекали грань панибратства или, что называется "ниже пояса". Это был ненавязчивый кладезь интеллигентности. Он терпеть не мог ни крепких слов, ни грубых оборотов речи. К курсантам всегда относился уважительно, но держался с ими не то чтобы строго, а как-то сдержанно и принципиально, но при этом ничуть не холодно. При всех своих высоких требованиях к курсантам по части дисциплины, внешнего вида и распорядка дня, мог ради пользы дела немного поступиться с принципами и даже отойти от уставных канонов. Словом, мог проникнуться чувствами и чаяниями курсанта и пойти ему навстречу. Но при этом никогда и никому не позволял злоупотреблять своими терпением и учтивостью. И в приступе признательности и уважения его птенцы-курсанты, за глаза конечно, порой специально изменяли его фамилию, убирая из неё букву «М», отдавая дань его характеру. Получалось очень тёплое и отеческое: «Добровский».
За своих курсантов родного третьего факультета на заседаниях у начальства училища он всегда дрался с яростью льва, защищающего своих детёнышей. В такие минуты он был очень свиреп и вдохновенен. И горе было всем посягнувшим на честь третьего факультета. А вот после битвы со своими коллегами на полях адмиральского аппендикса он спокойно препровождал провинившегося курсанта в свой кабинет, плотно прикрывал дверь и «всаживал ему арбуз» по самые помидоры, чтобы другим неповадно было! Но при этом он не выносил мозг излишними нравоучениями! Наказывал всегда приватно – тэт-а-тэт! При этом он никогда не оскорблял курсанта и не унижал его достоинства. Но реакция Фёдор Максимыча была мгновенной: виноват – получи наотмашь и распишись! И никакие уже оправдательные речи или плебейское стояние в позе кающегося египтянина от курсанта не принимались. И каждый раз после такого наставничества провинившиеся курсанты с удовлетворением и нескрываемым уважением так и говорили: «Уфф! Оттрахал меня быстро - не царапая!». И при этом степень наказания была всегда адекватна степени проступка… ну…вот про это и рассказ…
В отличие от Фёдор Максимыча, этот день ротному баталеру с тридцать второй роты очень даже задался. Наконец-то ему улыбнулось счастье уйти краткосрочное увольнение в город днём – сразу же после обеда. Да и повод был отличный и безотказный: ремонт обуви.
В те перестроечные времена угара социализма страна накануне своего краха вступала в жуткий период управляемого хаоса. Включившись в борьбу за кооперацию, предпринимательство и прочие «изюмины» капиталистического быта в училище как-то тихой сапой перестала функционировать обувная мастерская. Просто в связи с теми самыми новыми веяниями её попытались перевести на самоокупаемость. Курсанты же наотрез отказались платить за то, что по уставу и Конституции должно было быть бесплатным. Поэтому обувная контора, продержавшись на хозрасчёте где-то с неделю, послав всех служивых далеко и надолго, исчезла из акватории калининградской системы навсегда.
Наступили невесёлые времена капиталистического переходного периода. Ну та самая «любовь с первого укуса», о которой я рассказывал в своей истории «Первый поцелуй». И тогда всем курсантам пришлось ремонтировать свои сбитые и стоптанные ботинки за пределами училища – в городе Калининграде.И, конечно же, за свои кровные. Все близлежащие обувные мастерские стали тут же пухнуть и богатеть от казённых клиентов. Ещё бы: более тысячи курсантов стали постоянными клиентами этих заведений!
Вот и в этот раз, ротный баталер, собрав в свой рундук с десяток пар самых жутко стоптанных курсантских ботинок своих собратьев, направился в город с очередной вылазкой к обувной лавке. Увольнение всего два часа, как раз до самоподготовки. И за это время надо было не только отдать ботинки в починку, но и прошвырнуться по городу по магазинам и аптекам, выполняя заказы однокашников, лишённых такой привилегии, как увольнение посреди недели, да ещё и среди рабочего дня.
То, что завершение дня складывается не совсем удачно, ротный баталер понял, когда взасос поцеловал очередную закрытую дверь одной из обувных мастерских. В воздухе уже неприлично запахло палёным. Пришлось приступить к сбору информации о других обувных мастерских путём фронтального опроса местных жителей. Спустя несколько минут какая-то сердобольная бабушка всё-таки раскрыла страшную тайну, что в 20 минутах езды на трамвае в сторону Южного вокзала, неподалёку от парка культуры и отдыха имени такого-то юбилея ВЛКСМ имеется чуть ли не круглосуточно работающая обувная мастерская.
Время увольнения таяло, словно эскимо в теплом кармане брюк, липко и неприятно стекая по ногам. Поэтому ротному баталеру пришлось мчаться «бойцом, ранетым у попу» чуть ли не на другой конец города к спасительной обувной лавке.
Но всё сложилось и получилось вполне удачно. Освободившись в ремонтной мастерской от заплечного груза, баталер, расправив свои затёкшие крылья, помчался обратно в систему, попутно выполняя наказы и заветы своих собратьев. Но как ни старался баталер, он всё-таки немного припозднился с возвращением. Буквально на несколько минут.
Не чуя под собой ног, он влетел на первый этаж спального корпуса и направился к рубке дежурного по факультету, держа в руках слегка помятый квадратный листочек временной «увольняшки».
А в это самое время Фёдор Максимыч Домбровский, как описывалось ранее, спокойно курил, смотрел на Штирлица и размышлял о превратностях судьбы в старательном ожидании окончания рабочего дня. В эту минуту он уже немного расслабился, тёплая нега поползла по его суставам, по позвоночнику и теперь приятно щекотала затылок. Он уже предвкушал неминуемую легкую тонизирующую пешую прогулку к дому, когда мимо него тощей едва видимой тенью просочилось (именно - просочилось) тело опоздавшего из увольнения баталера 32-й роты.
И всё бы ничего, но он просочился именно в тот момент, когда расслабленный и добрый Фёдор Максимыч смачно выпустил изо рта густое облачко сизого табачного дыма. Возникшая за промелькнувшим курсантом естественная турбулентность вынудила это ядовитое облачко по-предательски наброситься на заместителя начальника факультета.
Он закашлялся, дым попал в глаза и … всё!
Пинцет!
Абзац!
Песец!
И гудящий трансформатор в придачу!
Хорошее настроение вновь было испорчено! И кем?!! Каким-то наглым пучеглазым головастиком со второго курса!
«И кроткого человека можно довести до бешенства», - так, кажется, говорил Юлий Капитоныч Карандышев в пьесе Александра Николаевича Островского «Бесприданница».
И Фёдор Максимович взорвался!
- Товарищ курсант! Вы какого лешего здесь делаете?
- Отдаю дежурному по факультету увольнительную записку!
- С какой целью вы были в увольнении? - над курсантом стали сгущаться грозовые тучи.
- Относил в город обувь роты для ремонта, - был немедленный доклад. В такие минуты надо отвечать быстро и чётко.
Капитан 1 ранга Домбровский не любил пространных объяснений. Он так всегда и говорил робкому курсанту: «И не надо передо мной мямлить и мяться! Докладывайте по существу!» Поэтому мямлить нельзя! И мять тоже категорически запрещалось! Ответы должны отстреливаться, как тепловые ловушки у военного самолета во время атаки ПВО!
- Вас не учили вежливости и этике? А? Товарищ, курсант? Почему Вы не спросили «добро» пройти мимо целого капитана 1 ранга? А? – непогодь грохотала уже над самим темечком опоздавшего курсанта.
- До какого часа у Вас увольнение? – в очередной раз сверкнула молния.
- До 17.00! – обречённо промолвил баталер.
- Сейчас 17.05! – сверкнуло совсем рядом с курсантом, и тут же прогрохотало раскатом, - ПОЧЕМУ ВЫ ОПОЗДАЛИ !?
Чтобы не погибнуть, у курсанта реакция должна быть мгновенной – такой же, как сверкающие молнии заместителя начальника факультета, и даже быстрее. При этом никакие пространные объяснения не только не спасут, но даже усугубят складывающуюся ситуацию! Надо срочно Фёдор Максимыча чем-нибудь ошарашить! Так сказать – перехватить инициативу!
И баталер ошарашил так, что Домбровский вынужденно закашлялся во второй раз.
- На меня насрали ! – обречённо выдохнул курсант.
- Чтооооо? – изо рта Фёдор Максимыча дым пошёл колечками.
- В увольнении, - ещё "обречённее" выдохнул баталер, состроив на лице гримасу вселенской трагедии.
- Кто? Как? Где? – теперь из грозовых из туч заместителя начальника факультета вместо молний с громом вдруг посыпались крупные градины ледяных вопросов, больно хлеставших по щекам нерадивого курсанта. А тот сочинял на ходу – спасение где-то ещё брезжило в самых потаенных уголках его подсознания:
- Спешил из увольнения. Грязь холод, дождь и снег. А тут он сидит!
- Кто?
- Голубь. Сизый и мокрый такой!
- Что? Какой голубь? – сощурив глаз от вновь попавшего в него табачного дыма, вопросительно протянул Фёдор Максимыч.
- Ну, голубь. Сидит, мокрый такой. Я думал он мёртвый. Взял его в руки…
- Ну? – в нетерпении спросил подошедший к заместителю начальника дежурный по факультету.
На курсанта уставились две пары офицерских глаз и уже с неподдельным интересом разглядывали лицо вконец завравшегося курсанта: «Ну и что дальше-то было?»
Офицеры жаждали интересной и трагичной развязки.
- А он согрелся в руках и тут же... насрал... прямо мне в руки, - чуть не плача произнёс курсант, ища сострадания у своих наставников, - вот мне и пришлось идти и отмываться. Поэтому я опоздал.
Оба старших офицера прыснули, но тут же, спохватившись, приняли строгий уставной вид. Курсант понял, что его попытка оправдаться окончательно провалилась, и теперь он ожидал только приговора.
Мда. Несмотря на всю свою непредсказуемость, развязка сюжета получилась хоть и внезапной, но ничуть не интересной офицерам. В ней не было ни канонады, ни воплей раненых ни луж крови. Всё обыденно и тривиально. На курсанта просто нагадили... Вот и получай теперь по заслугам.
- Значит так, - Фёдор Максимыч прошёл в рубку дежурного и затушил окурок в пепельнице, - доложите своему командиру, что вам двое суток ареста, - безапелляционным тоном произнес он, глядя на часы. Рабочий день неумолимо клонился к своему финалу и поэтому настроение Фёдор Максимыча снова пошло на поправку.
- Есть, двое суток ареста, – произнес тяжело контуженный курсант. Он принял от заместителя начальника факультета утреннюю эстафету плохого настроения и теперь поднимался к себе в роту с бледным видом и макаронной походкой докладываться командиру о подарке от замначфака...
- Ишь какой орнитолог-засранец выискался, - летело ему во след с усмешкой Домбровское, – птичку ему жалко!... А как обижать замначфака, так ему не жалко…
Самое интересное в этой ситуации было то, что двое суток ареста – это всё равно, что ничего. Так как процессы доставки курсанта на гауптвахту, а, равно, как и его освобождение занимают как раз полный рабочий день.
Пока доедешь до «губы», пока все документы сдашь и оформишь. Пока сдашь продовольственный аттестат, без которого никто кормить арестанта не будет. В общем, неприятные суета, бюрократия и волокита вычёркивают из жизни провинившегося и его сопровождающего целый день.
Так что баталер в тот раз отделался только лёгким испугом, тремя нарядами на службу и месяцем персонального казарменного положения без схода на берег (то есть - выхода в город). Но я должен отметить одно обстоятельство. Баталер не был оригинален в этой лёгкой фантазии про голубя. Просто эту притчу он услышал годом ранее от своего сокурсника-питона, который тоже когда-то опоздал из своего увала в Нахимовском училище, и решил тоже испробовать в более «суровой» обстановке легенду про птичку. Но, как говорится – не проканало…
Но главной заслугой баталера в тот день всё-таки было то, что все поручения своих соплеменников он всё же выполнил.
Ну а ботинки, сданные тогда баталером в ремонт, получал уже другой курсант тридцать второй роты… который, кстати, тоже опоздал из увольнения… но за это ему ничего не было. Так что голубь мира ему не пригодился...
© Алексей Сафронкин 2021
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.